Обычный день - Страница 110

Возле почтового отделения всегда собирались подростки, самые юные каталась на роликах по подъездной дорожке у здания, единственной по-настоящему гладкой дороге в городе; а те, кто постарше, стояли небольшими группами, болтали, смеялись и строили волнующие планы, собираясь перейти улицу и купить газировку в бакалейной лавке напротив. У мисс Стрэнджворт никогда не возникало причин стесняться этих детей. Она ни разу не почувствовала, что кто-то из них невоспитанно уставился на нее или решил над ней посмеяться; родителей, позволивших своим детям насмехаться над мисс Стрэнджворт с Плезант-стрит, непременно ждало бы всеобщее осуждение. Собравшиеся у почтового отделения, сразу же замолчав, уступили мисс Стрэнджворт дорогу, а некоторые ее сдержанно приветствовали:

– Здравствуйте, мисс Стрэнджворт.

Мисс Стрэнджворт улыбнулась им и пошла дальше. С тех пор, как она помнила имена всех детей в городе, прошло много лет. Почтовый ящик висел на двери почтового отделения. Когда мисс Стрэнджворт приблизилась, дети отошли в сторону. Казалось, они удивились, что кому-то понадобилось на почту после закрытия, когда рядом собрались городские ребята. Открывая черную сумку, чтобы достать письма, мисс Стрэнджворт услышала голос, который сразу узнала – неподалеку стояла Линда Стюарт. Бедняжка Линда снова плакала, и мисс Стрэнджворт прислушалась. В конце концов, это ее город и ее люди, и если кто-то из них попал в беду, ей следовало об этом знать.

– Я не могу тебе ничего объяснить, Дэйв, – говорила Линда, а значит, она разговаривала с сыном Харрисов, как и предполагала мисс Стрэнджворт. – Просто не могу. Это отвратительно.

– Почему твой отец больше не разрешает мне приходить к вам? Что я сделал?

– Я не могу тебе сказать. Ни за что не скажу. Это отвратительно и ужасно гадко.

– Что-то случилось, я же вижу. Ты все время плачешь, а твой отец сердится. Почему ты мне ничего не объясняешь? Мы ведь почти родственники!

– Нет, Дэйв, теперь все не так. Тебе нельзя даже подходить к нашему дому, так сказал мой отец. Он сказал, что если ты придешь, он выпорет тебя кнутом. И больше я ничего тебе не скажу. Просто не приходи к нам.

– Но я ничего не сделал.

– Все равно, так сказал мой отец…

Мисс Стрэнджворт со вздохом отвернулась. Сколько в людях зла! Даже в таком очаровательном маленьком городке есть злые люди.

Она просунула письма в прорезь, и два из них упали внутрь. Третий конверт зацепился за край и упал снаружи, на землю у ног мисс Стрэнджворт, чего она не заметила, погрузившись в раздумья о письме мистеру Харрису – возможно, стоит оказать ему услугу, чтобы не дать прорасти семени зла в его сыне, пока не поздно. Мисс Стрэнджворт развернулась, чтобы отправиться домой, в свою тихую очаровательную спальню, и не слышала, как сын Харрисов вежливо обратился к ней, сказав, что она что-то уронила.

– Старушка Стрэнджворт совсем оглохла, – заметил он, глядя вслед мисс Стрэнджворт и держа в руке поднятое с земли письмо.

– Какая разница? – спросила Линда. – Кого это волнует?

– Письмо адресовано Дону Крейну, – сообщил сын Харрисов. – Она уронила письмо, адресованное Дону Крейну. Давай занесем ему сами. Мы все равно пройдем мимо его дома. – Мальчик засмеялся. – Может, в конверте чек или что-то срочное, и Дон будет рад получить его сегодня, а не завтра.

– В жизни не поверю, что старушка Стрэнджворт посылает кому-нибудь чек, – хмыкнула Линда. – Брось в почтовый ящик. Зачем делать одолжение? – Она всхлипнула. – До нас никому нет дела, так почему мы должны о ком-то заботиться?

– Я все-таки отдам им письмо, – решил сын Харрисов. – Может, в нем хорошие новости. Может, им не помешают хорошие новости. Как и нам.

Взявшись за руки, они грустно побрели по сумрачной улице, и сын Харрисов всю дорогу крепко сжимал в руке розовый конверт мисс Стрэнджворт.

