Один - Страница 7
– Иди же сюда, Улла! Я так давно за тобой слежу!
Слово царапнуло. Насторожило. Улла чуть отступила от берега ручья.
Следишь? Но я никогда никого не замечала! – и отступила еще ей на миг показалось, что пальцы юноши превратились в конские копыта, целящие в грудь девушке В тот же миг видение пропало.
А чужак пожал плечами. Повернулся уйти прочь. Зашагал к болоту
– Постой! – испугалась Улла: в том месте предательский берег разом ухал в бездонный омут. Как-то коза, которую отец купил на потеху девочке, сунулась губами за сочным пучком травы – и пропала разом, Улла даже заметить не успела. Незнакомец же направлялся как раз к омуту. На окрик не обернулся.
– Да постой же, сумасшедший! – крикнула Улла, птицей перепрыгивая через ручей, и настигла незнакомца у самого края омута.
Ей помнилась строгая заповедь отца: не верь чужим! Еще в детстве Улла жалась к отцу, таращась в огни болот, когда старик рассказывал ей об обитателях рек и топей. Помнилась легенда о водяном коне, что раз в сто лет поднимается из глубин, будь то глубины подземелий или болотный омут, и уводит с собой юных девушек, представившись в облике молодого мужчины, – и больше о несчастных никто не слыхал. Но Улла со всей опрометчивостью юности рванула чужака от края болота, оттолкнула, лишь тут смутившись собственной дерзости.
– Улла! – и снова то ли руки, то ли копыта. – Улла! – голос завораживал, ласкал. Как в полусне, девушка протянула руки. Юноша схватил сухие и горячие кисти, хищно сжал.
А через болота, едва глядя на тропку, бежал, задыхаясь, старик: на его дочь наступал гигантский конь, вставший на задние ноги. Его громада с каштановой гривой и желтыми квадратными зубами навалилась, грозя раздавить, на Уллу. Та же стояла, словно в полусне, чуть улыбаясь. Конь навалился на девушку – и видение исчезло.
– Улла! Девочка! – нечеловеческий вой старика разносился над бесконечными болотами и умирал, никем не услышанный.
Лишь остров, испещренный конскими копытами да забытая Уллой у ручья плошка – вот и все, что осталось от чужака и девушки.
– Глупая сказка! – поежился Локи в который раз: комариный писк приблизился, обернувшись в тоненькое призывное ржание коня.
Локи даже показалось, он слышит, как плескает под конскими копытами грязь.
– Ну, в конце концов, я не девушка! – утешил себя Локи, однако поискал глазами: может, чудом тут есть ручей или родник? Не все легенды лгут, а водяной конь, обитатель болот, не может перескочить через проточную воду и вынужден приманивать жертву к себе.
Ручья не было. Локи отбросил в сторону страхи: не вековать же на кочке! Там, где смертный сошел бы с ума от страха, у аса было утешение – погибнуть в межвременье ас все равно не мог. Но неприятных ощущений можно было нахлебаться вволю.
Долго ли Локи выбирался из болота к сухому берегу, он не знал. Время от времени проваливался, выкарабкиваясь, выплевывая грязь. Снова топал, ругаясь. С каждым шагом светлело. Воздух зримо прогревался. Захотелось пить, но и жажду асы могут терпеть веками. Наконец, ноги перестали вязнуть – Локи находился на ровной площадке, посыпанной мелкой крошкой песка. Позади болото проводило несостоявшуюся жертву глухим уханьем. Из глубин вздыбился фонтан грязи, окатив Локи напоследок с ног до головы вонючей жижей.
– Хвала предкам, – процедил Локи, – что я все равно по уши в грязи.
Грязь на жарком воздухе тут же подсыхала, покрывая аса корявой коркой. Локи кое-как почистился, откалывая с одежды и кожи куски ссохшейся комьями грязи.
Локи побрел по берегу, который незаметно приподнимался, пока болото не осталось далеко внизу. Локи присвистнул: с расстояниями в межвременьи творилось черт знает что, он и не думал, что протопал столько.
– Скверное местечко! – теперь Локи находился на гребне холма, который обрывом падал по ту сторону. Внизу текла река камней, острых, словно пики. Локи внизу делать было решительно нечего, и ас побрел вдоль гребня. Впереди черной точкой что-то темнело. Локи, которому в этом голом месте любой ориентир мог послужить зацепкой для спасения, заторопился.
