Одиночество Новы - Страница 8
– Ты ей руку сломала, – напоминаю я.
Делайла стучит кулаком в дверь.
– Она к Дилану целоваться полезла, – шипит подруга, мстительно улыбаясь и сжимая кулаки. – Мало ей еще. Пусть скажет спасибо, что ты меня удержала.
Я качаю головой, и у меня проскальзывает короткая улыбка. Иногда, в очень редкие минуты, мне это удается: улыбаться и не чувствовать себя виноватой. Но этот миг так же быстро проходит, я вновь хмурюсь и погружаюсь в бесчувственное оцепенение.
– Входите! – рявкает кто-то из-за двери, когда Делайла стучит снова.
Подруга делает игривое лицо, чуть-чуть подтягивает кверху джинсовую юбку, а потом открывает дверь и вплывает внутрь. Я вхожу следом за ней в комнату, полную влажного дыма, к которому примешивается легкий запах травки. Там стоят замызганные клетчатые диванчики и кофейный столик в трещинах. На деревянных настенных панелях пятна от воды, а потолок, когда-то белый, уже утратил всякий цвет. Рядом кухня, вся заваленная пустыми бутылками, окурками, грязными тарелками и мусором. В дальней стене проход, как можно догадаться, в коридор, но его прикрывает грязная оранжевая занавеска. Еще какой-нибудь год назад меня бы никто никогда не увидел в подобном месте – я была не такая, да и Лэндон бы этого не допустил. А теперь я уже не знаю, кто я и почему мне здесь не место, – наверное, потому, что в незнакомых местах обостряется моя болезненная привычка, и я пересчитываю все чертовы фотографии на деревянной стене.
– Ух ты, блин! Ты еще красивее стала, чем раньше. – Дилан встает с кресла, в котором сидел развалившись, и бросает сигарету в пепельницу.
Он высокий, довольно тощий, голова у него бритая. Руки все в замысловатых татуировках, в основном черных, но есть и цветные – темно-красные и цвета индиго.
Делайла взвизгивает, подскакивает на месте и бросается Дилану на шею. Они горячо обнимаются и тут же смыкают губы в страстном поцелуе. Тристан, который играет сам с собой в дартс в дальнем конце комнаты, смотрит на меня и закатывает глаза, кивая на Делайлу с Диланом и слегка пожимая плечами. Я Тристана не так уж хорошо знаю, но он мне всегда казался отличным парнем. В нормальных обстоятельствах с ним было бы, наверное, приятно целоваться. У него красивые губы, а светлые волосы хоть и редковаты, зато такие мягкие. Руки у Тристана тонкие, сам он высокий, широкоплечий, а глаза темно-синие. Вообще-то, когда смотришь на него, кажется, что ему не место здесь, в этом доме, заваленном кальянами, мундштуками для сигарет с марихуаной и бог знает чем еще.
Минуты идут, а Дилан с Делайлой все не отлипают друг от друга и в конце концов, продолжая обниматься, уходят за занавеску, а я остаюсь в комнате с Тристаном и его дротиками.
С минуту Тристан молча смотрит на меня, затем берет с кофейного столика пластиковый стакан.
– Ну что, чем ты там занималась? – спрашивает он и, сделав глоток, ставит стакан на место, снова поворачивается к мишени, целится в нее, прищурив один глаз.
– Училась. – Я обхожу диван, сокращая расстояние между нами. Из старого стереопроигрывателя в углу доносится музыка «Emily» группы «From First to Last». – А больше и ничем. – Я подхожу сзади и смотрю, как он кидает дротик в мишень – почти в самый центр. – А ты?
Тристан пожимает плечами и снова протягивает руку к стакану:
– Работал, жил. Честно говоря, хвастаться особо нечем. – Он подносит стакан к губам, откидывает голову назад и делает большой глоток, а потом сминает стакан и швыряет в переполненное мусорное ведро в углу, рядом с лампой без абажура. – Хочешь выпить или еще чего-нибудь?
Я раздумываю. Шум в голове после тех нескольких глотков из фляжки уже утих, так что остается или торчать тут и считать до ночи, пока Делайла не закончит свои дела с Диланом, или, как Тристан предлагает, выпить и постараться хоть так ощутить какую-то тишину.
– А что у тебя есть? – спрашиваю я.