На следующее утро мисс Стрэнджворт проснулась совершенно счастливая и даже удивилась, однако вспомнила, что скоро три адресата получат ее письма. Неприятные, даже жестокие письма, возможно, но зло изгнать нелегко, а отмыть сердце дочиста нелегко. Она почистила зубы, до сих пор крепкие, несмотря на семьдесят один прожитый год, и тщательно оделась в прелестное, нежное на ощупь платье, а потом застегнула пуговицы на легких ботинках. Спускаясь по лестнице, она раздумывала, не испечь ли вафли, которые можно съесть на завтрак в залитой солнцем столовой, и вдруг заметила на полу у входной двери почту: счет, утренняя газета и странно знакомое письмо в зеленом конверте. Мисс Стрэнджворт застыла, глядя на зеленый конверт с адресом, написанным карандашом печатными буквами, и подумала: очень похоже на мой почерк. Неужели какое-то из моих писем прислали обратно? Нет, этого не может быть, ведь никто не знает, откуда они отправлены. Как же это письмо попало сюда?

Мисс Стрэнджворт была Стрэнджворт с Плезант-стрит. Недрогнувшей рукой она открыла конверт, развернула выпавший из него лист зеленой бумаги и беззвучно заплакала о зле и бесчестии мира, читая короткое послание: «Взгляните на то, что осталось от ваших роз».

«Писатель», август 1948 г.

За два дня до публикации моего первого романа, когда я собирала вещи, чтобы отправиться из маленького городка в Вермонте, где я живу, в Нью-Йорк, зазвонил телефон, и, раздраженно схватив трубку, я сказала: «Алло!» В ответ послышался добрый старушечий голос, проскрипевший: «Алло, кто говорит?» – так в Вермонте часто приветствуют друг друга по телефону.

– Это Ширли Джексон, – ответила я, немного успокоившись, потому что мое имя напомнило мне о книге.

– Могу я поговорить с миссис Стенли Хейман?

Поколебавшись, я неохотно сказала:

– Это миссис Хейман.

Собеседница заговорила гораздо радостнее.

– Миссис Хейман, это миссис Шейла Ланг, из газеты. Я давно пытаюсь с вами связаться.

– Мне очень жаль. Я была ужасно занята… книга и все остальное…

– Понимаю, – ответила она. – Что ж, миссис Хейман, я до вас дозвонилась. Вы читаете нашу газету?

– Конечно, – уверила я ее, – и в некотором роде ожидала…

– Значит, вы читали колонку «Заметки из Норт-Виллидж»?

– Да, конечно, – сердечно ответила я.

– Это моя колонка, – сообщила она. – Я пишу эту колонку.

– Конечно, я живу в Норт-Виллидж, – заметила я, – но мне казалось, что такая важная новость…

– Я звоню жителям нашего города, у которых, возможно, найдутся для меня интересные новости.

– Определенно найдутся, – сказала я, и потянулась за одним из множества экземпляров обложки, раскиданных по дому. – Книга называется…

– Прежде всего, – прервала она меня, – ответьте, пожалуйста: где именно вы живете, миссис Хейман?

– На Проспект-стрит, – доложила я. – «Дорога сквозь стену».

– Понимаю. Позвольте, я запишу.

– Это название книги, – пояснила я.

– Да, конечно, – отозвалась она. – А в каком доме на Проспект-стрит вы живете?

– В бывшем доме Элвелла.

– На углу Меканик-стрит? Мне казалось, там живут Элвеллы-младшие.

– Они наши соседи. Мы поселились в старом доме Элвеллов.

– В старом доме Тэтчеров? Мы зовем его старым домом Тэтчеров, потому что его построил Тэтчер.

– В том самом доме, – подтвердила я. – Книга будет опубликована послезавтра.

– Я не знала, что там кто-то живет. Я думала, дом пустует.

– Мы живем здесь уже три года, – с некоторым раздражением пояснила я.

– К сожалению, я не так часто езжу в ту сторону. Какими новостями вы хотели бы со мной поделиться? Ожидаете гостей? Устраиваете праздник для детей?

– На следующей неделе выходит моя книга, – повторила я. – В день публикации я буду в Нью-Йорке.

– Едете вместе с семьей? – уточнила она. – Кстати, у вас есть дети?

– Двое. Я беру их с собой.

– Какая прелесть. Представляю, как они рады.

– Представляете, – разозлившись, заявила я, – меня попросили писать колонку о девочках-скаутах для вашей газеты.