Один под парусами вокруг света (с иллюстрациями) - Страница 14

26 января 1896 года «Спрей», переоборудованный и во всех отношениях хорошо подготовленный, отплыл из Буэнос-Айреса. На старте практически царило безветрие – поверхность большой реки была похожа на стекло, и я был рад воспользоваться буксиром из гавани, чтобы беспрепятственно выйти из порта. Но вскоре налетел шторм, изуродовав море, и зеркальная гладь реки стала грязной и взбаламученной. Ла-Плата – коварное место, оно весьма богато на бури. Тот, кто плавает здесь, всегда должен быть начеку и готов к шторму. Я бросил якорь еще до наступления темноты в самом лучшем месте, которое смог найти недалеко от земли, но проворочался всю ночь под шум бури. На следующее утро я поплыл с зарифленными парусами дальше по реке против встречного ветра. На ночь я остановился в том месте, где капитан Говард присоединился ко мне, чтобы плыть вверх по реке, я выбрал свой курс так, чтобы с одной стороны был мыс Индио, а с другой – банка Инглес.

На протяжении многих лет я не плавал южнее этих регионов. Не скажу, что, держа курс на мыс Горн, я ожидал, что все будет легко, пока я управлял парусами и снастями и в мыслях гнал себя только вперед и вперед. Когда же я бросал якорь в уединенных местах, ко мне подкрадывалось чувство страха. А во время последней остановки на однообразной и мутной реке, я, как может показаться, проявил слабость и дал волю своим чувствам. Я решил тогда, что больше нигде не брошу якорь вплоть до пролива Магеллана.

28 января «Спрей» миновал мыс Индио и все прочие опасности устья Ла-Платы. С попутным ветром под всеми парусами он взял курс на Магелланов пролив, все дальше и дальше в сторону южной страны чудес, пока я не предал забвению достоинства нашего умеренного севера.

Мой корабль благополучно прошел залив Байя-Бланка, затем залив Св. Матиаса и могучий залив Сан-Хорхе. Я надеялся, что «Спрей» сможет держаться дальше от разрушительных приливных течений, которых боятся как большие, так и маленькие суда, идущие вдоль побережья, я обходил все мысы на расстоянии около пятидесяти миль, так как опасная область здесь выдается на много миль от земли. Но где шлюп избежал одной опасности, там столкнулся с другой. За один день пути до Патагонского побережья мое судно с зарифленными парусами настиг удар огромной волны, казалось, она состояла из множества волн, поднятых ревущим штормом. У меня было только мгновение, чтобы убрать все паруса и схватиться за фал. Мне показалось, что шлюп уже вне опасности, когда я увидел мощный гребень волны, возвышающейся над мачтой. Стена воды обрушилась на мой корабль с силой, под которой сотрясся и прогнулся каждый брус, но судно быстро вышло из-под нее и чинно понеслось по волнам. Возможно, в течение целой минуты я не мог разглядеть ни одной части своего «Спрея». Пожалуй, может это длилось не так долго, но это мгновение показалось вечностью: вся моя жизнь пронеслась у меня перед мысленным взором. Не только мое прошлое, как разряд электричества, промелькнуло передо мной – в этом опасном положении я успел прикинуть свои планы на будущее, которые потребуют много времени для их выполнения. Первое, о чем я подумал, что если «Спрей» пройдет и через эту опасность, то я хотел бы все свои силы приложить для постройки большего корабля таких же обводов – я надеялся, что это у меня еще впереди. Другие обещания, более легко исполнимые, я должен был дать себе из-под палки. Однако инцидент, который так напугал меня, был еще одним тестом, испытавшим мореходные характеристики «Спрея». Теперь я меньше беспокоился о преодолении опасностей у мыса Горн.

Со времени, как «Спрей» захлестнула огромная волна, и до подхода к мысу Девственниц, ничего из того, что заставило бы участиться пульс и усилило бы кровообращение, не произошло. Наоборот, погода стала прекрасной, море ровным, а жизнь спокойной. Часто мне являлись миражи. Альбатросы, сидевшие на воде, представлялись большими кораблями. Два тюленя, дремлющих на поверхности моря, казались китами, а дымка вдали, я мог поклясться, не что иное, как гористый берег. На другой день калейдоскоп менялся и я вплывал в мир, состоящий из гномов.