Под ногами все чаще попадались камешки и небольшие валуны. Ас старался обходить некоторые, особо причудливой формы. Локи, несмотря на независимый вид, был суеверен, а предания гласили, что в межвременьи обитают камни-обжоры, любившие полакомиться асом. Но камней становилось все больше, обойти их – либо вернуться в край болот, либо сверзится на скалы внизу. В расположении камней была некоторая последовательность: мягко округлые, в сторону движения Локи камни выпирали острыми углами. А Локи все ускорял шаги, словно подталкиваемый изнутри тайными силами. Ас чуть не бежал к черной точке, теперь обернувшейся небольшим валуном. «Что-то я разогнался?» – закралось подозрение, тут же превратившись в уверенность: камень на горизонте притягивал его, что уже само по себе Локи не понравилось. Еще меньше ему понравилось, что, оказывается, и прочие предметы, а их, чем ближе к валуну, становилось все больше, тянулись к валуну. Локи завертел головой. Все пространство вокруг валуна было усеяно двигающимися камнями. Затесавшаяся в межвременье змеиная семейка, дергаясь и извиваясь, тоже неуклонно приближалась к камню. Вот один из булыжников коснулся валуна. Тот на миг потерял серый цвет, налившись краснотой – и проглотил собрата, чуть увеличившись в размерах. Прикинув количество подползавших, Локи присвистнул: пока он окажется рядом с камушком, тот нажрется до размеров горы! Сдерживать бег становилось все труднее. Локи, споткнувшись попытался уцепиться за ползущий рядом обломок скалы и тут же услышал:
– Э, так нечестно!
Сила валуна почему-то ослабела: Локи даже мог приподнять голову и перевести дух. Говорил валун, сварливо и недовольно:
– А ну, живо выпусти мою добычу, презренный ас!
Локи тут же вцепился в скалу намертво. В голосе валуна явственно слышались нотки испуга. И чем крепче Локи прижимался к камню, оцарапываясь о морщинистые изгибы кряжа, тем легче думалось и дышалось.
Приостановился и каменный поток, тоже вроде вздохнув с облегчением.
Серый валун уже не угрожал – просил:
– Ну, Локи, отпусти камень, ну, будь хоть раз в жизни добрым! – взывал он.
Локи окреп настолько, что смог беспрепятственно встать на ноги, но за камень по-прежнему держался. Хмыкнул, поглядывая на валунище:
– Интересно, обед из двух блюд сразу тебя, значит, не устраивает!
– Ну, конечно, – простодушно проговорился валун. – Я могу поглотить только тех, кто одинок, кому не на кого рассчитывать – такова моя природа: пожирать слабых. А кто слабее, чем одиночка?
– Понятно, – Локи наклонился, шаря по земле и сгребая камешки поменьше. Набил до отказа карманы. Напихал камней за пазуху, телом отяжелел, но мысли прояснились окончательно. Изменились и окрестности: ни болота, ни реки из камней.
Локи расхохотался:
– Ну, и мастак ты морочить, оказывается! Заставил меня мокнуть в грязи, натравил маленьких летучих вампиров, исхитрился загнать на холм, которого нет – и все ради того, чтобы набить себе каменное брюхо!
Валун покраснел:
– Есть-то хочется!
– А ты умерь аппетит! – посоветовал ас. Он по Хёниру судил: чем больше здоровяк поглощал снеди и пива, тем голоднее становился.
– Тебе хорошо, – огрызнулся валун, серея. – А знал бы, как надоело грызть эти грубые камни. Я, как тебя еще в проеме переходника увидел, решил: съем! – И попросил почти умильно: – Слушай, Локи, ну, давай я тебя сожру, а?
– Попробуй! – усмехнулся ас, почему-то чувствуя бешеное желание испытать судьбу и приблизившись к валуну. На всякий случай нащупал и выдернул из ножен короткий кинжал. Остановился от валуна на расстоянии вытянутой руки.
Сблизи камень уже не казался громадным – просто мираж искажал перспективу. Морочить – это и Локи умел, но не думал, что законы колдовства можно использовать в межвременьи: на всякие штучки время смотрело косо и могло взбунтоваться. Асам заветами йотунов строго-настрого позволялось лишь блуждать по миру тумана. Чихать Локи на заветы, но уходить не спешил, рассматривал валун: то, что издали походило на скалу, оказалось покрытым сереньким замшевым покровом, под которым что-то пульсировало и переливалось. Локи коснулся камня – пальцы прошли насквозь. Ас, не взирая на верещащий булыжник, все глубже засовывал руку, пока пальцы не наткнулись и не зажали в горсти что-то крохотное, размером с голубиное яйцо.