Одесса — мама - Страница 19
Они вместе обратили глаза к небу, где безмятежно и сочувственно светила луна, и рассмеялись счастливо, как дети.
От переполнивших его чувств Беня запел тот самый цыганский романс, что только что Соня с таким чувством пела ему.
Беня.
Когда речей твоих не слышу, Грустна, задумчива брожу. Когда очей твоих не вижу, Мне кажется, я не живу.
Соня, не в силах оторвать счастливых влюбленных глаз от Бени, нежным голосом подхватила.
Соня. Скажи ты мне…
Беня. Скажи ты мне…
Соня. Что любишь меня.
Беня. Что любишь меня.
И дуэтом, в один голос они пропели последние слова романса.
Беня и Соня.
Высокие платаны по бокам мостовой бесконечной аллеей уплывают назад под цоканье копыт. И луна на небе, и бриллиантовые звезды, благословляя их путь, далеким эхо повторяют мелодию романса.
59. Экстерьер. Одесская гавань. (День)
И как в начале фильма, мы возвращаемся в современный порт Одессы, к белоснежному борту океанского лайнера у пирса, к пестро одетой толпе иностранных туристов и к старому еврею, стоящему в их окружении.
Старый еврей. Беня Крик и Соня Золотая Ручка провели такой медовый месяц, какой даже царям не снился и произвели на свет всего одно дитя. Это — я. Ваш покорный слуга, оставшийся в нежном возрасте круглым сиротой.
Как вы знаете из истории, вскоре здесь свергли царя и началась гражданская война. Между красными и белыми. Беня всегда был за справедливость. Он собрал своих мальчиков, пару тысяч, и выбил белых из Одессы. И три дня и три ночи он делил собственность богатых среди самых бедных. Три дня Одесса радовалась и веселилась, как никогда до того. И тогда пришли в город красные и Беня приветствовал их как братьев, но они не разделяли его чувств.
Они поставили его к стенке и расстреляли.
Вы спросите: почему? Вот что я по этому поводу думаю. Они читали Карла Маркса и поняли его так, что надо все разделить, чтоб ни у кого ничего не было. А Беня не читал Карла Маркса и полагал, что надо все делить поровну, но чтоб у каждого что-нибудь да было. Пуля решила этот спор, и они до сих пор уверены, что были правы.
Милиционер в черном мундире вразвалку подошел к старому еврею и положил ему на плечо руку в белой перчатке.
Милиционер. Пройдемте, гражданин. За такие речи перед иностранными туристами вас по головке не погладят.
Он защелкнул браслет наручников на правой кисти старого еврея, приковав его цепочкой к своей левой руке.
Старый еврей. Итак, вы видите… Он тоже читал когда-то Карла Маркса. Одним словом, прощайте. Будьте здоровы и внимательны. Возьмите, мистер, ваши часы. А это, мадам, если не ошибаюсь, ваш браслет. Пока вы слушали меня, я немножко размял пальцы. Возьмите обратно. Они у меня все равно конфискуют. Не надо благодарностей. Я вам только напомнил, что вы в Одессе, где надо беречь свои карманы. Гуд бай. До свидания. Оревуар, аривидерчи…
Белоснежный лайнер отошел от пирса, прощаясь с Одессой воем американского джаза.
Старый еврей и милиционер, скованные вместе наручниками, удаляются вверх по знаменитой лестнице, как два закадычных приятеля, прогуливающиеся вдвоем, рука в руке. Они оба движутся, как будто пританцовывают в ритм джаза, потому что они оба дети Одессы-мамы.
КОНЕЦ
Париж — Иерусалим — Нью-Йорк 1971-1988г.