Один - Страница 6
– Нет, – грустно покачал головой Мотсогнир, – если тебя отпустить, ты не только украдешь волшебное ожерелье, подаренное цвергам их единственным другом из верхнего мира. Но и устроишь кучу пакостей – сам такой!
Локи, пока его тащили, еще упирался. Но как только его ноги оказались по ту сторону голубой черты, вскочил и, дразнясь, показал цвергам язык:
– Ну, а теперь держитесь – я сейчас вернусь! Цверги попятились: их заклинание потеряло над
асом силу. Но откуда им было знать, что в межвременьи не действуют ни одни законы внешних миров: тут властвовало безраздельно время.
Сунуться вслед Локи цверги не посмели, лишь заторопились закрыть золотую дверь, вернув на место скалу. И пока дверь, тяжело ухая, въезжала в проем, до цвергов доносился издевательский хохот Локи:
– Вот теперь-то вам лучше всего поверить моему честному слову: камня на камне от городов цвергов не оставлю!
Дверь закрылась. Теперь Локи оказался в густом молоке, почти осязаемом. Пора было сматываться из межвременья: ас сунул руку в карман и похолодел – пальцы провалились в прореху. Насквозь оказалась прорванной и подкладка – черный шар испарился. Локи оказался заперт во временной петле, и шансов, что кто-то из асов забредет именно в этот сектор пространства, почти не было.
– Вот это и есть: не везет сначала, не повезет и в конце! – Локи наугад сделал несколько шагов: в этом мире можно было плутать бесконечно. Тут не старились, не умирали. Но и выбраться отсюда можно было одним-единственным способом: шагнув через время. Локи знал много штук, помогающих выжить; сумел бы уцелеть и там, где другие потерпят фиаско. Но даже пройдохе не укоротить время – то право верховных правителей Асгарда.
– А это что за дрянь?! – отмахнулся Локи: по лицу, мазнув кожистым крылом, махнулась летучая мышь. – Оказывается, я тут в веселой компании! – процедил Локи, отмахиваясь от налетевшей стаи нетопырей. Мыши, слепые в тумане, отчаянно, пищали, запутавшись в волосах аса. Ударялись о спину и падали с диким визгом.
Локи был постоянен в своих привычка: мышей, даже летучих, даже в межвременьи, по-прежнему не терпел.
Он ринулся, как говорится, куда глаза глядят, хотя рассмотреть в молочно-белом тумане можно было, наверное, лишь мысленные образы. Но асу было не до галлюцинаций внезапно нога поехала, Локи оступился и покатился вверх тормашками.
Пока косточки жили отдельной от головы аса жизнью, Локи еще успел подумать: «Кажется, во всем этом начинает проявляться какая-никакая логика! Будь я проклят, если и в межвременьи не обитает некто, кому до меня дело, и кто так старательно меня направляет. Вот знать бы, куда. Или, – Локи в очередной раз проехался спиной по чему-то твердому, – хоть бы дознаться, чьих пакостливых ручек это дело?!»
Но у всего есть завершение – Локи еще пару раз крутнулся и, больно ударив большой палец левой ноги, взвыл:
– Всех вас – к старухе Хель! К мертвым!
Страдать не позволил неунывающий характер Локи. Ас, потирая ступню, сел, пытаясь осмотреться. По-прежнему – ничего. Влажный туман. Потом то, что Локи сначала принял за искры из глаз – все-таки потрепали, все тело, словно протащили под настилом из сучковатых бревен, – определилось: в тумане мелькали, скользили и прошивали золотой ниткой с иголкой юркие молнии.
Некоторые слепили. Иные норовили тюкнуть аса – тогда Локи морщился от легкого жжения.
А молнии продолжали странный танец, пока ас не очутился спеленутый: пространство собралось коконом. Локи попробовал сеть из молний на ощупь: разорвать золотые нити нечего было и пробовать.
– Хёнира бы сюда! – припомнил Локи приятеля-увальня, – как раз работенка для недрессированного медведя.
– Эй, – позвал Локи: всем до сего дня было известно, что межвременье не обитаемо. Но Локи легко прощался с дремучими предрассудками: кто-то его поймал, значит, пусть этот кто-то и выпускает.
Но невидимые хозяева, кажется, придерживались мнения противоположного. Молоко разбавилось водой – пространство обозначилось темнеющей массой земли и звездами где-то вверху.
