Ода абсолютной жестокости - Страница 15

– Где оружейная?

– В-внизу, – отвечает он.

– На каком этаже? – он почти оглушён.

– Н-на первом подземном…

Легко сворачиваю его цыплячью шею и выскакиваю в коридор.

Тут царит суматоха. Охранники, чиновники, городские стражники носятся без всякого порядка, кричат и ищут меня. Стражники передвигаются медленно, зато их панцири и шлемы защищают от холодного оружия.

Дверь кабинета дознавателя взламывают. Я бегу в противоположную сторону, никто не замечает меня. На лестнице вниз нос к носу сталкиваюсь с тремя охранниками. Перепрыгиваю через перила и оказываюсь на террасе первого этажа. Из-под земли бегут охранники.

Точнее, они появляются из отверстия в полу. Похоже, это и есть оружейная, судя по огнестрелам в руках. Улучив паузу в появлении охранников, прыгаю вниз.

Приземляюсь на чью-то голову, характерный звук оповещает меня, что шею я своей «подушке» сломал. Я в узком коридоре, по которому навстречу мне бежит охранник с дробовиком. Он получает пулю из лёгкого огнестрела.

А у меня появляется дробовик. Пусть не мой, но всё же.

Коридор поворачивает. Тут находится нечто вроде стойки, за которой стоит тучный охранник с маленькими поросячьими глазками. Его череп разлетается в клочья от первого выстрела. Откуда-то из-за его спины появляется ещё один охранник с дробовиком. Он тоже лишается головы, а я перехватываю его дробовик, чтобы не заряжать свой.

Я нахожусь среди полок с разнообразным оружием. Передо мной множество лёгких огнестрелов, но мне нужны мои плети и что-нибудь огнестрельное потяжелее. Если дробовик – это самое лучшее, что здесь можно найти, то нужно взять боеприпасов. Сначала бегу на поиски более тяжёлого оружия. Дробовиков много: похоже, что это одна из штатных пушек тюремщиков.

Боеприпасы – на нижних полках. Запасаюсь по полной программе: тут есть также специальные сумки для патронов.

И тут я вижу его.

Эта пушка лежит отдельно. С виду – почти как обычный дробовик, только приклад не деревянный, а из какой-то лёгкой стали, которая мне прежде никогда не встречалась. У него два дула и нечто вроде барабана, только плоского, как коробочка. Патроны явно такого же калибра, как и для обычных дробовиков. Зато он многозарядный. И, похоже, автоматический.

Я хватаю эту штуку, выкидывая обычную пушку, и тут в проходе появляется охранник. Я жму на спуск, и его отбрасывает метра на три, потому что эта штука бьёт одновременно из двух стволов – и сразу же готова к новому выстрелу. Для неё приготовлен специальный пояс с кобурой, который я тут же надеваю.

Я бегу вдоль рядов в сторону холодного оружия, а с другой стороны к месту, где я только что находился, летят охранники и стражи. Хватаю и пристёгиваю первый попавшийся меч, затем пояс с ножами для метания (не мой, но схожий, тоже лежит на одной из полочек). На стене висит моя плеть с крюками. Кнута не видно, но это ладно, и с плетью справимся.

Слышатся крики. Охранники явно не сразу сообразили, что беглый преступник может додуматься побежать в арсенал.

Выход из оружейной уже блокирован. И я оказываюсь запертым в комнате с множеством вооружённых людей. В очень большой комнате, в сложном лабиринте полок и стеллажей. У охраны, похоже, нет никакой системы отлова таких, как я. Наверное, у меня очень злые глаза.

Я выхожу наружу медленно. Распахиваю крышку-люк и щурюсь от солнечного света. Я весь в пороховой гари, в синяках и ушибах, но – целый и невредимый. Я весь покрыт кровью – чужой. В моих руках – по двуствольному дробовику. На поясе – два меча и семихвостка.

Внизу – не меньше пятидесяти трупов. А может, и вся сотня.

Вокруг люка – охранники и стражники. Они смотрят на меня, на меня нацелены все стволы.

Я широко улыбаюсь.

Они смотрят на меня, но не стреляют.

А потом они расступаются, и вперёд выходит высокий крепкий мужчина в дорогой одежде восточного покроя. Одежда явно не форменная: тёмно-зелёная, с золотыми и серебряными узорами. Голова покрыта чем-то вроде чалмы. Внешне мужчина больше похож на северянина: светлые брови, голубые глаза. Мы смотрим друг на друга, и первым, как ни странно, не выдерживаю я.

