Один под парусами вокруг света (с иллюстрациями) - Страница 15

– Вы должны пользоваться ими с осторожностью, – произнес он, – главное, не наступайте на них сами.

Получив этот намек относительно их применения, я сразу понял, как сохранить палубу судна ночью, не прибегая к излишнему наблюдению.

Замблих проявил большой интерес к моему путешествию, и после мешка гвоздей он доставил на борт мешки с печеньем и большое количество копченой оленины, при этом заявив, что мой хлеб (это были обыкновенные легко ломающиеся морские галеты) не такой питательный, как его. Хотя тот был так тверд, что сломать я его мог только при помощи удара добротной киянкой. Затем он дал мне со своего шлюпа компас, который, безусловно, был лучше моего, и даже предложил собственный грот, если я приму этот его дар. Этот большой души человек принес мне сосуд с золотым песком и умолял меня взять его с собой, потому как золото может пригодиться мне в моем дальнейшем путешествии. Но я был уверен в успехе своего предприятия и без этого ощутимого расхода со стороны моего друга. Как оказалось, гвозди, подаренные Замблихом, оказались более ценными, чем золото.

Капитан порта, обнаружив, что я полон решительности продолжать свое путешествие в одиночку, не стал больше выдвигать никаких возражений, но посоветовал мне, в случае, если дикари попытаются окружить шлюп на своих каноэ, стрелять метко, начать делать это вовремя и без нужды никого не убивать, что я чистосердечно пообещал. После этих нехитрых предписаний офицер бесплатно выдал мне разрешение покинуть порт, и в тот же день, 19 февраля 1896 года, я отплыл. Не скрою, меня посещали странные и волнующие мысли относительно моего путешествия, в котором меня ждали неведомые приключения и встречи с жителями Огненной Земли.

Попутный ветер за один день довел меня из Сэнди-Пойнт до бухты Сан-Николае, где, как мне сказали, я мог повстречать дикарей; но, не видя никаких признаков жизни, я встал на якорь на глубине восьми саженей воды, где и простоял всю ночь под высокой горой.

Здесь я получил свой первый опыт борьбы с внезапными шквалами, называемыми «вилли-воуз», которые господствуют, начиная с этого места и дальше через пролив к Тихому океану. Это были концентрированные порывы ветра, которыми Борей трепал вершины окрестных гор. Мощный удар такого шквала способен опрокинуть корабль, даже если он без парусов, – эти бури возникают очень часто, но и на короткое время.

20 февраля – в день моего рождения – я оказался в полном одиночестве, если не считать летающих поодаль птиц. В этот день я миновал мыс Фроуард, самую южную точку американского континента. На рассвете «Спрей» готов был отправиться вперед.

Шлюп, гонимый попутным ветром, прошел тридцать миль дальше по курсу и оказался в бухте Фортескью, где сразу же со всех сторон зажглись сигнальные костры туземцев. Облака летели над горой с запада весь день, ночью сопутствующий мне восточный ветер стих, и на смену ему с запада налетел сильный шторм. В полночь я бросил якорь с подветренной стороны небольшого острова, а затем приготовил себе чашку кофе, в котором катастрофически нуждался. Сказать по правде, нелегкая борьба с мощными шквалами и встречным течением вымотала все мои силы. Убедившись, что якорь хорошо держит, я выпил напиток и в честь этого назвал место моей стоянки Кофе-Айленд (Кофейным островом). Он лежит к югу от острова Чарльз и отделен от него узким проливом.

На следующее утро при дневном свете «Спрей» продолжил путь, но сильные порывы ветра вынудили его укрыться в одной из бухт острова, продвинувшись вперед всего на две с половиной мили. Здесь в течение двух дней он простоял, никем не тронутый, бросив оба якоря на поросшее бурыми водорослями дно. Тут он мог под прикрытием спокойно переждать, пока не стихнет ветер. В течение двух дней ветер дул так сильно, что ни одно судно не смогло бы выйти в пролив, а туземцы, судя по всему, находились в других отдаленных местах своей охоты, так что стоянка у острова была вполне безопасной. Наконец сильный ветер утих и наступила ясная погода, я поднял якоря и отправился вдоль пролива.

И сразу же из бухты Фортескью за мной погнались дикари на своих каноэ. Ветер стихал, и они подошли к «Спрею» на расстояние, с которого было слышно, что говорят. Когда они перестали грести, то какой-то кривоногий дикарь встал и прокричал мне:

– Яммершунер! Яммершунер!

