Одинокие души (СИ) - Страница 14

Ужас какой! Выйти замуж за собственного брата.

Я корчусь и выхожу из подъезда.

«Рено» Астахова уже стоит во дворе, и я облегчённо выдыхаю. Парень выходит из машины и стремительно двигается ко мне. Он взволнован и как всегда серьёзен.

– Что случилось? – на выдохе спрашивает он. – Карина? Родители?

– Мое плечо, – улыбаюсь я и прикусываю губу. – Ты оказался прав: я должна была сходить в больницу. Сегодня утром оно распухло, я еле шевелю рукой.

– Лия…

– Давай пропустим ту часть, где ты отчитываешь меня, и сразу приступим к делу. Я думала заехать в больницу.

– В какую? Если мы заявимся на работу к твоим родителям, им скажут, что ты приходила.

– Значит, поищем другую поликлинику. В Питере куча больниц.

– Но не в каждой из них тебя примут. Ты взяла паспорт, полис, карточку?

– Да.

– Что ж, поехали. – Лёша открывает мне дверь, и я аккуратно присаживаюсь на пассажирское сиденье. В машине как всегда пахнет кофе. Этот запах ассоциируется у меня только с Астаховым. – На самом деле твои предки всё равно узнают правду.

– Надеюсь, что нет.

– Но как ты собираешься это скрывать? – Парень пристегивается, нажимает на газ, и мы медленно двигаемся с места. Я тоже хочу пристегнуться, но потом понимаю, что ремень сильно передавит руку. – Если вывих несерьёзный, – продолжает Астахов, – придется носить повязку, если серьёзный – делать операцию. В любом случае, твои родители – доктора и заметят неладное. Тебе так не кажется?

– Не нуди, – растерянно отвечаю я и прижимаю руку к груди. – Возможно, у меня и вывиха нет. Просто сильно ударилась.

– Ну да.

– Лёш, мне и так не по себе. Давай не говорить о плохом.

– Как хочешь, – протягивает Астахов. – Моё дело – предупредить.

Я тяжело выдыхаю и сглатываю. Паршивая ситуация. Лишь бы Максим был неправ и сказал вчера о вывихе для того, чтобы напугать меня.

Провожу здоровой рукой по пальто. Оно большое, тёплое, и мне почему-то кажется, что я его уже где-то видела: черное, длинное, мягкое. Хочется закутаться в него, чтобы внутрь не пробрался ни один порыв ветра. По мне пробегают электрические разряды: нотки мяты заполняют лёгкие, едва я вдыхаю запах, которым пахнет воротник.

– Так откуда у тебя это пальто? – Лёша как всегда вырывает меня из мыслей, и я поднимаю голову. – И где ты посеяла своё?

– Его забрала Кира, чтобы я смогла быстрее двигаться на испытании. А потом вокзал окружили менты. Пришлось убегать. Было холодно, и Максим вдруг решил стать милым.

– Максим?

– Да, тот высокий черноволосый парень, который избил меня. Хотя о чём это я? – Я саркастически выдыхаю. – Тебя ведь не было рядом, и ты не знаешь, о ком я говорю.

– Опять ты начинаешь…

– И никогда не закончу. Ты заслуживаешь длительного выноса мозга.

– Ну конечно. Как Лёша сделает что-то хорошее, всем плевать. А как он проколется, век ему быть проклятым.

– Такова жизнь. Люди помнят лишь плохое.

– Неправда, – Астахов поворачивается и с нежностью смотрит в мои зелёные глаза. – Я помню и хорошее.

Мне становится неловко. Что-то проносится между нами, что-то странное. Мы смотрим друг на друга слишком долго – неприлично долго. Я заправляю локон угольных волос за ухо и неуклюже отворачиваюсь. Чувствую, как горят щеки и вспотели ладони. Только вряд ли это от смущения. Скорее, мне просто не по себе.

– Ты всегда так делала, – прервав молчание, отрезает Лёша.

– Как?

– Отворачивалась и краснела, будто девочка, загнанная в угол.

– Я не понимаю, о чём ты, – эта фраза настолько мне надоела, что я произношу её с легким раздражением.

– Ты всё прекрасно понимаешь. Просто не помнишь.

– Что ты имеешь в виду? Как это понимаю, но не помню?

– А как ты думаешь? – Лёша сжимает руль, и костяшки его пальцев бледнеют. Он стискивает зубы, лицо напрягается. – Как ты думаешь, о чём я? Всё настолько банально, что даже догадываться нет необходимости.

– Поверь мне – есть, – я недовольно смотрю на друга. – Если было что-то, о чём я забыла, не тяни резину и расскажи. Хватит тайн и намеков! Родители, Карина, ты – вы все надоели со своими секретами. Говорите напрямую, что имеете в виду, или молчите.

– Легко тебе говорить.

– Легко? Мне легко? Астахов, лучше не зли меня.

