Очерки по психологии бессознательного (сборник) - Страница 18

В своей книге по энергетике Хельм выражает мнение, что «новая мысль Роберта Майера выделилась из традиционного понятия силы не постепенно, в результате глубокого продумывания, а принадлежит тем интуитивно постигаемым идеям, которые, вытекая из других сфер духовного труда, как бы застигают мышление врасплох и принуждают его в соответствии с ними преобразовывать традиционные понятия»[51].

Здесь возникает вопрос: каково происхождение той новой идеи, которая навязала себя сознанию, подобно стихии, которая смогла настолько его захватить, что полностью отвлекла его от всех многообразных впечатлений первого путешествия по тропикам? На эти вопросы ответить вовсе не легко. Но если мы применим к этому случаю нашу теорию, то объяснение может быть следующим: идея энергии и ее сохранения должна быть изначальным образом, дремлющим в коллективном бессознательном. Этот вывод требует, естественно, доказательства, что такого рода изначальный образ действительно существовал в ментальной истории человечества и был действенным на протяжении тысячелетий. Подобное доказательство совсем не трудно привести: древние религии в самых различных уголках Земли базируются на этом образе. Это – так называемые динамистические религии, единственная и определяющая мысль которых заключается в том, что повсюду существует разлитая магическая сила[52], вокруг которой вращается все. Тэйлор, известный английский исследователь, а также Фрэзер неверно воспринимали эту идею как анимизм. В действительности же первобытные люди со своим понятием силы вовсе не имели в виду души или духов, а подразумевали нечто, что американский исследователь Лавджой[53] весьма метко обозначил как «первобытная энергетика». Это понятие соответствует идее души, духа, Бога, здоровья, телесной силы, плодородия, магии, влияния, власти, авторитета, медицины, а также идее известных чувственных состояний, характеризующихся аффектами. Для некоторых полинезийцев мулунгу именно это первобытное понятие силы-энергии означает: дух, душа, демонизм, магия, авторитет; и когда происходит что-либо необычное, то люди кричат: «Мулунгу!» Это понятие силы является также самой ранней формой образа Бога у первобытных людей. На протяжении истории этот образ получал развитие во все новых и новых вариациях. В Ветхом Завете магическая сила высвечивается в пылающем терновом кусте и в лице Моисея; в Евангелиях – в образе Святого Духа в виде исходящих с неба огненных языков. У Гераклита она выступает как мировая энергия, как «вечно живущий огонь»; у персов это огненный блеск «хаомы», божественной благодати; у стоиков – изначальное тепло, сила судьбы. В средневековой легенде она выступает как аура или halo, ореол святости, и в виде пламени вырывается из-под крыши шатра, где в экстазе лежит святой. Святые, галлюцинируя, воспринимают эту силу как Солнце, полноту света. В соответствии с древним воззрением сама душа есть эта сила; в идее бессмертия души заключено представление о ее сохранении, а в буддийском и первобытном представлении о метемпсихозе заключено видение ее неограниченной способности к превращениям при неизменном сохранении.

Эта идея, таким образом, запечатлелась в человеческом мозгу уже миллионы лет назад. Поэтому она в готовом виде заложена в бессознательном каждого. Требуются лишь определенные условия для того, чтобы снова заставить ее проявиться. Эти условия в случае Роберта Майера, очевидно, оказались выполненными. Величайшие и наилучшие мысли человечества формируются на базе этих изначальных образов, выступающих в качестве первичного клише или рисунка. Меня часто спрашивают о том, каково же происхождение этих архетипов, или первообразов. Мне кажется, что их происхождение может быть объяснено лишь при допущении того, что они представляют собой отражение постоянно повторяющегося опыта человечества. Одно из самых обычных и вместе с тем самых впечатляющих переживаний, данных человеческому опыту, – это ежедневное являющееся глазу движение солнца. Мы во всяком случае не можем обнаружить в бессознательном ничего имеющего к этому отношения до тех пор, пока речь идет об известном нам физическом процессе. Однако мы обнаруживаем миф о солнечном герое во всех его бесчисленных вариациях. И именно миф, а не физический процесс есть реальность, образующая архетип Солнца. То же самое можно сказать о фазах Луны. Архетип есть своего рода готовность снова и снова репродуцировать те же самые или сходные мифические идеи. Следовательно, дело обстоит так, что запечатлеваемое в бессознательном является исключительно субъективным представлением фантазии, вызванным физическим процессом. Можно было бы поэтому предположить, что архетипы суть многократно повторяющиеся отпечатки субъективных реакций[54]. Естественно, это допущение только уводит от решения проблемы. Ничто не мешает нам предположить, что некоторые архетипы существуют уже у животных и что они, следовательно, основываются на особенностях живого организма вообще и, таким образом, представляют непосредственное выражение жизни, природа которой уже не поддается дальнейшему объяснению. Как представляется, архетипы – это не только отпечатки постоянно повторяющихся сходных переживаний, но вместе с тем они эмпирически ведут себя как силы или тенденции к повторению тех же самых переживаний. Дело в том, что всегда, когда некоторый архетип появляется в сновидении, в фантазии или в жизни, он приносит с собой некоторое особое «влияние» или силу, благодаря которой его воздействие имеет нуминозный, т. е. зачаровывающий либо побуждающий к действиям эффект.