– Ну и что? – спрашиваю я, стараясь придать голосу презрительное выражение.

Мужчина выдерживает паузу.

– Ты – Риггер.

– Да.

– Зачем ты сбежал от своего провожатого?

– Потому что я не привык, чтобы мной помыкали.

– Ты не мог победить его в бою, и потому сбежал. Позорно, как пёс.

Я поднимаю один из дробовиков и целюсь в светлобрового.

– Тебе ещё есть что сказать? – спрашиваю я.

Кажется, я знаю, почему не убил его сразу. Потому что он прав. Он и в самом деле отвратительно прав.

– Меня зовут Файлант. Меня ты тоже не победишь в честном бою. Я пришёл, чтобы завершить то, что было поручено Киронаге. Ты должен прибыть во дворец, Риггер. А потом уже делай, что хочешь.

Я нажимаю на спуск.

Но там, куда летит заряд, Файланта уже нет. Файлант быстрее всех, кого я видел за всю свою длинную жизнь. Он перекатывается, отталкивается от кого-то из толпы, подпрыгивает и выбивает дробовик из моей руки. Я не успеваю поднять второй: Файлант бьёт меня в лицо, и я падаю назад. Я пытаюсь вскочить, но раздаётся выстрел, и мир погружается в темноту. Единственное, что я успеваю услышать перед тем, как потерять сознание, это слова Файланта:

– Не живым, так мёртвым…

Меня зовут Риггер. Меня зовут Риггер. Меня зовут Риггер.

Я говорю это самому себе, потому что я проиграл схватку. Я смирился с тем, что меня может победить Киронага – победить в бою. Но Файлант разложил меня, как младенца, без всяких усилий. Такого унижения я никогда не терпел.

Когда я вышел на свет, я надеялся прочитать в лицах охранников страх. Я надеялся, что они никогда не видели подобного мне. Человека, который в одиночку, не получив ни царапины, уничтожил целый штурмовой отряд или даже несколько отрядов.

Но страха не было: потому что таких, как я, тут как минимум двое. Или двадцать, как говорил Киронага.

Надо мной – красный с золотом вычурный балдахин. Пахнет свежим бельём и немножко розовым маслом. Я провожу рукой по своему телу под тонкой узорчатой простынёй. Я чист, мне тепло и хорошо. Поднимаюсь.

Комнате, в которой я нахожусь, позавидовал бы любой наместник. Впрочем, кроме Жирного, я знаком только с одним – с Синтиком. Когда-то я играл с ним в бильярд.

Всё вокруг в золоте и бархате. На стенах – картины, написанные с удивительным мастерством. У Жирного таких картин не было, и вряд ли когда-нибудь будут. Жирный не любит красивые вещи. Жирный в первую очередь любить пожрать.

Я встаю, оборачиваюсь простынёй и подхожу к стрельчатому окну, через которое бьёт солнечный свет. Я вижу перед собой ровный квадратный двор. Брусчатка – просто идеальная, камешек к камешку. По двору идёт отряд воинов в полном вооружении. Они одеты в красно-белую форму – цвета Императора. Раздаётся крик: понять, что именно кричат, я не могу. Солдаты разворачиваются и направляются в другую сторону.

Это регулярная армия Императора, точнее, один из отрядов. У наместников редко бывают организованные войсковые соединения, насколько я знаю. Жирный в случае нападения возлагал надежды на своих гладиаторов. Впрочем, на Санлон нападали редко и скорее мелкими набегами: семь дней пути вглубь страны – это слишком далеко.

Раздаётся какой-то звук. Я разворачиваюсь. В комнату входит девушка с подносом. Она маленькая, изящная, с тонкими чертами лица. Она ставит поднос на круглый столик у кровати и собирается уходить.

– Ты куда? – спрашиваю я.

У меня давно не было женщины.

Она смотрит на меня немного испуганно. Я подхожу к ней, провожу ладонью по её щеке, увлекаю её к кровати. Она не сопротивляется: наверное, предупреждена. Впрочем, это хорошо: у меня сейчас нет настроения преодолевать сопротивление.

Мы развлекаемся около часа, и никто нас не беспокоит. Девушка не нравится мне: у неё слишком тонкая фигурка и маленькая грудь, но сейчас это не играет роли. Мне просто нужна женщина, вот и всё.