Одинокие души (СИ) - Страница 1

© Эшли Дьюал, 2016

© ООО «Издательство АСТ», 2017

В НОЧЬ СО СРЕДЫ НА ЧЕТВЕРГ найден труп семнадцатилетнего подростка. Тело обнаружил водитель автобуса, проезжая под Центральным мостом в районе восьми-девяти вечера. Григорий Воронцов утверждает, что, когда обнаружил подростка, тот уже был мертв. Судмедэкспертиза подтвердила, что Владимир Ситков скончался на месте. По расположению тела…

Я откладываю газету, не находя сил дочитать до конца. Холод бежит по спине. Вова учился со мной в одном классе. Я неплохо его знала, мы даже пару раз пересекались на общих мероприятиях, и становится жутко не по себе от того, что теперь и его имя числится в списке шестнадцати погибших за последние четыре месяца.

Я встаю из-за стола и иду к себе в комнату.

Несмотря на приближение зимы, дома царит отвратительная жара. Я распахиваю окно и пытаюсь успокоиться. Однако мысли об изуродованном теле Ситкова не покидают меня. Фотография с места преступления стоит перед глазами: его заломленные руки, лужа крови, посиневшее от холода лицо. Я встряхиваю плечами.

– Лия, ты не собираешься с нами? – спрашивает мама, и я испуганно вздрагиваю. Она поднимает перед собой руки. – Прости. Не хотела напугать.

– Не могу… – вижу: мертвое тело Ситкова. Вот он жив, вот – мертв. – Я дома останусь.

– Уверена? Мы достаточно часто общались с матерью Вовы, и было бы неприлично отправиться на похороны без тебя. Он ведь твой одноклассник.

– Уже нет. – От своего же ответа, я пугаюсь. Гляжу на маму и чувствую себя ужасно неловко. – В смысле, – добавляю я, заламывая пальцы. – В смысле мне не по душе идти к Ситковым.

– Страшно?

– Ещё как. До сих пор не могу поверить в то, что он умер.

Мама поджимает губы и понимающе кивает:

– Ты права. Некоторые вещи не поддаются объяснениям. И всё же…

– Нет, – отрезаю я. – Пожалуйста, позволь мне остаться дома. Я не хочу видеть слёзы матери Вовы, не хочу смотреть на его фотографии, не хочу есть остывшую еду и поддерживать разговор с незнакомыми людьми. Это чересчур для меня.

– Ладно, – сдается она. – В таком случае проследи, чтобы твоя сестра вернулась до девяти. Хорошо? Завтра рабочий день, а вам в школу.

Я киваю и смотрю, как мама выходит из комнаты. Вряд ли она знает, что Карина несколько месяцев подряд приходит домой совсем не к девяти. К тому же я всё чаще замечаю отёки, синяки и порезы на её руках, шее, порой даже на лице. Это пугает меня и жутко злит, но, когда я спрашиваю, где она шляется, Карина улыбается и нагло не отвечает, словно в глубине души радуется новой порции ушибов. Утром сестра обычно замазывает синяки дешевым тональным кремом и, не задерживаясь в одной комнате с родителями больше чем на две минуты, убегает в школу.

Иногда мне хочется схватить её за плечи и сильно встряхнуть. Хочется крикнуть: «Что ты творишь? Почему не слушаешь меня, убегаешь из дома? Ведь в нашем районе каждую неделю пропадают или умирают подростки?» Но она не обращает на меня внимания. Это безумно выводит из себя, потому что я старшая сестра. Я главная, чёрт подери. Но Карина… Видимо, ей наплевать. Совсем наплевать.

Захлопывается входная дверь. Я слежу за тем, как отъезжает машина родителей, и, задернув занавески, решительно выдыхаю. Если сегодня не увижу сестру дома вовремя, придушу её собственными руками.

Затем меня вдруг накрывает странное чувство безысходности. Я ведь догадываюсь, где она и почему на её теле появляются синяки. Но мне не хочется признавать правду. Я упрямо отказываюсь верить в то, что Карина связалась с бандой подростков, которые славятся лишь тем, что у них абсолютно отсутствует чувство страха, совести и морали. Мне противно даже думать о том, что она проводит время с аморальными людьми, с этими животными.

