Обычные приключение «олимпийца» Михаила Енохина - Страница 9

— А зачем же ему песню на бумаге писали, если он и так по губам понимает? — дотошничала девочка.

— Ха, — сказал Борис. — А чтоб запомнить! Песню надо десять раз услышать, чтоб один раз запомнить! А записал—твоя!

— А зачем же запоминать? — все еще сомневалась девочка, — он же петь не может?

— Может, — сказал Борис. — Он не вслух поет, а про себя! Что, с тобою такого не бывает?

— Бывает, — призналась девочка. Хихикало хихикнул.

Борис уничтожающе взглянул на него и положил руку Молчуну на плечо.

— Он и не то умеет, — расхвастался Борис. — Он уже немножко и напевать умеет, одну букву «у» тянет — и порядок! Вот так у-у-у-у... заукал Борис, напевая мелодию песни «Расцветали яблони и груши».— Молчун, подтверди.

Молчун кивнул и подхватил мелодию дальше:

— У-у-у...

— У-у-у... — подхватили Борис и Хихикало.

Пионерский патруль с некоторым испугом посмотрел на компанию.

— Ведите, — девочка топнула ногой.

— Тронулись! — воскликнул Борис, и компания ринулась вперед. А девочка, покрутив пальцем в воздухе, озабоченно сказала:

— Они тут все, по-моему, тронулись.

— Я знаю, где они, знаю, — бубнил Борис, оглядываясь на патруль.— Он со своим Женькой на заброшенном пляже чего-то химичит.

— Чего-чего? — переспросила девочка.

— Готовит чего-то, — ответил Борис. — Невероятно страшное!

Мишку и Женьку они действительно увидели на заброшенном пляже. Облаченные в теплые полушубки, в шапках, Енохины ворочали валуны на самом солнцепеке.

— Чокнулись... — прошептал Хихикало.

— Я дальше не пойду, — попятился Борис, показав на них издали. — Видали??? Во какие! Чудища-страшилища! — он и сам не ожидал застать их в таком виде.

Михаил покатил валун в их сторону, и компания на всякий случай стремительно помчалась назад. И скрылась вдали.

Патруль невольно хотел последовать за ними, но положение обязывало быть храбрыми. Девочка поправила красную повязку на рукаве и не без робости пошла навстречу Михаилу. Мальчики тоже поправили повязки и двинулись за своей предводительницей.

— Что, жарко? — пот заливал Михаилу лицо, все кругом расплывалось перед ним, в глазах прыгали какие-то белые точки и взрывались красными фонтанчиками. — Привыкай к трудностям! Когда поплывем в Таллин, нам будет не легче — не думай.

— А я уже... давно не думаю, — с трудом ответил Женька. — Не могу... думать... Все! — неожиданно громко вскричал он и стал срывать с себя шарф и расстегивать пуговицы полушубка. — С ума схожу!

Подошел патруль.

— Ты Мишка? — с испуганной смелостью спросила девочка.

— Ну, я, — точки в глазах перестали прыгать, и Михаил увидел перед собой в зыбком мареве пионерский патруль.

— Следуй за нами в детскую комнату милиции, — приказала девочка и, взглянув на своих, снова покрутила пальцем в воздухе.— Я же говорила, они тут все...

— Зачем? — удивился Михаил и тяжело сел на валун. Пронзительные точки опять замельтешили в глазах.

— Там разберемся, — ответили ему.

— Пошли! — рассердился Михаил. Он вскочил. И вдруг покачнулся.

— Ты что, больной? — вконец испугалась девочка.

— Нет, — ответил он и упал в обморок.

Женька, снисходительно взглянув на него, небрежно заметил потрясенному патрулю:

— Слабей меня оказался... Чего глазеете? — вдруг закричал он.— Домой несите! А не то отвечать будете! В детской комнате милиции!

Пионерский патруль, покачиваясь от усталости, внес на руках Михаила во двор. Борис с приятелями, подглядывавшие сквозь щели забора, удовлетворенно переглянулись.

Мальчики и девочка положили «бездыханное тело» на крыльцо, и Борис возликовал:

— Во уработали! С доставкой на дом!

Из дома вылетела тетя Клава:

— Боже ты мой! Жив?

— Солнечный удар, — сказала девочка.

— Заливает, — восхитился Борис. — Удар... но не солнечный.

Хихикало захихикал. Молчун кивнул.

— Айда! — сказал Борис. — Больше тут смотреть нечего.

Ушел и патруль...

