Одиночества нет - Страница 9

— Будешь?

Она помотала головой:

— Из горла?

Он дернул бровью и опять посмотрел в окно:

— В том, чтобы пить из горла есть что-то настоящее. Честное. Только ты и напиток. Какой он есть, не исправленный формой бокала и светскими привычками.

— О! Целая философия!

— А философия всегда должна быть в простых вещах. Иначе в ней нет смысла. Так что, решилась?

— Нет. Лучше воздержусь от лишней натуральности. А что это, кстати?

— «Мятный родник».

— Ликер? Который «Элика» делает? — уточнила Лена, хотя пробовать все-таки не собиралась. — Сладкий?

— Освежающий, — кивнул гость.

Помолчали. Он — глядя за окно. Она — осматривая свои сложенные на коленях руки.

— Так что сегодня? — спросила девушка. — Будете лечить или сказки рассказывать?

Трубочист широко улыбнулся:

— Сегодня будем гулять!

Лена поймала себя на том, что когда Паша намекал на свидание, прогулка казалась последним, чего она хочет. Однако сейчас предложение выглядело интересным, хотя и не самым заманчивым.

— И где же мы будем гулять? — спросила она, готовясь к предложению посетить обычные места свиданий: Елизаветинскую набережную или Монастырский бульвар.

— Мы будем гулять по крышам! — сообщил трубочист, распахнув глаза.

— И как же мы туда попадем? — она даже не удивилась неожиданному приглашению.

— Естественно, через печную трубу.

— Но… я же перепачкаюсь! — возмутилась Лена.

— Нисколько, — покачал он головой и взял ее за руку. — Я уже все вычистил. В конце концов, это моя профессия!

Лена очень сильно сомневалась, что и впрямь возможно пролезть через трубу, да еще и не испортить одежды, но перспектива прогулки по крышам завораживала.

Путь через трубу девушка запомнила очень смутно. Гость забрал со стола полотняный мешочек и увлек ее к камину, в котором уже была установлена деревянная лестница, и она поставила ногу на первую ступеньку. Потом темнота, и вот она уже стоит на крыше, а рядом высится кирпичная труба, прикрытая жестяной крышечкой. Впереди на гору вбирались красные, подсвеченные заходящим солнцем коньки крыш, а сзади синел залив. Она неловко переступила на мостках, уложенных поверх черепицы, и крепче сжала руку спутника.

— Страшно? — прошептал он на ухо.

— Ага, — кивнула она, но улыбнулась.

— Пойдем, — опять шепнул он и потянул ее за собой.

Они прошли вдоль дома, и перебрались на крышу старого домика на Цветочной. Здесь здания почти смыкались кровлями над узенькой улицей, и над ней даже были перекинуты мостки.

— Мы что, будем переходить на ту сторону? — спросила она, желая, чтобы ее переубедили.

— Да. Ведь мы гуляем по крышам! Не бойся, это совсем не страшно!

Трубочист отпустил ее руку, и, выйдя на мостки над улицей, остановился на середине. Легко, будто стоя на тротуаре, обернулся. У девушки перехватило дыхание: он стоял над пропастью на двух тоненьких досочках, сбитых поперечными планками. Лена не только не могла представить, что перейдет сама, она была готова упасть в обморок уже от страха за спутника.

— Не бойся, — улыбнулся трубочист и протянул руку. — Посмотри, как здесь красиво!

— Очень красиво. И мне совершенно неплохо на этой стороне.

— Пойдем, — позвал он. — Останешься здесь — не увидишь моря.

Лена помотала головой:

— Увижу как-нибудь в другой раз.

Не сразу, но она нашла в себе силы и перешла через улицу. Хотя, когда шагнула на доски, чуть не умерла от страха.

— Дальше пойдет легче.

— Правда?

— Обещаю.

Они шли по узким крышам старого города, взбирались по мосткам на высокие кровли, крались мимо узких чердачных оконцев. Город с его темнотой и серыми сумерками остался внизу, а здесь было полыхающее закатом небо, красная черепица под ногами и лес труб и флюгеров. Раньше, глядя с земли, она и представить не могла, что на самом деле флюгера такие большие. Захотелось остановиться, прислониться к печной трубе и стоять, глядя по сторонам, дышать свежим морским воздухом, но трубочист все время тянул дальше — вдоль Южного вала к Медному рынку. И Лене нравилось, что он держал ее за руку.