Показав на этом примере, как новые идеи появляются из сокровищницы изначальных образов, продолжим изложение процесса переноса. Мы видели, что именно в таких, по видимости, нелепых и странных фантазиях либидо обрело свой новый объект – содержание коллективного бессознательного. Как я уже говорил, проекция изначальных образов на доктора является опасной для дальнейшего лечения, и ее нельзя недооценивать на этой стадии лечения. Эти образы содержат в себе не только все самое прекрасное и великое, что когда-либо мыслило и чувствовало человечество, но также и все те наихудшие подлости и всевозможную дьявольщину, на которые только способны люди. Благодаря своей специфической энергии – поскольку эти образы соотносятся как заряженные силой автономные центры – они оказывают зачаровывающее, захватывающее воздействие на разум и вследствие этого могут производить в субъекте сильные изменения. Это можно наблюдать в религиозных обращениях (конверсиях), в случаях суггестивного воздействия и в особенности при возникновении определенных форм шизофрении[55]. Так что если пациент не может отличить личность врача от этих проекций, то в конечном счете теряется всякая возможность взаимопонимания и человеческие отношения оказываются невозможными. Но, если пациент избегает этой Харибды, он терпит крушение у Сциллы, интроецируя эти образы; другими словами, он приписывает их свойства не доктору, а себе самому. Это также разрушительно. В случае проекции он колеблется между эктравагантным и болезненным обожествлением своего доктора и презрением, ненавистью к нему. В случае интроекции он впадает в смешное самообожествление или моральное самоуничижение. Эта ошибка, которую он совершает в обоих случаях, исходит из приписывания той или иной личности содержаний коллективного бессознательного. Таким образом, он превращает другого или себя самого в бога или дьявола. Здесь проявляется характерное действие архетипа: он захватывает психическое своеобразной первобытной силой и вынуждает ее выйти за пределы человеческого. Он вызывает утрату чувства меры, инфляционную установку (напыщенность, раздутость, потерю свободного волеизъявления, манию, иллюзию и энтузиазм как в положительном, так и в отрицательном смысле). Это та самая причина, по которой люди всегда нуждались в демонах и не могли жить без богов, за исключением некоторых особенно умных видов типа homo occidentalis[56] вчерашнего и позавчерашнего дня, сверхчеловеков, у которых «бог умер», поскольку они сами сделались богами, хотя и крошечными божками, с крепкими черепами и холодными сердцами. Ведь идея бога – совершенно необходимая психологическая функция иррациональной природы, которая вообще не имеет отношения к вопросу о существовании бога. Человеческий интеллект никогда не сможет ответить на этот вопрос; еще менее он способен дать какое-либо доказательство бытия бога. Кроме того, само такое доказательство излишне, так как идея всемогущего, божественного бытия наличествует повсюду, если не осознанно, то по крайней мере бессознательно, ибо она есть некоторый архетип. В нашем психическом есть нечто от высшей власти – и если это не осознанный бог, тогда, по крайней мере, это – «чрево», как говорит апостол Павел. Поэтому я считаю более мудрым осознанно признать идею бога; ибо в противном случае богом просто становится нечто другое, как правило, нечто весьма неудовлетворительное и глупое, что бы там ни выдавливал из себя «просвещенный» интеллект. Наш разум уже давным-давно знает, что мы не можем правильно мыслить бога, не говоря уже о том, чтобы представить его в той или иной существующей форме. Раз и навсегда нужно признать, что существование бога – это такой вопрос, на который нельзя ответить. Но в consensus gentium[57] извечно возникала мысль о богах и будет возникать о них и впредь. Сколь бы прекрасным и совершенным по праву ни считал человек свой разум, он всегда вправе быть также уверенным, что разум – это всего лишь одна из возможных ментальных функций, соответствующая лишь одной стороне феноменального мира. Со всех сторон нас окружает иррациональное, не согласующееся с разумом. И это иррациональное также есть психологическая функция, другими словами, коллективное бессознательное, тогда как рациональное, по существу, связано с сознательным разумом. Сознание должно обладать разумом, чтобы перво-наперво открывать некоторый порядок в хаосе неупорядоченных индивидуальных событий в мире, а затем – по крайней мере в человеческих делах – соблюдать этот порядок. Мы несем в себе похвальное и полезное стремление к тому, чтобы по возможности искоренить в нас и вне нас хаос иррационального. По-видимому, этот процесс идет довольно успешно. Один душевнобольной мне однажды сказал: «Господин доктор, сегодня ночью я продезинфицировал сулемой все небо и при этом не обнаружил никакого бога». Нечто подобное происходило и с нами.