Один поцелуй до другого мира (СИ) - Страница 3

— Не боишься дотрагиваться до меня? Вдруг я наложу проклятие? — прошипела она сквозь зубы.

— Сказки для невежественных остолопов.

Он широко улыбнулся, а в глубине души Ивы взметнулась темная муть. Если не боится касаться, так может, и приказ ему нипочем? Что помешает ему прямо здесь и сейчас лишить ее невинности, а вместе с ней и дара, и после убить. Не это ли он имел в виду под словом «поговорить»?

Префект заметил тень страха на ее лице и рассмеялся.

— А вот ты меня боишься, алая крошка. Нет, твоя девственность меня не интересует. И мараться не стоит!

Его губы брезгливо изогнулись.

— Твои чары не действуют на меня, девочка.

Мараться? Ива задохнулась от возмущения. Зато и страх отпустил. Что же, отлично! Значит, ничто не помешает ей привести свой план в исполнение.

Для этого нужен всего один поцелуй.

*** 3 ***

Культ богини Феникс уходил корнями в глубокое прошлое. Теперь уже никто не мог вспомнить, как именно возникли Алые дома и жрицы, которые, в десятилетнем возрасте ступив на ступени, устланные красным сукном, навсегда отрекались от своей прежней жизни, зато получали новую семью и новых сестер.

Многие семьи хотели отдать дочь в жрицы: ремесло считалось почетным и денежным, а в будущем обещало достойного мужа. К тому же семье девочки всегда выплачивалось вознаграждение. Вот только брали далеко не всех.

Обряд Отбора происходил в день летнего солнцестояния. Соискательницы выстраивались в длинную шеренгу рядом со входом в Алый дом. За их спинами толпились взволнованные родители и жители, которые в этот день стекались со всех концов города: такое зрелище нельзя было упускать.

Ровно в полдень дверь Алого дома отворялась и выходили старшие сестры. Толпа в едином порыве приглушенно вздыхала. Никто и никогда не мог привыкнуть к ослепительной красоте жриц. Даже не столько внешней: казалось, они излучают внутренний свет и несут себя с таким достоинством, что перед ними невольно хотелось склониться.

Конечно, любой горожанин мог повстречать жрицу на ярмарке или в лавке, где она закупала травы или совершенно буднично обсуждала с торговцем цены на ткани. Или же на улице, когда она, переодевшись в обычную одежду, спешила к роженице. Однако образ девы в алом платье нисколько не страдал от этих бытовых моментов. Жрицы будоражили сознание, заставляя даже маленьких мальчиков почтительно замирать, а девочек — мечтать о том, что однажды они тоже попадут в Алый дом.

Обряд продолжался. Все знали, что из десятков девочек первый этап пройдут лишь несколько, а после второго останется одна или две. Случались года, когда в Алый дом не приходило ни одной маленькой сестры.

Старшая жрица медленно шла вдоль ряда, вглядываясь в лица девочек. Толпа затихала, опасаясь прервать ее неосторожным словом. Никто не знал, как жрица делает выбор, знали только, что она никогда не ошибается. Те девочки, на которых она указывала, вырастали в удивительных красавиц, даже если сейчас, в десятилетнем возрасте, казались гадкими утятами. За теми из них, кто не прошел второй этап, после выстраивалась очередь из женихов.

— Ты, — тихо говорила старшая жрица, едва прикоснувшись к плечу очередной девочки, и та всплескивала руками, а после на трясущихся от волнения ногах брела к крыльцу. Вот только подняться на него она еще не смела.

В конце концов у крыльца оказывалось несколько девочек. Они переглядывались, переминались с ноги на ногу, облизывали сухие губы. Некоторые тихонько перешептывались, обсуждая, какое испытание жрицы приготовили в этом году.

Испытания не повторялись, общим оставалось только одно — очень немногим удавалось их преодолеть.

Старшая жрица могла попросить соискательниц удержать в руках шар. Тот казался крепким и упругим и послушно лежал на ладонях будущей наставницы, но стоило кому-то из девочек взять его в руки, как тот вытекал сквозь пальцы, точно вода. Или могла произнести несколько слов на незнакомом напевном, похожем на птичий, языке и просила перевести. Девочки качали головами, но иногда находилась одна, которая, будто удивляясь: «Неужели никто этого не слышит?», ясно и четко давала правильный ответ.