– Конечно, тебе легко. – Лёша протирает свободной рукой лоб. – Ты забыла очень многое, Лия, и это замечательно. Поверь мне, это просто прекрасно, потому что твой прошлый год был полон плохих вещей, и я рад, что ты избавилась от них.

Я замираю: вот подтверждение слов сестры и обмана родителей.

– Что я натворила? – вопрос сам слетает с губ. – Что я сделала?

– Ты – ничего.

– Тогда о чём речь?

– О том, что тебе не повезло. Ты просто-напросто попала в плохую компанию.

Он делает ударение на последнем словосочетании, и я чувствую, как примерзаю к месту. Его лицо искажает гнев, я вжимаюсь в сиденье и внезапно понимаю, что в глубине души знала ответ на все свои вопросы.

– И что же это значит? – Внутри разгорается костёр. Я говорю тихо, но мне хочется кричать во всё горло. – Хочешь сказать, я была связана со «стаей»? Так?

Лёша поворачивается ко мне, и я смотрю в его тёплые зелёные глаза. Они полны сожаления, сочувствия, беспокойства, и мне становится паршиво. Эта жалость во взгляде окружающих начинает сводить с ума!

– Ответь.

– Лия…

– Просто ответь мне!

Парень выдыхает, открывает рот, но не успевает сказать ни слова.

Перед машиной появляется огромное рыжее пятно, Астахов с криком резко выворачивает руль, и мы парим. Я чувствую невесомость каждой клеточкой своего тела. Волосы вспыхивают пламенем вокруг шеи, сумка взлетает перед лицом и ударяется о крышу автомобиля. Мысли сталкиваются, переплетаются, взрываются. Перед глазами всё плывет, предметы летают в салоне, как в космосе, и я вдруг думаю о ремне безопасности. Но это длится мгновение. Мысль ускользает так же быстро, как опора под ногами. Я слышу свой крик, вижу впереди столб и лечу ему навстречу.

Кто-то поднимает мою голову и сжимает руку настолько сильно, что мне становится больно.

– Нет! Лия! – звенит голос. – Лия!

Я пытаюсь раскрыть глаза, но не могу.

– Стас! Вызови «скорую»! Стас!

Я чувствую, как холод сковывает ноги, поднимается по пояснице и выше, к животу, рукам, шее, голове. Меня тошнит, будто я несколько секунд назад парила в небе. Встав сейчас на ноги, я непременно упала бы. Но мне не грозит эта проблема. Я не встану. Следовательно, и не упаду.

– Стас! – продолжает кто-то кричать не своим голосом. Меня поднимают с асфальта. – Где он? Позовите Стаса!

Мы куда-то бежим. Боль отдаёт во всех участках тела, особенно в голове. Я буквально чувствую, как рана на виске расширяется, трещит, превращается в дыру.

– Держись, – ласково произносит кто-то, и я чувствую тепло. Меня укрывают чем-то тяжёлым и горячим. Запах мяты взрывается в голове. – Ты только держись, любимая. Прошу тебя, держись. Не засыпай.

Но я не могу выполнить обещание. Мне хочется, но я не могу.

Теплота в голосе согревает и даёт надежду, правда сейчас этого мало. Я удивляюсь новому тембру Астахова, чувствую резкую боль в голове и громко выдыхаю. Эхом повторяется: «Держись, держись, держись…» Я пытаюсь ухватиться за эти слова, но не могу.

Я проваливаюсь в темноту.

Удары ногой об асфальт пробуждают меня. Я вновь вижу, как толпа подростков стоит перед будкой в парке аттракционов, как она кричит, ликует, шумит и живёт. Шрам встаёт на пьедестал, осматривает «стаю» и с гордостью говорит о том, что ночь в нашем распоряжении. Снова ор, я закрываю руками уши, не могу вытерпеть этот хаос и хочу отойти назад, но вместо этого невидимые нити тянут меня вперёд. Сопротивляясь, я цепляюсь руками за людей, прошу помочь, кричу, пытаюсь остановиться, но не могу ничего с собой поделать. Уже через несколько секунд я оказываюсь перед предводителем и смотрю в его широкие карие глаза. Он громко дышит, недоволен. Он хочет сказать мне что-то, но молчит. Я чувствую недоверие, гнев и обиду, правда, не могу понять, чем вызваны эти эмоции. Осознав, что Шрам говорить не собирается, я вновь пытаюсь убежать, и на этот раз мне удается сорваться с места. Я расталкиваю толпу, бегу сквозь маленькие проходы, тяжело дышу, спотыкаюсь и внезапно оказываюсь на свободе. Я не останавливаюсь, не сбавляю темп, надеюсь, что уже далеко от «стаи». Но, когда поворачиваю голову назад, понимаю, что снова стою перед Шрамом. Паника. Я опять убегаю и снова оказываюсь перед предводителем. И опять… В конце концов, я уже не тороплюсь сбежать. Недоумение рвёт меня на части. Гнев бурлит в венах, не дает страху взять контроль. Я испускаю яростный вопль и делаю шаг к Шраму, нас разделяют сантиметры.