11 февраля «Спрей» обогнул мыс Девственниц и вошел в Магелланов пролив. Сцена вновь была реальной и мрачной: ветер с северо-востока и шторм гнали к берегу белоснежную пену. Такое море для плохо оборудованных кораблей опасно, как болото. Как только судно приблизилось ко входу в пролив, я заметил две полосы приливного течения: одну очень близко к берегу, вторую – дальше от него. Между ними двумя, как по своего рода каналу, через впадины и вершины волн я повел «Спрей» с зарифленными парусами. Но сильное течение, обойдя вокруг мыса, шло нам навстречу; «Спрей» преодолел все затруднения и вскоре очутился с подветренной стороны мыса Девственниц, с каждой минутой приближаясь к спокойной воде. Однако длинные водоросли, растущие на подводных скалах, зловеще тянулись к «Спрею» под его килем, а обломки большого парохода на берегу придавали еще более мрачный вид сцене.

Легко миновать это место мне не удалось. Девственницы хотели собрать дань даже со «Спрея», проходящего мимо мыса. Порывы дождя с северо-запада сменялись штормом с северо-востока. Я зарифил все паруса и уселся в каюте, чтобы хоть ненадолго сомкнуть веки, – я был так сильно впечатлен тем, что происходило в природе вокруг, будто сам воздух, которым я дышал, предупреждал меня об опасности. Вдруг мне послышалось, будто кто-то предупреждающе крикнул:

– Эй, на «Спрее»!

Я выскочил на палубу, недоумевая, кто бы это мог называть «Спрей» по имени, знающий его настолько, что узнал в кромешной темноте. Чернота ночи царила вокруг, за исключением видневшейся вдали на юго-западе знакомой белой дуги – ужасный признак шторма, быстро приближающегося от мыса Горн. У меня было только мгновение, чтобы спустить паруса и крепко все закрепить, когда он ударил, как выстрел из пушки. Он тяжело ревел на протяжении тридцати часов. Мое судно может нести только трижды зарифленный грот и фок-стаксель; при таких условиях оно крепко держалось на месте и не было выброшено из пролива. Когда ураганные шквалы достигали максимума, я убирал все паруса.

Ураган сменился сильным ветром, «Спрей» без происшествий прошел через пролив и 14 февраля 1896 года бросил якорь у Сэнди-Пойнт.

Сэнди-Пойнт, или Пунта-Аренас, – чилийский поселок, угольная станция, насчитывающая около двух тысяч жителей смешанной национальности, но в основном это чилийцы. Поселенцы на этой унылой земле оказались не в самом плохом положении: они преуспевали, занимаясь овцеводством, добычей золота и охотой. Однако с появлением недобросовестных торговцев жизнь патагонцев и огнеземельцев стала бедной. Большой процент в торговле занимала продажа «огненной воды». Если бы существовал закон, запрещающий продажу туземцам этой отравы, он бы все равно не соблюдался. Прекрасные представители патагонской расы, когда вечером встречали белого человека, так напивались, что поутру не могли даже вспомнить, кто украл у них пушнину.

Пунта-Аренас на тот момент был еще свободным портом, но таможенный пункт был в процессе строительства, и по его завершении будут портовые и таможенные сборы. Город охраняли солдаты полиции и своего рода народные дружинники, имевшие в руках оружие и взявшиеся за это дело на общественных началах, но, на мой взгляд, всякий раз, когда дело доходило до наказания, они убивали не того человека. Незадолго до моего приезда местный губернатор, находясь в веселом расположении духа, направил партию молодых головорезов совершить набег на поселение индейцев и уничтожить всех только за то, что где-то совершенно недавно напали на шхуну и вырезали на ней весь экипаж. В целом, место было довольно современным, и там выходили две газеты, думаю, даже ежедневно. Капитан порта, чилийский военно-морской офицер, посоветовал мне нанять людей, чтобы сражаться с индейцами, когда я отправлюсь дальше на запад по проливу, и советовал никуда не отплывать, пока не подойдет канонерское судно, которое поведет меня на буксире. Однако, переговорив в городе с людьми, я нашел только одного человека, готового присоединиться ко мне, и то при условии, что я должен найти еще одного компаньона и собаку. Но, так как никто больше не изъявил желания пойти со мной, а я не желал видеть на борту собаку, я больше не говорил на эту тему, а просто зарядил свои ружья. В этот момент на помощь пришел капитан Педро Замблих, австриец по национальности и человек с большим опытом, который дал мне сумку обойных гвоздей, что было намного ценнее, чем любая охрана и все собаки Огненной Земли. Вначале я возражал, так как не видел, где на моем судне можно применить гвозди. Моя неосведомленность вызвала у него улыбку, и он настоял на том, что я найду им применение.