Очаровательный притворщик - Страница 26
– Я тоже! – Со сдавленным звуком, чем-то средним между божбой и проклятием, он потянул ее на постель, накрывая ее мягкое и податливое тело своим.
Боль пронзила его насквозь, когда он вошел в нее. Сперва острая, затем исполненная невыносимой сладости боль. Еще ни одна женщина не позволяла ему ощутить себя таким подлинным, почувствовать в себе такую силу и свободу. Но прежде чем он успел прошептать своей возлюбленной, что она особенная, ничуть не похожая на других, Блисс уже обвила своими длинными ногами его бедра, и он начал свое движение, поначалу медленно, потом все быстрее, все сильнее и энергичнее, вдавливая ее все глубже в душистое травяное ложе, подталкивая их обоих туда, ближе и ближе к вершине блаженства, к некоему восхитительному пределу. И дальше, за предел.
А потом, лежа в его объятиях и умиротворенно, блаженно слушая стук дождевых капель над головой, Блисс думала, что теперь всякий раз под шум дождя она будет вспоминать о Шейне. Еще никогда не чувствовала она себя более счастливой, более любимой, более состоявшейся. Опять ей захотелось сказать, что она любит его, но, боясь спугнуть, она удовлетворилась тем, что, прижавшись щекой к его груди, нежно водила пальцем по темной стрелке волос, надвое разделяющей грудь, и слушала тяжелые удары сердца под самым своим ухом.
Шейн тоже думал о том, что отныне шум дождя будет вечно напоминать ему о Блисс. Но то не были счастливые думы. Напротив, он никогда прежде не чувствовал себя столь несчастным, ничтожным и жалким, столь виноватым, столь злым на самого себя. О чем он думал, позволив себе так забыться? Что будет с ней, когда она узнает правду? Нет, лучше уже сейчас постепенно отдаляться, покуда дело не зашло слишком далеко, не запуталось окончательно.
– Прости, – тихо сказала Блисс, уловив его едва заметное движение прочь.
– За что, ради всего святого? – изумился он.
– Я ведь говорила, что не очень опытна. – Приподняв голову, она встретилась с его странно раздосадованным взглядом. – Но я всегда была способной ученицей, так что…
Не в силах устоять перед неизбежным, он снова притянул ее к себе и поцеловал. Долгий, чувственный поцелуй был призван растворить, сжечь в своем пламени все остатки ее неуверенности, опасений, болезненной ранимости.
– Это было замечательно, – прошептал он, когда они наконец оторвались друг от друга. – Ты необыкновенная женщина!
– Но ты ведь привык к этим эффектным дамам из общества, которых… – Она не произнесла «которых предпочел мне мой муж», но Шейн отчетливо уловил ее мысль.
– Требуешь от меня сравнительного анализа? Будто я ношу при себе какую-нибудь цифровую таблицу. Или веду в записной книжке специальный рейтинг – от одного до десяти.
Блисс почувствовала себя очень глупо и пожалела, что затронула эту тему.
– Да нет, я просто так… Не имеет значения. – Она начала с преувеличенным вниманием разыскивать среди смятых простынь свою одежду. Черт, где же это треклятое белье? В одетом виде будет гораздо труднее вот так запросто болтать о сексе.
– Разумеется, имеет, – возразил он, отбирая у нее и отшвыривая найденную наконец блузку. – Все связанное с тобой имеет значение, потому что ты сама, Блисс, имеешь огромное значение.
– Я вовсе не набивалась на комплименты, – сказала она и отвернулась.
Он ухватил ее за подбородок и повернул лицом к себе.
– Если бы у меня была такая книжка, клянусь, ты бы заняла в списке самое первое место. Но такой книжки у меня нет. – Он помолчал. – В сущности, секс – вещь простая и легкая. Порой слишком легкая. – Воспоминание о доступных женщинах, с которыми он на протяжении многих лет своей непредсказуемой и суматошной жизни запросто делил ложе, сейчас неприятно царапнуло Шейна. – Но если чувства находятся в стороне, через некоторое время дело начинает сводиться просто к техническим вопросам… вроде точной подгонки водопроводного оборудования. И секс начинает терять свою привлекательность. Я больше не хочу, – продолжал он, – находясь в постели с тобой, забивать голову проблемами Алана Форчена, поэтому сразу скажу все, что думаю об этом ублюдке. Если он оказался настолько глуп, что не сумел оценить, какую драгоценность нашел в твоем лице, что ж, это его беда. Если он был настолько занят самим собой, что не удосужился показать тебе, какое наслаждение могут дарить друг другу двое, значит, он круглый дурак. И коль скоро не все у вас ладилось в постели, с чего ты взяла, что в этом непременно была виновата ты?
– Но как же те шикарные женщины…
– Ах ты, Боже мой! – Он нервно запустил пальцы в волосы, недоумевая, с чего их угораздило соскользнуть на эту тему. Но по крайней мере его больше не мучило сознание вины. Сейчас он чувствовал себя просто сердитым и расстроенным. – Говорю тебе, найти с кем переспать вовсе не трудно. Трудно найти ту, одну из миллиона, которая способна придать этому нечто особенное.
Да-да, и это замечательно, что я оказалась именно такой, успокаивающе напомнила себе Блисс. Ведь Шейн доказал ей это каждым своим прикосновением, каждым поцелуем. Привычные страхи, тревожное чувство незащищенности помешали ей до конца понять, что он стремился поведать ей на языке любви.
– Ты прав.
– Ну конечно, прав. – Вся его злость моментально испарилась, сменившись куда более опасным чувством – нежностью.
– Только знаешь что?.. – Она обвила руками его шею и посмотрела в глаза.
– Что? – отозвался он, ласково и любовно целуя ее в губы.
– Если я правда такая особенная…
– Правда. – Пусть это признание еще больше затрудняло дело, но оно было одной из немногих правд, которые он мог ей открыть.
– Спасибо. – Лицо ее осветилось улыбкой, на щеках обнаружились прелестные ямочки. – Ты же видишь, хотя я и побывала замужем, но все равно ужасно неопытна во всем этом. Поэтому я подумала…
Прелестным и обольстительным движением она провела по его груди, затем ниже – по животу, потом еще ниже… Возбужденный вновь, он невольно затрепетал от этих легких, обольстительных прикосновений.
– Подумала… что? – едва сумел прошептать он, чувствуя, как кровь опять отливает от головы и устремляется вниз.
– Ну… ты же знаешь: как говорят, повторение – мать учения.
В ответ он громко и неудержимо расхохотался, уничтожая остатки возникшей между ними напряженности.
– Милая, я весь твой!
И восхитительнее всего, думала Блисс, подвергая возлюбленного тем же сладостным мукам, которым недавно подвергалась сама, что так оно и есть.
– Нам надо поговорить.
За окном спустилась ночь. На плите грелся суп. Парочка сидела за столом: Блисс – угнездившись на коленях Шейна, который тихонько поглаживал ее спину, с наслаждением осязая тепло тела сквозь мягкий шелк.
– Угу, – промурлыкала она, полушутливо касаясь ртом его рта. – Обожаю говорить с тобой. Обожаю слушать о том, какая я красивая. – Кончик ее языка коснулся тонкой впадины, разделяющей его бесподобно вылепленные губы – истинный шедевр ваяния, по мнению Блисс. – Какая горячая. – Слова перемежались короткими, быстрыми поцелуями. – Как сильно ты меня хочешь.
– Блисс… – Удивительно, но после всего недавно пережитого, после стольких ласк щедрый на поцелуи рот, задыхающийся от страсти голос, тесная близость ее самой рождали в нем желание начать все сызнова. И все же Шейн пытался совершить единственно честный поступок – рассказать возлюбленной, какие в действительности обстоятельства свели их вместе, заставили его вторгнуться в ее жизнь. – Послушай, это очень серьезно.
Чуть отпрянув, она пристально посмотрела на него.
– И, кажется, малоприятно.
– Смотря как взглянуть. Это… по поводу Алана и…
– Ты сам не хотел отравлять наше пребывание в этом райском уголке. Давай позже.
– Да, но это очень важно.
– Я знаю. – Она положила руки ему на плечи. – Я ведь прекрасно понимаю: мы живем не в стерильной пустоте. Оба несем груз былого опыта и всего такого прочего. Ну и пусть!.. Знаешь, я ведь никогда не была так счастлива. И мне ничем не хочется омрачать такой необыкновенный, такой прекрасный день.