В том году, когда маленькая Катерина попала в число избранных, задание казалось особенно сложным. Старшая сестра очертила в воздухе круг, и пространство внутри него словно покрылось рябью, сделалось серым, точно вода в озере в пасмурный день.

— Вы видите это? — спросила она.

Несколько нестройных голосов ответили да, хотя Катерина по глазам товарок догадалась, что те пытаются обмануть наставницу.

— Хорошо, — улыбнулась жрица. — А теперь протяните руку и достаньте первое, чего коснетесь.

Катерина видела, как девочки одна за другой подходят к старшей жрице и пытаются попасть рукой в круг, но промахиваются — они его просто не замечали. Понимая, что упустили возможность устроится в Алый дом, они, ссутулившись и роняя слезы, возвращались в толпу, однако наставница, прощаясь, находила ободряющие слова для каждой.

— Теперь ты! — приветливо обратилась она к Катерине. — Не бойся!

Катерина набрала в грудь побольше воздуха и, раздувшись словно мыльный пузырь, побрела к серому непроницаемому оконцу.

— Может быть, выдохнешь? — любезно поинтересовалась старшая жрица. — А то голова закружится.

Но Катерина, чьи раздувшиеся щеки уже покраснели от усердия, только угрюмо покачала головой. А после она со всего размаха погрузила руку по локоть в мерцающий, идущий рябью портал.

Катерина почувствовала прохладу, словно опустила руку в озерную воду, но рукав платья не промок. Еще она ощутила под пальцами что-то теплое, трепещущее. Она поскорее ухватила это нечто, бережно сжала пальцы, боясь навредить, потому что комочек казался живым, и отпрыгнула от оконца. Едва не упала, но старшая жрица успела подхватить ее под локоть.

Катерина раскрыла ладонь и ахнула. А следом за ней ахнула, а после разразилась криками толпа. На ее ладони сидела крошечная птичка, чьи мягкие перья переливались всеми цветами радуги. Птичка выглядела испуганной. Впрочем, Катерина и сама была перепугана до смерти. Это что же, получается, она прошла испытание?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ — Верни нашу гостью в ее мир, — ласково сказала старшая сестра. — И поднимайся на ступени.

Поднимайся на ступени! Не может быть! Катерина замерла у нижней, покрытой вытертым красным сукном. Сами жрицы поднимались и спускались по этим ступеням каждый день, но простым смертным путь сюда был закрыт. Неужели она, Катерина, достойна сделать этот шаг?

— Иди! — мягко подтолкнула ее наставница. — И вслух назови имя, которое услышишь.

Катерина поднялась на одну ступеньку, на вторую, на третью, обернулась на пороге, вглядываясь в толпу. Она увидела отца, вытирающего слезы. После смерти жены он и не надеялся желать для дочери лучшей участи. Теперь она всегда будет сыта и в тепле, в то время как ему и старшему брату Катерины придется приложить немало усилий, чтобы заработать на хлеб.

«Прощай, папа… Прощай, Эрик… Я люблю вас!» — подумала Катерина.

И в этот момент женский тихий голос прошептал ей на ухо имя: «Ива».

— Ива! — крикнула девочка.

Теперь это было ее новое имя.

+++

Говорят, что в давние, незапамятные времена культ богини Феникс был довольно жесток. Юные жрицы жили затворницами в Алом доме, являя себя миру лишь в крайнем случае. Зато каждое их появление было праздником для горожан. Это с тех пор сохранилась в языке поговорка: «Можно бесконечно смотреть на три вещи: на то, как горит огонь, на то, как течет вода, и на то, как танцует алая жрица».

Они не только прекрасно танцевали, но и пели так, что даже высохшие вековые старухи вдруг вспоминали свою юность и чувствовали, как их сердца вновь наполняются живительной силой молодости.

С течением времени культ менялся, превратившись в ремесло. Хотя Алые дома по-прежнему были закрыты для простых смертных, девушки теперь гораздо чаще выходили к людям. Они танцевали и пели, писали стихи и могли поддержать беседу на любую тему. Она понимали язык любой страны мгновенно, даже впервые его услышав. А еще готовили лечебные настои и были первыми помощницами, когда на свет появлялся ребенок. «У любви всегда две стороны, — говорили они. — И светлая, дарующая радость. И темная, дарующая боль. Нельзя принимать одну и не принимать другую».