Очень опасная игра - Страница 52

Меня заинтересовало, как странно вода стекает по дну овражка, судя по всему, кто-то преграждает ей путь, а потом устраняет преграду…

Вот так я вычислил местопребывание Хоумера. Он притаился в том же самом овражке, но выше по склону, и действовал точно как я: когда перед ним накапливалась вода, уступал ей дорогу.

Я осторожно перевернулся на левый бок и, упираясь в дно локтем левой руки и ногами, начал медленно ползти вверх по овражку. Еще мне удавалось той же рукой тащить ружье, держась за его ствол. Я всячески оберегал правую руку, но одно неловкое движение — и боль пронзала ребра словно током. Мне не удалось проползти и пяти ярдов, а всего уже прошиб холодный пот. Вот только правое бедро горело, началось кровотечение из раны.

Но теперь я уже точно знал, где затаился Хоумер, и беззвучно подбирался к нему. Мокрый песок на дне канавы приглушал все звуки.

Еще не раз мое лицо окатило водой, но я упорно продолжал ползти, работая левым локтем и помогая ногами. Чем выше, тем чаще попадались камни, и я, как юркая ящерица, ловко обходил их, чувствуя себя раненым и уставшим старым динозавром. Пригнув голову, я видел, как нос мой оставляет дорожку в мокром песке. Мне просто не хотелось делать лишних усилий и смотреть на что-то еще. В ушах у меня стучало, но этот стук не был эхом последнего выстрела. Просто мое сердце выкачивало из меня кровь через рану.

Но почему это должно волновать Билла Кэри?

Да он на одних зубах сможет вскарабкаться на утес, даже если пули изрешетят его, как дуршлаг. В секретной службе он слыл железным человеком. Дайте ему пистолет-пулемет «стэн», он выполнит задание и обязательно к утру вернется. Добрый старина Билл Кэри. Ему не в диковинку одной рукой вести самолет, а другой зажимать рану, пока ее не залатает хирург.

Тут меня что-то остановило. В ушах стоял такой шум, словно рядом маршировал гвардейский батальон. Рана в боку немного успокоилась, зато тело стало неметь.

Я даже не поднимал головы, а просто полз, выискивая глазами, куда в очередной раз упереться локтем. И после всего этого мне еще предстояло на своем «Бивере» удирать из России! Пришлось прилечь на дно овражка и прижаться лицом к холодному, мокрому песку. Я не знал, сколько удалось проползти. Пятнадцать ярдов, двадцать, а может быть, двадцать пять. Я только знал, что прополз довольно далеко, может быть, слишком далеко. И теперь хотел спать.

Меня разбудила вода, которая плескалась перед лицом. Я открыл рот, подождал, пока он наполнится водой, и проглотил ее. Гул в ушах стих. Я снова отдавал себе отчет, где нахожусь, и снова был готов к схватке. Но долго это продолжаться не могло. Нужно было что-то предпринимать, причем безотлагательно. Пошевелив правой рукой, я даже рад был снова ощутить боль. К телу вернулась чувствительность. Я медленно поднял голову, прислушался и осмотрелся.

И тут я понял, что за шум был у меня в ушах. Откуда-то слева, издалека, доносился рокот вертолета. Вероятно, он прочесывал длинное озеро. Скоро он вернется, и с этим ничего поделать нельзя.

Теперь я оказался в нескольких футах от небольшого каменистого уступа на дне овражка, где он сначала сворачивал влево, но затем снова изгибался вправо. В восьми или девяти ярдах чуть дальше громоздилась куча больших камней.

Я ее внимательно изучил. Она вздымалась футов на восемьдесят и образовывала нечто вроде старинного бастиона, обращенного немного вправо от меня. Под воздействием времени и непогоды былая дуга или цепь превратилась в отдельные кучи. Позади нее виднелась еще пара куч поменьше.

Канава пролегала, очевидно, через ее середину и потом снова уходила влево от меня. Именно там и должен был находиться Хоумер.

Он был достаточно опытен, чтобы не спрятаться среди этих каменных нагромождений, где его легко было бы заметить на фоне неба и где в него могла срикошетить пуля. Хоумер наверняка засел где-то с краю, где с одной стороны его защищала каменная стена, а с другой — овражек. Единственное уязвимое место было у него с тыла, но он знал, что меня там пока нет, полагался на зоркость своих глаз и надежность своего оружия.