И снова Локи, подхваченный невесомым ветром, куда-то летел. Ощущение было не из приятных: словно тебя бросили с высоченной горы, и мало надежд, что у подножия тебе приготовили перину.
– Даже для чудес межвременья – событий многовато, – пробурчал Локи, грохнувшись в очередной раз. – Уж не забрел ли я в преисподнюю? – все тело походило на сплошной синяк, ссадины и ушибы горели – кости, как ни странно, в этот раз уцелели.
Мерцание звезд спускалось вслед за Локи, словно небо тоже падало вместе с асом. Стало светлее. Теперь Локи мог полюбоваться на собственные синяки. Свечение усилилось. Теперь и пространство вокруг услужливо проявилось диковинным пейзажем.
– Теперь понятно, почему я отделался шишками! – буркнул Локи, поднимаясь на ноги.
С него ручьями потекли густые струи грязи. Под ногами маслянисто блестело болото жирной грязищи. Локи попробовал нашарить ногой что-нибудь твердое, но она ушла по бедро. В любом другом месте – с тем же результатом.
– Море грязи! – обреченно произнес ас. – Океан грязи! А я – одинокий страдалец на пустынном островке! – пожалел себя Локи. Ситуация и в самом деле глупейшая: великий ас на кочке, словно болотная цапля, а вокруг даже лягушки не квакают.
– Но вроде, – прислушался ас, – комары-то пищат!
Он в который раз припомнил недобрым словом цвергов, клятвенно пообещав сам себе, что маленький народец еще раскается и навек разучится лезть к великим асам.
Как давно Локи обретался среди хляби? Время в этом мире не имело значения. Но способно было на трюки: сунувшись в межвременье, смертный мог проплутать тут пару минут, а вернуться древним стариком, у которого успели состариться внуки. К юным девушкам межвременье относилось щадяще.
Локи в сказки верил мало, но это болото, которого и быть не могло, напомнило историю о водяном коне, пришельце из межвременья, и девушке Улле.
Было то в смутные времена, когда Миргард разрывали распри князей и даже сосед шел с вилами на соседа за подпорченную соседскими свиньями грушу дичку.
Тогда-то один старик, сам воспитывавший дочку, махнул на людской муравейник рукой и ушел на болота. Он один разыскал сухую тропу к сухому островку в глубине болот. Поставил избушку, просторную для двоих, к тому же сам больше пропадал на охоте, принося дочери тетеревов и связанных лапками лисиц.
Улла же стряпала, развела грядку, где луговые цветы соседствовали с луговыми бабочками.
Так проходили незатейливо годы. А вокруг, подступая к высокому берегу острова, с любопытством поглядывало болото, подсматривая за Уллой блеклыми глазами болотных огней.
Был обычный день, такой, что и не запомнишь. Старик, все чаще жаловавшийся на поясницу, не послушав Уллы, все же ушел в леса на охоту. Улла отскрябывала от грязи горшок: через остров, чистый среди камней, вился ручей. Улла набирала пригоршни песка и драила утварь, пытаясь развлечь себя тайными мечтами. Она была в той поре, когда девушкам природой положено вечно вертеться в толпе подружек, грызть орешки, показывая крепкие белые зубы, и пересмеиваться да заигрывать с парнями. Но как Улле хотелось, что хоть кто-то кинул оценивающий взгляд на ладную фигурку, густые волнистые волосы, распущенные по плечам. Словом, какой девушке в пятнадцать не хочется быть красивой для целого мира?
И потому, увидев в воде отражение мужской фигуры, Улла не успела испугаться не захотела подумать, откуда мог взяться чужак на их забытом светом островке. Улла обернулась – и пропала.
Такие парни даже во сне не виделись девушке. Высокий, с темно-каштановыми волосами и чистым лицом, он смотрел приветливо и дружелюбно, разделенный от Уллы бегущей водой ручейка.
Капли то ли росы, то ли воды блестели на волосах незнакомца. Улла отметила краешком сознания, что и одежда была на нем мокрой.
– Здравствуй, Улла!
Ты знаешь мое истинное имя? – удивилась девушка, отец, боясь за свое сокровище и опасаясь сглаза обходился «солнышком», «деточкой», «золотинкой» Да и к чему имена, если Уллу не с кем спутать? Даже эхо не живет на болоте. А незнакомец уже протягивал руки: