Одержимый - Страница 11

Я и представить себе не мог, как оно разбухнет.

Так начал своё вступительное слово Чернышёв.

В кают-компании собрались все свободные от вахт – вместе с научным составом человек около двадцати. Стулья и табуреты стояли впритык, опоздавшим места не хватило, и они выглядывали из дверей: вся кают-компания была площадью метра три на четыре, а более вместительного помещения на судне не имелось.

Многих я видел впервые. Преобладала молодёжь, группировавшаяся вокруг Раи и Зины; за ними шумно ухаживали, и подружки, чувствуя себя в центре внимания, кокетливо отшучивались и хихикали, пока Чернышёв не усмирил их грозным взглядом. На девушек с мудрой понимающей усмешкой смотрела моя соседка, женщина лет за сорок, но ухоженная и молодящаяся, с иссиня-чёрными, под мальчишку волосами и жгучими, чуть раскосыми чёрными глазами на скуластом лице. Её уши оттягивали тяжёлые серебряные серьги с подвесками, которые при повороте головы смешно позванивали, как бубенчики на лошади. Небрежно накинутый на блузку-безрукавку шёлковый платок позволял видеть круглые сильные руки. Некрасива, но глаза и руки хороши, отметил я и методом исключения определил, что это, наверное, повариха.

– … как с ним бороться? – начал Чернышёв. – Оверкиль, товарищи, это опрокидывание судна вверх килем, вследствие чего оно неизбежно гибнет вместе с экипажем. Чаще всего это происходит при особо опасных и чрезвычайных гидрометеорологических условиях, к которым мы относим ураганы, а также снежные метели и шторма при низких температурах воздуха, что создаёт условия для обледенения судов и потери ими остойчивости. Нынче, когда флот в Мировом океане оснащён радиоаппаратурой, можно примерно установить число гибнущих от оверкиля судов. К примеру, лет пятнадцать назад от тайфуна «Рут» в западной части Тихого океана погибли 1703 судна, из них 267 пропали без вести. Скорее всего эти последние и погибли от оверкиля, ибо судно переворачивается внезапно и не успевает дать SOS.

– Не только в ураган, Алексей Архипыч, рудовоз и при пяти-шести баллах может перевернуться, – послышался чей-то голос. – Из-за смещения сыпучего груза.

– Тонкое наблюдение, – похвалил Чернышёв. – Встань, Ваня, покажись товарищам учёным, чтобы знали, с кем посоветоваться. Иван Ремез, второй помощник, с отличием окончил мореходку, любит читать, играть в шахматы и перебивать старших по званию. Словом, далеко пойдёт. О рудовозах, Ваня, речи нет, в морском бою, если уж на то пошло, корабли переворачиваются и в полный штиль; не станем мы сегодня анализировать и гибель судов от ураганов. Впредь до окончания экспедиции будем заниматься исключительно одной проблемой – обледенением. Если до сих пор мы бежали от него, как развесёлый Витя Шевчук на мотоцикле от автоинспектора…

– Подумаешь, кружку пива выпил…

– В которое ты влил двести граммов водки, – уточнил Чернышёв. – Скажи спасибо старшине, что тебя догнал, иначе пел бы с ангелами массовые песни под арфу или, скорее всего, варился в котле со смолой. Итак, если раньше мы бегали от обледенения, как моторист Витя Шевчук… – Чернышёв сделал паузу, но Шевчук промолчал и под смешки товарищей махнул рукой, – то отныне мы будем его искать. Нам необходимо понять, как быстро в различных условиях нарастает лёд на палубе, надстройках, такелаже и рангоуте – это первое; лучшие способы борьбы с обледенением – это второе, и, третье, каково предельное количество льда, которое может набрать средний рыболовный траулер. Для чего нам это нужно, разъяснять не приходится, ибо вы своими глазами видели, как «Бокситогорск» плавал вверх килем и потом пошёл ко дну, видели, как Птаха и Воротилин подбирали в море спасательные круги с надписью «Себеж» – все, что оставили на добрую память наши товарищи с этого траулера. Обледенение потому коварнейший враг, что мы лишь на тройку с минусом знаем, как с ним бороться. Для того и вышли в мере: понять! И поймём, не такие уж мы бараны.

Теперь о заработке. Кое-кто выражал по этому поводу беспокойство, поэтому официально подтверждаю: хотя рыбу ловить не будем, в деньгах никто не потеряет. Зачитываю выписку из приказа. – Чернышёв достал из папки листок: – «На период экспедиции экипажу СРТ „Семён Дежнев“ начислять зарплату, все виды премиальных и переработку по высшим ставкам как экипажам поисковых судов на промысле, учитывая крайне тяжёлые условия работы при обледенении». По высшим ставкам, все слышали? Вижу, что эти приятные слова произвели впечатление. Есть ко мне вопросы? Только без лишнего трёпа, по существу.

– Я по существу. – Моя соседка тряхнула серьгами. – Кто этот симпатичный крупный мужчина?

– Любовь Григорьевна, повар, – переждав смех, поведал Чернышёв ничуть не смутившемуся Корсакову. – Тебя, Люба, интересует должность, возраст или учёная степень?

– Это я и без вас узнаю! – звонко ответила соседка. – Семейное положение.

– Повезло человеку. – Чернышёв завистливо вздохнул. – Небось блинчиками с мясом каждый день будет лакомиться. Ещё вопросы?

Моё внимание привлёк Перышкин. Он то порывался поднять руку, то оглядывался, будто ожидая, что кто-нибудь другой спросит то, что его интересует.

– Есть вопрос, – решился он и представился: – Федор Перышкин, двадцать три года, не женат…

– Ну, это мы исправим, оглянуться не успеешь! – пообещала Любовь Григорьевна. – Верно, девочки?

– Только я блинчики не очень, я пельмени предпочитаю, – нашёлся Перышкин.

– Мальчишка желторотый, – возмутилась Любовь Григорьевна. – Я тебе в мамы гожусь!

– Вопрос, – нетерпеливо напомнил Чернышёв.

– Вот вы сказали, – Перышкин не удержался и мигнул Рае, с интересом на него посмотревшей, – что будем набирать предельное количество льда. А сколько это: двадцать, тридцать тонн? «Вязьма» набрала чуть за тридцать, и нас едва не перевернуло, на правом борту лежали… Предельное – это сколько?

Все притихли, неженатый рулевой матрос Перышкин попал в самую точку.

– Вопрос правильный, – сказал Чернышёв. – Я тебе так отвечу, Федя: не знаю. Удовлетворён ты этим ответом?

– Не очень.

– И я не очень. Вот у нас на борту учёные, и они тоже не знают. И японцы, у которых в этих морях от обледенения чуть не сотня траулеров перевернулась, не знают. И англичане. Никто! Только в лаборатории изучалась эта проблема, на макетах, присутствующим здесь товарищем Корсаковым. А натурные испытания мы с тобой первыми проводим – никто до нас этим не занимался. Мы – первые. Считай, что ты, как Гагарин, полетел в космос и понятия не имеешь, что тебя ждёт: может, космические лучи, метеориты прошьют корабль, или сгоришь в атмосфере, или приземлишься вдребезги. А вероятнее, вернёшься на землю и расскажешь людям такое, что тебя будут благодарить и жать руки.

– Феде бы ещё звёздочку на тельняшку! – выкрикнул кто-то.

– Звёздочки ты не получишь, гарантирую. – Чернышёв даже не улыбнулся. – Так-то, брат Федор, не помню, как по батюшке. Будем рисковать, но по-умному – не бараны. К тому же завтра подойдёт и будет нас страховать спасатель «Буйный» – вот как нас с тобой уважают, осознал? А теперь, если вопросов больше нет…

Чернышёв одного за другим представил экипажу научных работников, попросил любить их и жаловать и дал слово своему заместителю по научной части Корсакову.

Корсаков взял кусочек мела и несколькими штрихами изобразил на грифельной доске контуры среднего рыболовного траулера.

– Борьба с обледенением судна – это борьба за его остойчивость, – начал он. – Остойчивость – это способность судна, выведенного из равновесия внешними силами, вновь возвращаться в первоначальное положение. Жил-был на свете человек, имени которого история, увы, не сохранила, как не сохранила имён и других гениев, подаривших людям колесо, кирпич и компас. Наверное, этот человек очень любил детей и делал для них разные игрушки. И вот однажды, озарённый идеей, он придумал забавную игрушку, которая, как бы её ни толкали, всегда возвращалась в первоначальное положение. Потомки назвали её ванька-встанька. Так безвестным умельцем была заложена основа теории остойчивости кораблей…