Одиночество героя - Страница 12
— Кто такой Иванюк? — спросил я.
— Так это же Сереня, — провозгласил Вован, будто сам пораженный этим обстоятельством.
— Я не скрываю, — с достоинством подтвердил Сереня, занятый разливом коньяка.
— Подписывай, дядя Вань, — благодушно поторопил Вован. — Заодно сразу обмоем.
— Но как же так? Если я подпишу этот документ, то уже неважно, отдам долг или нет, — машина все равно ваша? Ничего себе залог!
Вован с Сереней насупились.
— Эх, дядя Ваня, — вздохнул Вован. — Мы с Сереней хотя не такие образованные, как ты, зато людей понапрасну не обижаем… Вот скажи, мы с тобой скорешились или нет? Токо честно.
— Вроде скорешились.
— Мы тебя с Сереней хоть раз обманули?
— Вроде нет.
— Чего же ты, засранец, горбыля лепишь? Ты что, слепой? Третий пункт ты прочитал?
Я прочитал. В третьем пункте было сказано, что все спорные вопросы, возникшие между сторонами, решаются по суду.
— Вовик, но это же абсурд! Непонятно, зачем вообще здесь этот пункт. В какой же суд я должен обращаться? По каким спорным вопросам?
— Он над нами издевается, — взъярился вдруг Сереня. — Падлой буду, издевается!
— Терпение! — успокоил Вован. — Дядя Ваня хотя и старый, но в бизнесе новичок. И потом, Леонид Григорьевич просил, если можно, обойтись без увечий… Скажи, Вань, ты слыхал, что такое маркетинг?
— Да, слыхал. Это…
— Помолчи пока… Серый на тебя обиделся, и он по-своему прав. Гляди, что получается. Мы стараемся, выполняем все твои капризы: девочку — пожалуйста! пушку — пожалуйста! — а от тебя, выходит, никакого обеспечения? Так не бывает. На халяву у нас не проходит. Или деньги на бочку, или подписывай залог. У нас — фирма солидная.
— Тогда так, — я вроде нашел выход. — Пистолет забирайте, он мне не нужен. За Ольгу остаток принесу завтра в «Куколку». В пять вечера. Устроит? Отдам лично Щуке. Так ему и передайте.
— Псих, — буркнул изумленный Сереня и залпом выпил коньяк. — Натуральный псих. Не понимает по-хорошему.
Вован смотрел с сочувствием: его выдержка была беспредельной. Только левое веко нервно дернулось, он прижал его пальцем. Спросил:
— Ты до нас нигде ничего не пил?
— Я же за баранкой.
— Чудно, а похож на пьяного…
Он терпеливо объяснил, что по правилам маркетинга, если товар доставлен по адресу, тем более оружие, то обратного хода ему уже нет. И это логично. Иначе все так и будут бегать с пушками туда и обратно, мало ли какие у клиента появятся заскоки. Второе. Сама попытка отказаться от заказанного товара, то есть попросту кинуть купца, приравнивается к беспределу и наказывается только одним способом, ему пока не хочется говорить — каким. В любом случае за такую гнусную попытку сразу начисляются пени, увеличивающие цену вдвое. И третье. Если я полагаю, что Леонид Григорьевич, стоит поманить его пальцем, примчится за моими жалкими крохами, то я, дожив до седых волос, так ничего и не понял в жизни. Леонид Григорьевич уже оказал мне большую честь, встретился со мной лично. Но это было один раз, и на это, вероятно, у него были свои особые причины.
— Врубись, Ваня, — с жалостью сказал Вован. — Кто ты и кто он. Не будь смешным.
— Или ему отдам деньги, или никому, — уперся я. — У меня тоже есть причина.
— Он не просто псих, — вмешался Сереня, — он наглый. Подписывай бумагу, сволочь!
— Ничего не подпишу, пока не поговорю со Щукой.
Сереня размахнулся с правой руки, но я этого ожидал и подставил блок. Потом дотянулся и толкнул его в грудь. Вместе с табуреткой он свалился на пол и приложился затылком об угол газовой плиты. От резких движений со стола слетело несколько предметов, но бутылка коньяка устояла. Вован укоризненно покачал головой:
— Напрасно ты это сделал, мужик. Сереня не простит. Пойми, мы тебе лично зла не желаем, но работа есть работа. Подписывай купчую, пока он не очухался. Неужто еще пожить неохота?
В его голосе прозвучало что-то похожее на уважение.