Что означало «дай мне».

– Нет! – крикнул я в ответ.

Я быстро ушел в каюту и тут же вылез через передний люк, накинув другую одежду. Таким образом я дал понять, что нас уже двое. Затем я напялил одежду на отпиленный еще в Буэнос-Айресе кусок бушприта и привязал к чучелу веревку, чтобы, дергая за нее, придать третьему «матросу» подвижность. Нас теперь было трое, но туземцы стали приближаться еще быстрее, чем раньше. В ближайшем ко мне каноэ я увидел, помимо четверых гребцов, еще несколько человек, лежавших на дне лодки. Когда островитяне подплыли на 80 ярдов, я выстрелил в направлении передней лодки, что заставило гребцов на минуту остановиться. Увидев, что они продолжают грести, я выстрелил вторично, и пуля прошла так близко от кричавшего «Яммершунер», что он, изменив свои намерения, со страхом крикнул: «Bueno ja via Isla!» («Пошел быстро к острову!») – и, усевшись на место, время от времени проводил рукой по правому борту.

Нажимая спусковой крючок, я вспомнил о совете, который мне дал капитан порта, а потому целился очень тщательно. Но мой выстрел миновал Черного Педро, а это мог быть только он – главарь шайки, совершившей множество кровавых злодеяний. Теперь он повернул к берегу, а его сообщники последовали за ним. Я опознал Черного Педро по окладистой бороде (коренные жители Огненной Земли не носят бород) и манере изъясняться на испанском жаргоне. Этот мерзкий пришелец был самым злостным убийцей на Огненной Земле, где его на протяжении двух лет разыскивали местные власти.

Так закончился мой первый день пребывания здесь. К полуночи я отдал якорь в бухте Трех Островов, находящейся в двадцати милях от бухты Фортескью. На противоположном берегу я видел сигнальные огни, и до меня доносился лай собак. Но место стоянки было пустынно. Я давно заметил, что там, где птицы сидят спокойно, а морские котики лежат на скалах, людей не встретишь. В этих краях редко увидишь котиков, но в бухте Трех Островов я увидел одного на скале и обнаружил другие приметы, свидетельствующие об отсутствии людей.

На следующий день снова дул шквалистый ветер, и, хотя «Спрей» стоял с подветренной стороны, шлюп дрейфовал вместе с якорями и мне пришлось продвинуться дальше в бухту, в более спокойную заводь. В другое время или в ином месте выбор подобной стоянки можно было бы считать необдуманным шагом, но сейчас я понимал, что ветер, заставивший искать здесь убежища, воспрепятствует туземцам переправиться через пролив.

Захватив с собой ружье и топор, я без всяких опасений отправился на берег и наколол добрую меру дров, которые в несколько приемов перевез на моей плоскодонке. Хотя я и был уверен в отсутствии людей, я ни на минуту не разлучался с ружьем и чувствовал себя в безопасности, лишь имея перед собой открытое пространство 80 ярдов.

На этом острове растет редкий лес: какая-то разновидность бука и высокие кедры. И те и другие – отличное топливо. Даже зеленые ветви бука, содержащие много смолы, великолепно пылали в моей большой печке. Я так подробно описываю заготовку дров для того, чтобы мой читатель знал во всех подробностях, как осторожен я был на протяжении всей поездки и какие меры мне приходилось предпринимать, чтобы обезопасить себя как от живых существ, так и от сил природы.

Утром, когда шторм стих, «Спрей» попытался выйти в плавание, но вновь поднявшийся ветер заставил его вернуться в прежнее убежище. Только на следующий день мне удалось отправиться дальше и достичь находившейся отсюда всего лишь в нескольких милях бухты Борджиа, где время от времени останавливаются разные корабли. Об их стоянках свидетельствовали прибитые к деревьям доски с написанными на них датами стоянок и наименованиями судов. Других признаков пребывания здесь людей я не обнаружил. Внимательно осмотрев это мрачное место в подзорную трубу я собрался съехать на плоскодонке на берег, но тут появилось чилийское военное судно «Хьюмель», и прибывшие в гости офицеры посоветовали не задерживаться здесь ни одного часа. Уговаривать меня не пришлось: я с радостью принял любезное предложение командира корабля отбуксировать меня на восемь миль, до следующей якорной стоянки, называемой «ущельем», где мог чувствовать себя в безопасности от обитателей Огненной Земли.