Я протираю руками холодное от пота лицо и неуверенно оседаю на кровати.

Каждый подросток нашего района знает, что, едва наступают сумерки, на улицы выходят они.

Банда тинейджеров. Место их гнездования – заброшенный парк аттракционов. Никто точно не знает, что они там делают, чем занимаются, но все уверены: связаться с ними – значит подписать себе смертный приговор. Практически все из числа шестнадцати погибших проводили время с ними, и что теперь? Теперь их тела находят в районе парка и гадают: то ли подростки сошли с ума и решили накладывать на себя руки ради забавы, то ли их убивают, толкая с моста, топя в реке или ставя подножку на железнодорожных путях.

Мне всегда становится плохо, когда я думаю об убийствах, но сейчас всё по-другому. Сейчас речь идет о Карине, поэтому вместо недомогания я чувствую дикую злость. У меня внутри словно разгорается пожар. Я готова сорваться с места, схватить папино ружье и убить каждого, кто попытается причинить ей вред. И мне плевать на последствия. Я ощущаю огромную ответственность и понимаю, что, сидя дома и сложив руки, позволяю Карине сильнее запутываться в сетях этой банды.

Не знаю, сколько проходит времени. Я плаваю в размышлениях несколько минут или часов, но неожиданно мои мысли прерывает звонок в дверь.

– О да. Слава богу! – чеканю я, выбегая из комнаты. Карина вернулась вовремя. Что ж, она спасла жизнь не только себе, но и мне. Замечательная новость. – Клянусь, приди ты ещё минут через десять! – восклицаю я, открываю дверь и вижу на пороге Лёшу.

– Чёрт…

– Чёрт? – удивляется он. – Я так плохо выгляжу?

– Я думала, это Карина, – признаюсь я и пропускаю парня вперед. – Она как всегда задерживается.

– Твоя сестра идиотка. – Он произносит это с явным укором, но я даже не пытаюсь его переубедить. Она идиотка, зачем отрицать? – Ты сказала ей, что те парни опасны?

– Ты же знаешь, что сказала.

– Почему она тогда не дома?

– Откуда мне знать? – Я захлопываю дверь и, волнуясь, заправляю за уши непослушные волосы. – Может, они держат её? Может, она не в состоянии уйти?

– Умоляю тебя…

– А что? Что я должна думать?

– То, что Карина попала в плохую компанию.

Лёша – мой единственный и, пожалуй, лучший друг. Все его слова, выводы – мои слова, мои выводы. Мы неоднократно обсуждали данную ситуацию, я даже просила его поговорить с Кариной. Но всё бесполезно. Такое чувство, что мою сестру подсадили на наркотики, и теперь она не может оставаться дома, встаёт и идет за очередной дозой.

– Я думала, ты на похоронах, – тихо протягиваю я и смотрю на Астахова. Его каштановые волосы не уложены, смяты, будто он только проснулся. – Кажется, у Ситковых соберётся вся школа.

– Не для меня такие сборища, – горько усмехается парень. – По мне, похороны – пустая трата денег.

– Почему?

– Сама подумай. Приходят незнакомые люди и начинают говорить об уже мёртвом человеке так, словно он был их лучшим другом. Едят и пьют далеко не вишнёвый компот. К чему всё это? Я считаю, прощаться с человеком должны только близкие. Никого лишнего: родители и лучшие друзья.

– Наверно.

Астахов кивает и бредёт на кухню. Там по-хозяйски наливает себе воды и вновь поворачивается ко мне:

– А ты чего не пошла?

– По той же причине, что и ты, – сажусь за стол. – Меня тошнит от похорон. Не люблю мероприятия, в которых главную роль исполняют покойники.

Лёша усмехается и протирает руками лицо. Только сейчас я замечаю, что парень выглядит уставшим. Задумываюсь: «Может, он подавлен смертью Вовы? Они иногда общались на перемене, но вряд ли это сделало их друзьями».