Один в поле воин - Страница 5

Завесу Ванька разрешил снять уже возле метро.

– Что это было? – спросил Саня.

– Ты про что? – непонимающе уставился Ванька.

– Ну там, в кухне? – Саня передёрнул плечами, вспоминая ор Денискиного папы. – Ты чего так долго не волшебничал? Понравился концерт?

– Да я волшебничал, – судя по Ванькиному тону, ему сейчас тоже было не по себе. – Гладил ему мозги. Только бесполезно. Он по-любому нас бы ментам сдал.

– Почему? – удивился Саня.

– Потому что такие мозги, – мрачно объяснил Ванька. – Ты, наверное, думаешь, гладить мозги – это заставить человека делать что ты хочешь? Типа как гипноз, да? Так вот, обломись! Когда гладишь мозги, человек просто становится лучше, чем только что. То есть по максимуму лучше, на его уровне. Понимаешь? Если ты гопнику мозги погладишь, он не станет как профессор. Гопник, он даже когда мирный, всё равно гопник. И никакой волшебкой ты его профессором не сделаешь. Короче, этот дядька совсем непрошибаемый. Ну, стал чуть-чуть получше… а толку? Только матерился поменьше.

– У тебя так раньше уже бывало? – поинтересовался Саня. – Когда глажка мозгов не помогает?

– Слышал про это, – смущённо ответил Ванька, – но вот чтобы так – в первый раз. Надо будет Серёге сказать, может, им в «Волне» этот дядька пригодится, для опытов.

Вновь прозвучала эта загадочная «Волна», про которую Саня всё забывал спросить. Значит, сейчас самое время.

– А «Волна» – это что? Ещё один отряд?

– Ну, не совсем, – охотно принялся объяснять Ванька. Наверное, радовался, что разговор ушёл от его свежей неудачи. – Просто это как бы такая тусовка внутри «Волнореза». Хотя они себя не любят тусой называть, а называют академией. Короче, «Волна» – это первые слоги от «Волшебной Науки», ребята в «Волне» изучают свойства волшебства. Серёга ещё в том году стал академиком. Причём ему даже особо никуда ходить не надо, это там же, при дворце детского творчества, на Воробьёвых горах… там секция астрофизики, но в ней почти все ребята – наши, волнорезовские, из разных отрядов. Они просто приходят туда раньше, чем занятия начинаются, и волшебство обсуждают… а потом, когда остальные подтягиваются, и Семён Ильич, их учитель, тогда уже чисто астрофизика, без волшебства. Ну, не только там, конечно, собираются. И у нас дома часто тусуются, и у других, и «полевые исследования» у них – это когда куда-то в парк или за город ездят и ставят разные опыты. Я просился с ними, но Серёга пока не берёт. Говорит, с тройкой по математике в «Волне» делать нечего. А у меня тройка не потому что тупой, а потому что ленивый!

Новость про «Волну» заслуживала отдельного обдумывания. Всё это было крайне интересно. Какие они опыты ставят? Чему уже научились? Что думают про волшебство – то есть откуда оно берётся? Но об этом стоило говорить уже не с мелким Ванькой, а с его по-медвежьи основательным братом Серёгой.

– Про «Волну» понял, – кивнул он. – Я только вот чего не понял: а почему, как только из метро вышли, ты на низком старте чесанул к этому Дениске? Мы ж вроде тут по другому делу…

– Почуял, – коротко объяснил Ванька, и, видя недоумённое лицо Сани, продолжил: – Это у всех наших, то есть волнорезовских, такое свойство появляется. Чуять, если рядом дети в беде. Ну, рядом – тут, конечно, у всех по-разному. У кого-то сто метров, у кого-то сто километров… хотя я сам таких не знаю, чтобы сто. Обычно где-то так примерно километр. У тебя это тоже прорежется… У кого через полгода после того, как силу получил, у кого через два месяца… у меня вот через три. Говорят, бывает и сразу, но это редко… я сам таких не знаю. Короче, как почуешь, надо срываться и бежать. Потому что первое правило «Волнореза». А прикольно бывает, когда уже по кому-нибудь работаешь, и тут хоба – сигнал словил. Тогда уж выбирать приходится, то ли тут доделать, то ли всё бросить и туда… А насчёт Дениски, я им потом займусь. Если окажется, что его дома лупят…

Сане тут же вспомнился ремень, захлестнувшийся на шее отчима Александра Григорьевича. А ведь, наверное, этот мелкий улыбчивый Ванька может оказаться и пожёстче Димы. За всем его шутовством чувствовалась некоторая хищность. С каким же зверем его сравнить? Не кот, не пёс и даже не лис… Пожалуй, мангуста, как в «Рики-тики-тави» Киплинга, которого зимой читали с Мишкой. Вроде и мелкий, а ядовитых кобр только так давит!