Он улыбается, делает мне знак идти за ним, перескакивает через спинку дивана и направляется в кухню. Я выбираю другой путь – обхожу диван – и отмечаю: на то, чтобы дойти вслед за Тристаном до холодильника, мне понадобилось двенадцать ровных, твердых шагов. Тристан открывает холодильник, сует туда голову и начинает перебирать разные сорта пива. Наконец выбирает «Корону», и я невольно улыбаюсь: восемь месяцев прошло, а он не забыл, что я люблю. Тристан захлопывает дверцу холодильника ногой, подходит к кухонному столу, приставляет горлышко бутылки к краю и срывает крышку.
– Держи, – протягивает он мне открытую бутылку, в которой пенится золотистая жидкость.
Я выдыхаю, только теперь заметив, что все это время стояла не дыша, и подношу горлышко бутылки ко рту.
– Спасибо.
Тристан кое-как протискивается между мной и кухонным столом и уходит обратно в гостиную, подворачивая на ходу рукава черной рубашки.
– На здоровье, – отвечает он. – Ты вообще какая-то немного взвинченная. Может, хоть расслабишься.
Ничто мне не поможет расслабиться. Никогда. Ничто не заглушит воспоминания о том дне, сколько ни старайся, ничто не вернет утраченного. «Почему ты это сделал, Лэндон? Почему?» Едва в памяти всплывает его печальный смех, как чувства, пережитые в тот проклятый день, сразу же пробивают брешь в стене, которой я от них отгородилась. Я моргаю и моргаю, снова и снова, слезы начинают щипать глаза. «Заткнись! Заткнись! Сейчас не время. Дождись, когда будешь дома, одна». Но они все скапливаются в уголках глаз. Вот-вот горячие капли обожгут щеки, и от них останутся пятна на коже. В панике я начинаю считать полоски на панели, которой отделана стена. Дохожу до пятнадцати, запрокидываю голову, залпом выпиваю половину «Короны» и только тогда чувствую, что снова могу дышать.
– Ты как, ничего? – спрашивает Тристан, глядя, как я жадно глотаю пиво, потом подходит к мишени.
– Да, отлично, а можно мне тоже сыграть? Мне надо отвлечься.
Губы у него изгибаются в улыбке, когда я начинаю вытаскивать красные дротики из мишени.
– Можно, конечно, только давай уж тогда добавим азарта и сыграем на интерес? – Его взгляд скользит по моим голым ногам, по подолу платья, а затем поднимается к глазам. Судя по его горящим глазам, сейчас предложит что-нибудь связанное с сексом, думаю я, но он говорит только: – Победитель должен проигравшему двадцать баксов, идет?
Я глотаю последние слезы, которые все еще норовят выкатиться из глаз, и протягиваю руку:
– Договорились.
Мы пожимаем руки, и Тристан задерживает мою ладонь в своей, прежде чем отпустить.
– Дамы вперед, – говорит он и отступает к дивану, освобождая мне место.
Я становлюсь перед мишенью. Считаю в обратном порядке, потом делаю вдох и, задержав дыхание, кидаю дротик. Он попадает в яблочко. Стараюсь отогнать от себя воспоминание о том, как мы с Лэндоном в последний раз играли в дартс и как он мне поддался, хотя и не признался потом.
– Ух ты, кажется, я только что выбросил на ветер двадцать баксов. – Тристан потирает небритый подбородок, подходит к мишени и долго целится. Бросает и чертыхается – дротик летит косо. Он втыкается в самый край мишени, и Тристан поворачивается ко мне, качая головой: – М-да, похоже, не стоило мне на деньги играть. Перебрал уже чуть-чуть. – Он усаживается на подлокотник кресла, оглядывает меня с головы до ног, лампочка надо мной мигает. – Где это ты научилась так играть? Или просто новичкам везет?
Я бросаю дротик не глядя, и он снова попадает почти в яблочко.
– У меня был самый лучший учитель.
– Кто это? – Тристан склоняет голову набок, уголок его рта насмешливо изгибается. – Делл из здешнего бара, что ли? – шутит он. Делл – местный пьяница, который считает себя чемпионом во всем. – Это же он всегда хвастается, что лучше всех в мире играет в дартс.
Я с трудом глотаю комок. Яркое воспоминание вспыхивает в голове.
– Нет, парень, с которым раньше встречалась. – Я делаю еще один большой глоток и велю мозгу заткнуться. «Не надо об этом. Пожалуйста. Не сейчас».
Я слышу, как Тристан резко переводит дыхание – должно быть, вспомнил о том, что случилось. Эта весть разнеслась тогда по всему городу за считаные часы, и забыть о таком довольно трудно. Вскоре у Тристана у самого погибла сестра, но это был просто несчастный случай: оказалась не в том месте не в то время.