— Неужели нельзя договорится без кулаков. Ты же, Вовик, культурный человек.
— Это тебя не спасет, Иван Алексеевич. Подписывай — и разойдемся миром. С Сереней уладим. Ну отвесит пару тумаков, не больше.
— Завтра принесу деньги в «Куколку». Не достану — подпишу. Щука согласится. Скажи, у меня важное сообщение. Касательно Шалвы.
— Касательно кого?
— Ладно тебе, Вовик, не темни.
— А ты не так прост, дядя Ваня?
Подозрительно долго не подававший признаков жизни Сереня наконец зашевелился и сел — спиной к плите. Обвел нас снизу ошалелым взором.
— Вставай, Серый, — позвал Вован. — Простудишься лежамши.
Сереня счастливо улыбнулся.
— Во вырубился, да?! Черепком о противень, — потрогал затылок, покряхтел. — Желвак вырос — с кулак. Ты же меня чуть не убил, сморчок.
— Отчаянный старикан попался, — похвалил меня Вован. — Хотя с виду не скажешь.
— Коньяк остался? — спросил Сереня.
— Целая бутылка, — успокоил Вован.
— Ну что, счас выпью, и будем дядю мочить?
— Погодим немного. Надо еще кое о чем покалякать.
— О чем, Вов? Он же невменяемый, — Сереня переместился за стол, налил полную чашку и махом выдул. На меня не глядел, будто я его больше не интересовал. Не понимал я этих ребят, нет, не понимал. В их поведении была какая-то иная логика, не внятная моему уму. Не первый раз с ними сталкивался — на дорогах, в магазинах, — и каждый раз они ставили меня в тупик. С виду обыкновенные молодые люди — сытые, ухоженные, редко повышают голос, — но все-таки иной раз возникает ощущение, что это пришельцы. То есть или они пришельцы, или мы — все остальное население, зачем-то задержавшееся на свете после окончательной победы рынка. Сосуществование почти невозможно: им тесновато, нам — страшновато. Для них Москва узкая, для нас тротуары чересчур просторны. Мнилось: укрыться, спрятаться от них можно за железными дверями квартир, но, как показал нынешний случай, это тоже иллюзия.
— Прости, Сережа, — повинился я. — Я же не ожидал, что ты так сильно шмякнешься.
За Сереню, глухого к мольбам, ответил Вован.
— Проблема не в Серене, — произнес задушевно, — ему не впервой. Проблема в тебе, дядя Вань. Почему ты ведешь себя как последняя сявка? Нельзя же так. Мы к тебе со всей душой, а ты нам сраку под нос… Ладно, доложу о твоем поступке Леониду Григорьевичу, пусть решает.
— Не понял, — поднял брови Сереня. — При чем тут Григорьевич? Ты хочешь сказать, эта гнида будет дальше жить?
— Недолго, — успокоил Вован. — До завтрашнего дня. Потерпи, сынок.
Забулькал звонок у входной двери, пожаловала Оленька. С ее приходом атмосфера разрядилась. Оба братана оживились, наперебой принялись за ней ухаживать, налили коньяку, пододвинули закусок, и она приняла это как должное, ничуть не оробела, не смутилась. Более того, когда развеселившийся Сереня, забыв о своем увечье, невзначай ее облапил, грозно цыкнула:
— Убери лапы, падаль! Глаз выколю.
Сереня блаженно заухал.
Я не знал, что и думать.
Эта новая Оленька — с крикливым, резким голосом, наполненным глумливыми интонациями, с резкими движениями, с ядовитым взглядом — хабалка, да и только. Но ведь я знал и другую Оленьку — ночную, нежную, робкую, умную, — нормальную девушку в состоянии любви. Какая же из них настоящая? Старый сердцеед, я всерьез озаботился этим вопросом, словно забыл, что любимая женщина имеет столько обличий, сколько дней в году. Думаю, и Жанна д'Арк бывала разной — по настроению, по обстоятельствам — одна в бою, другая в молитве, третья в шашнях с дофином; не говоря уж о праматери всех женщин, коварной и двуличной, но такой наивной — Еве.
Братаны хлопнули еще по чарке и начали собираться восвояси.
— Не будем мешать молодым, не будем, — галантно попрощался Вован, похлопав меня по плечу. — Завидую, счастливчик! Какую деваху отхватил почти задаром.
Сереня высказался более прозаически:
— Отсрочка тебе не поможет, дядя Вань. По всем счетам заплатишь с лихвой.
И, болезненно скривясь, погладил шишку на стриженой башке.