— Подожди! — все-таки попросила она. — Дай передохнуть. У меня голова кружится. Наверное, от свежего воздуха.

— Хорошо, — присел он на мостки, взбирающиеся на крутую крышу.

Лена вдруг захотелось, чтобы он встал за спиной и обнял ее. Такой настоящий, надежный. Ее даже удивило, что она вообще может так думать о другом мужчине после того, что случилось. Девушка покачала головой и глубоко вздохнула.

Здесь обзор был не так хорош — за спиной высокая крыша, похожая на островерхую шляпу с широкими полями, и точно такие же крыши напротив. Взгляд Лены остановился на прикрывающей дымоход ажурной жестяной крышечке, похожей на кровлю маленького домика. Такие же, только более или менее затейливые, были и на остальных трубах.

— Зачем их делают? — спросила Лена.

Трубочист даже не посмотрел и не переспросил, просто пожал плечами:

— Чтобы дождь и снег не попадал в трубу. Только из-за них птицам порой приходится несладко.

— Почему?

— Когда холодно, они часто прилетают погреться, а потом засыпают от угарного газа и падают в трубу.

Девушка распахнула глаза:

— А потом?

— А потом жильцы вызывают нас, и мы их достаем, — пожал плечами трубочист, — был случай: кто-то привез из дальних стран экзотическую птицу. Такую яркую, с цветными перьями.

— Попугая?

— Наверное. А потом этот попугай улетел. Было уже холодно, и бедолага никак не мог найти себе места. Отощал, облез. Прилетел к трубе. Может, ему показалось, что это маленький кусочек теплой родины…

— И вы его спасли?

— Да. Успели. Он большой был, закупорил собой дымоход. Когда мы его достали, отдали хозяевам дома.

— И как он?

— Освоился. Хотя все еще тоскует по родине.

— Грустная сказка, — вздохнула она.

— Грустных сказок не бывает, — сообщил трубочист.

— А можешь меньше менторства? — поддела Лена.

Трубочист кивнул, и они пошли дальше. Еще дважды пришлось перебираться через улицы, причем второй раз не понадобились даже мостки — так близко сходились крыши домов. Наконец они перешли через улицу Медников и остановились. Эта линия домов стояла прямо на берегу моря.

Давным-давно, задолго до всех революций, здесь была крепостная стена города. Она проходила ровно над водой, чтобы не оставалось места для высадки врага. А потом, когда крепость стала ненужной, стену начали разбирать, но магистрат решил, что ее можно продать горожанам и те устроят в ней дома. Так и сделали. Разделили стену на участки, жильцы выстроили узкие фасады, выкрасили их в разные цвета, надстроили этажи, перекрыли черепичными крышами, и теперь только с моря можно было увидеть, что это старая крепостная стена. А люди жили на самом краю города, и в их окна стучался морской ветер.

Башни тоже не остались пустыми. В Медной обустроили жилье, а в другой какая-то маленькая неортодоксальная церковь открыла часовню Девы Марии. Сюда на берег приходили матери и жены просить святую заступиться за родных в далеком море. И морской ветер, врывающийся в открытые узкие окна башни, чудесным образом не трогал пламя свечей перед фигуркой святой.

Трубочист помог Лене перебраться через конек крыши и остановился:

— Ну, вот мы и на месте.

Она остановилась и ахнула. Справа были видны башни замка, подсвеченные лучами заходящего солнца, крутой дугой выгибался берег залива, обрамленный пирсами порта и увенчанный портовыми кранами, а за ними темнел лес. Слева берег выгибался такой же плавной дугой в другую сторону, и там за городом на горке поднималась над соснами розовая в закатном свете башня маяка. А под песчаным обрывом, беззаботно побросав велосипеды, стояли мальчишки, и пускали по воде окатыши.

— И что теперь? — спросила Лена.

— Теперь, — улыбнулся трубочист, развязывая полотняный мешочек, в котором что-то перекатывалось с глухим стуком, — мы будем сидеть на краю, свесив ножки, кидать в воду камешки и разговоры разговаривать.