– Ну что, погнали Костика искать? – напомнил он о главном деле.

– Легко! – согласился Ванька, и вновь сделался дурашливым ребёночком. Такому пальчик покажи – расхохочется, а если такой пальчик покажет – то лягут все.

Им повезло – Костя оказался дома. Ещё на подходе Ванька извлёк ручку, застыл с нею на несколько секунд, словно прислушиваясь к чему-то, и объявил:

– Тут он, никуда не делся. Давай, надевай завесу, и пошли.

Завеса уже получалась у Сани легко, больше не приходилось думать, настраиваться, представлять упругую сиреневую плёнку. Правда, всё равно в ручном режиме… надо, надо освоить «подвеску»!

Всё получилось прямо как тогда, с Ромкой Дубовым. Они вошли в квартиру – и оказались прямо в эпицентре взрыва.

Костя Рожков скандалил с мамой. Был он, Костя, высокий и худой, а мама его, напротив, низенькая и полная, прямо как Антонина Алексеевна. Но её, как накануне сообщила Аня, звали Виктория Альбертовна, работала она в какой-то дизайнерской конторе, и ещё где-то подрабатывала, так что домой по будням приходила чуть ли не к полуночи. А папы у Кости не было.

Сейчас Костя валялся на диване и орал на Викторию Альбертовну, стоящую в дверном проёме. Через неё в комнату не проскользнуть – и Саня с Ванькой устроились в коридоре, откуда, впрочем, всё видно. И тем более слышно.

– Шпионишь за мной, значит? – Костя то басил, то срывался на визг. – Какого хрена ты суёшь свой нос в мои дела? Что ты вообще в них понимаешь, и по жизни что понимаешь? Свою жизнь изгадила, папкину изгадила, теперь ко мне лезешь? Тебе кто разрешал в мой комп лазить?

– Костенька, ты хотя бы за тоном своим следи! – возражала мама. – Ты последнее время совсем охамел. Я понимаю, конечно, переходный возраст, экзамены эти, нервы… Но нельзя же так!

– А как можно? – орал Костя, отвернувшись лицом к стене. – Бегать по учителям и унижаться, да? Коньячки им совать, конфетки, да? Лазить в мою почту можно, да? Ну что ты там хотела найти?

– Костенька, ты пойми, с тобой уже почти полгода что-то неладное творится! – чувствовалось, что Виктория Альбертовна недалека от того, чтобы разреветься. Слишком уж вибрировал её голос. – Мне кажется, ты попал под какое-то дурное влияние. Может, тебя кто-то преследует, вымогает деньги? Ты только скажи, я тебе помогу.

– Ага, поможет она! – издевательски возвещал Костя. – Когда я на диски у тебя просил, ты что говорила? Что «Ставрос» не заплатил по проекту! Когда мне новые кроссовки были нужны, ты по кредиту платила! Когда мы с классом на тех каникулах в Питер ездили, у всех были деньги на макдак, только я один как лох!

– Костя, ну что ты говоришь? Я же тебе тогда тысячу рублей дала! – возражала мама.

– Да ни хрена ты мне не дала, это у тебя глюки! Из-за тебя на меня в классе пальцами показывают – нищета!

Саня чуть не присвистнул. Нищета – это у Дубовых, а тут вполне нормальная квартира. На стенах ковры, навороченный музыкальный центр, колонки здоровенные… на письменном столе комп с экраном, пожалуй, в 21 дюйм как минимум. И на Косте – не застиранные треники, как на Ромке, а вполне себе нормальные джинсы… Если так смотреть, то и у него, у Сани, нищета, и у Лиски.

– Костя, послушай, нам нужно серьёзно поговорить! – не сдавалась мама. – С тобой совершенно точно что-то происходит! Я беседовала с Тамарой Васильевной, и с другими учителями, все на тебя жалуются, говорят, что скатился, что к ГИА не готов, что в десятый класс ты просто-напросто не попадёшь, если не возьмёшься за ум. Ты что, хочешь в ПТУ пойти?

– Да хоть куда! Лишь бы подальше от этих ваших фальшивых улыбочек! Врёте постоянно, двадцать четыре часа в сутки! Врёте и предаёте, вы все! И ещё считаете, что имеете право мне всякое такое втирать!