— Я же говорила, — затараторила девочка, снова вертя пальцами в воздухе. — Они все с ума посходили. И те, и эти.

Тетя Клава окатила Михаила ведром воды. Он очнулся, сел и замотал головой.

— Что случилось? — спросили из-за соседской ограды встревоженные отпускники.

— Ничего, — буркнула тетя Клава. — Мальчик перегрелся.

И тут притопал Женька, в шапке и полушубке, согнувшись под тяжестью одежды Михаила.

— Кошмар! — ахнула тетя Клава. — В прошлый год сюда землетрясение из Турции докатилось, и то такого не было!

— Видала? — тихо сказал за оградой толстый мужчина своей не менее обширной супруге, державшей за руку пухлого отпрыска.— Дети по соседству явно ненормальные.

— Вася, собирай вещи, — так же тихо сказала ему супруга. — У нас ребенок.

— Мы тоже уходим, — шепотом заявила другая пара с ребенком.

— А ну в дом! Живо! — приказала тетя Клава и сгребла в охапку шубы. — Ну, Михаил... А с тобой-то, Евгений, мы отдельно поговорим, вот приедут папа и мама! Хорошо, что сундук не унес!

— Зато я выносливей! — похвалился Женька.

Несмотря ни на какие протесты, тетя Клава сразу уложила Михаила в кровать.

— Ты у меня никуда сегодня не выйдешь. Ты тоже дома сиди! — прикрикнула она на Женьку.

— Да я здоровый, — обижался Михаил. — Случайно вышло.

— Лежи, лежи, не волнуйся... Тысячу раз говорила, предупреждала: не шутите с солнцем!

— Ну, можно я пойду погуляю, — умолял Михаил.

— И я, — вторил Женька.

— Ни за что, — тетя Клава решительно встала. — Я за врачом.

Щелкнул ключ в замке, и торопливо застучали шаги вниз по лестнице. Михаил вскочил с кровати и на всякий случай подергал ручку двери. Нет, дверь была надежно заперта.

— С разбегу-то мы вдвоем можем высадить, — глубокомысленно произнес Женька.

— Нет уж, — сказал Михаил. —Тогда нас и завтра не выпустят.

— Да чего там завтра,— так же глубокомысленно произнес Женька. — Никогда.

— А ты все-таки выносливый. Крепче меня на жару, — признался Михаил.

Женька расцвел от похвалы:

— Я с детства на юге живу!

— Но ты за меня не бойся, я еще закалюсь, — заверил его Михаил.

— Конечно, конечно, — поддакнул Женька. — Я тебя научу.

— Как? — заинтересовался Михаил.

— Ну как... — задумался Женька и, просияв, ответил: — Как-нибудь.

Внизу послышались голоса.

— Товарищ профессор, вы только не обижайтесь, я ведь к вам как к специалисту, хоть вы и по соседству отдыхающий, — говорила кому-то тетя Клава.

— Ничего, ничего, пожалуйста, — бодро ответил пожилой голосок.

Михаил мгновенно нырнул в постель. Заскрипели ступеньки.

— Хорошо тут у вас, — остановился на балкончике седенький невысокий мужчина. — Как на капитанском мостике.

Он подергал дверь и прижал лицо к круглому оконцу, подслеповато вглядываясь в глубину комнаты.

— Тут, кажется, заперто... И никого нет...

— Как нет?! — взволновалась тетя Клава. — Неужто удрали?! Я же закрыла!

Она лихорадочно принялась вертеть ключом в замке:

— Они такие... Особенно Михаил. Сквозь стену пройти может! И Женька такой же проходимец!

Женька засмеялся. Услышав смех, тетя Клава успокоилась и, наверное, поэтому сразу сумела открыть дверь.

— Сюда, товарищ профессор, — пропустила она врача вперед. — Помогите.

Врач был очень похож на Айболита, вот разве только без халата, да и на саквояже у него не было красного креста.

— На что жалуетесь? — спросил он Женьку.

— Я не жалуюсь, — отпрянул тот и прошмыгнул за дверь на балкончик. Женька боялся врачей.

— Это я жалуюсь, — поспешно сказала тетя Клава, показав пальцем на Михаила. — На него. Перегрелся!

— Ага... — профессор раскрыл саквояж. Внутри неожиданно пискнуло что-то живое.

Тетя Клава вздрогнула, а Михаил привстал и заглянул. В саквояже были какие-то бумаги, стетоскоп и стояла клетка с морской свинкой.