Довольно небезосновательная вера.

Теперь мне либо нужно было обойти его ползком и зайти сзади, а это значило сделать крюк на пятьдесят ярдов по кустам и гнилью, что трудно проделать бесшумно. Или же ползти вперед и оказаться у него на мушке. Вот так обстояло дело, только я не собирался никуда ползти. Все должно было решиться именно в этом месте.

Мне удалось добраться до каменистого уступа, правда, я разбередил свою рану, и снова началось кровотечение.

Поперек него я положил ружье, стараясь повыше задрать дуло, чтобы в него не попала вода, а потом взял в левую руку револьвер. Насколько я помнил, у него был очень легкий и чувствительный спуск. Так и положено: тот, кто не пожалел времени, чтобы спилить предохранительную скобу, наверняка поработал и над спусковым крючком. У только что вышедших с завода «смит-и-вессонов» спусковой крючок был довольно тугим.

Мне оставалось только надеяться, что спуск действительно достаточно чувствителен. Я сунул револьвер под куртку и взвел курок до отказа. Он подался назад с легким щелчком, прогремевшим для меня как колокола Страшного Суда, хотя наверняка даже в трех футах от меня ничего 'не было слышно. Перевернувшись на правый бок, я подождал, пока утихнет боль, и бросил револьвер, как ручную гранату, в самую середину груды камней. А сам схватился за ружье.

Револьвер выстрелил, за спиной Хоумера раздался грохот, и вспышка выхватила из темноты огромную груду камней. Хоумер вскочил и повернулся назад.

Он оказался немного дальше, чем я предполагал, как раз за уступом первого валуна, и повернулся спиной ко мне, прицелившись из винтовки в то место, откуда раздался выстрел.

И тогда я дважды разрядил ружье в его спину.

Казалось, прошла целая вечность, пока эхо выстрелов перестало греметь в моих ушах, а блики вспышки — слепить глаза. Я оторвал щеку от холодного ложа своего дробовика и посмотрел в сторону камней.

Ничего не было видно, лишь монотонное урчание вертолета нарушало тишину. Он возвращался. По правилам, мне полагалось перезарядить ружье и осторожно подкрасться к пораженной цели. Но мне было не до этого, тем более что все так или иначе должно было закончиться. Опершись на ружье, я выпрямился. Лес у меня перед глазами покачнулся, но тотчас же встал на место. Я заковылял по оврагу к камням.

Хоумер лежал ничком на земле, а ноги остались в овражке. На охотничьей куртке между лопаток проступило множество пятен, которые быстро увеличивались в размере. Я присел рядом и перевернул его на спину. Он упал в канаву, и тоненькая струйка воды шевелила его волосы.

Через некоторое время он открыл глаза и хрипло спросил:

— Вы просто бросили револьвер, верно, сэр?

Я кивнул, но потом сообразил, что Хоумер может ничего не видеть, и сказал:

— Да.

— Я этого от вас не ожидал, сэр.

— Эта игра без правил.

Он снова закрыл глаза и затих.

— А я… вообще… попал хоть раз? — спросил он.

— Да, последний выстрел, когда я перебегал прогалину, зацепил меня как раз повыше бедра.

— Я так и думал. — Его голос стал слабеть, и в нем появилась усталость. — Надеюсь, ничего серьезного, сэр.

— Обойдется. — Я постепенно становился частицей его бредовых видений.

— Я все-таки смог… даже под огнем…

— Вы отлично все сделали.

Он перевел дух.

— Без этого трюка… с револьвером… мог бы я… выиграть схватку? — заговорил он. По выражению его детского лица было видно, что каждое слово дается ему с невероятным трудом.

— Да, — сказал я, абсолютно уверенный в том, что он не ошибался.

Он попытался улыбнуться и испустил дух. Возможно, согласно его правилам, он победил.

Где-то за деревьями снова послышался рокот вертолета.

Мне понадобилось десять минут, чтобы преодолеть шестьдесят ярдов, отделявших меня от берега. Я опирался на ружье, как на посох, и держал револьвер в левой руке. В нем еще оставалось два патрона, и, похоже, удар о камень ему не повредил.