Обычные приключение «олимпийца» Михаила Енохина - Страница 24
— Выжимать, — хихикнул Хихикало. — Что она — штанга или гиря?
— Сам ты... гиря,—рассердился Михаил.
— Чайник, — уточнил Борис.
— Он же удобный, большой, — неуверенно защищался Хихикало.
— А я разве говорю, что ты — маленький чайник?! — усмехнулся Борис. — Большой чайник.
— Шутишь, — наконец, понял иронию Хихикало и надулся. Видно было, что в школе совсем недавно провели ремонт. Во дворе стояли верстаки, трубогибочный стол и подмостья для штукатуров, заляпанные известкой.
— А там, внутри, все наверное, чисто после ремонта, — обрадовано намекнул Хихикало на то, что они не перетрудятся.
Михаил дернул ручку двери. Дверь была заперта.
— Я сейчас, — он пошел вдоль школы, приглядываясь к окнам.
— Интересно, когда ты после ремонта чистоту видел? — огорошил Хихикало Женька.
— Значит, вдвое трудней придется, — вздохнул Борис.
— Втрое, — мстительно заметил «чайник»-Хихикало.
— Придумал работенку, — угрожающе зашептал Борис на ухо Женьке. — Полегче не мог сочинить?
— Случайно с языка сорвалось, — сконфузился тот.
— Жаль, что не вместе с языком, — пожалел Борис.
— Кончайте ругаться. Давайте дело делать, я спать хочу, — заныли братья Мошкины.
Михаил, обогнувший школу, вновь появился около «бригады уборщиков»:
— Вот там форточка открыта.
...Хихикало, как ни странно, оказался прав. В школе после ремонта было чисто. Даже при свете Мишкиного фонаря, а не то что луны, заглядывающей в большие окна, было видно, что полы так и сверкают! Но Михаил сказал:
— Абсолютной чистоты не бывает. Даже в космосе полным-полно космической пыли. Вот, — он провел чистым носовым платком по новеньким керамическим плиткам в коридоре. Платок сразу посерел.
— Начали! — воскликнул Михаил.
Ребята наполнили ведра и чайник водой в рукомойниках и разбрелись по этажам. Михаилу достался пятый, Женьке — четвертый, Мошкиным — третий и второй, Молчуну — первый, а Борису и Хихикало — две лестницы.
Хорошо, что были закрыты на ключ учительская, библиотека, актовый и спортивный залы, химический, биологический, физический и лингофонный кабинеты. Иначе бы, как сказал потом Борис: «Мы принесли бы домой по скелету». — «Как так? — засомневался Хихикало. — Он у нас всего один в школе. А биологический кабинет закрыт!» «По своему. Каждый по своему скелету, чайник», — растолковал Борис.
Да, Михаил убедился, что полы мыть — не чай пить. Этаж казался бесконечным, хотя и было там всего-то четыре класса и коридор. К счастью, ни в одном из классов не стояли парты — пусто. Попробуй подвигать их для уборки взад и вперед и снова после уборки взад и вперед! Вероятно, старые парты вывезли, чтобы заменить новыми — современными, похожими на столики.
На весь этаж у Михаила ушло два с половиной часа — он нет-нет, да и посматривал на светящиеся уличные часы за окном.
Закончив работу, Михаил бросил тряпку в пустое ведро и, постанывая от изнеможения, сделал как бы «производственную гимнастику», сгибая и разгибая корпус, пока не почувствовал, что позвоночник вновь стал прямым.
Затем, посвечивая фонариком, пошел проведать остальных. Лестница, по которой он спускался, была на редкость чистая.
«Молодец Борис!» — сказал про себя Михаил.
Но лестница оказалась чистой лишь до четвертого этажа. Не слышно было ни позвякивания ведра, ни шороха, ни звука.
Бориса он обнаружил в одном из классов. Положив руку под голову, он сладко спал в уголке.
Михаил его разбудил, свирепо тряхнув за плечо. Вначале Борис бессмысленно хлопал глазами, не узнавая. А когда вспомнил, схватил ведро, тряпку и, ни слова не говоря, умчался к своей лестнице.
Женька спал в другом классе на том же четвертом этаже. Мошкины — вдвоем! — на третьем. Молчун — на первом. А Хихикало — на верхней площадке второй лестницы. Всех приходилось тормошить, и все беспрекословно, кроме Женьки, страшась гнева «капитана», стремительно продолжали прерванное дело. Один Женька по обычаю начал ныть:
— Я устал. Я давно не высыпаюсь, потому что ты по ночам храпишь. У тети Клавы спроси, ну, спроси!
Но Михаил был не такой дурак, чтобы бежать и спрашивать у тети Клавы: храпит ли он по ночам. Он молча взял Женькину тряпку и начал сам мыть класс.
— Шуток не понимает! — пробудился к действию Женька и выхватил у него тряпку. — У тебя своя есть!
Еще с час Михаил как дозорный ходил по лестницам и по этажам. Пытался помочь, но все его гнали, опасаясь: «Не хитрит ли? А потом вдруг скажет: ты не выдержал испытания, тебе помогали!»
Неразлучные близнецы Мошкины так и вымыли вдвоем свои два этажа.
— Третий лишний, — заявили и они Михаилу, когда он напрашивался им в помощь.
Всеобщий труд Михаил оценил на «четверку с плюсом». Самому нерадивому — Женьке он поставил «тройку». Ему-таки пришлось помогать, иначе бы он и до утра не успел.
Когда они под утро вылезли во двор школы и закрыли за собой форточку, Борис внезапно схватился за Женькино плечо.
— Я не меньше твоего устал, — запричитал тот, вырываясь.
— В плавании будет тяжелее, — привычно произнес Михаил.
— Не будет, — уверенно ответил Борис.
Они добрели до перекрестка, вяло пожали друг другу руки и разошлись в разные стороны.
Мошкины уходили, по-братски поддерживая брат брата. Михаил заботливо вел Женьку. А Борис, Молчун и Хихикало ковыляли, повиснув от усталости друг на друге, один на другом и другой на других.
Спортучеба: «Направление ветра»
— Повторим, что такое галс? — поучал Михаил, расхаживая перед своей командой, сидящей у шлюпки. — Борис!
Борис вскочил и отчеканил:
— Чтобы определить положение шлюпки относительно ветра, — есть такое спортивное слово «галс». Если ветер задул в правый борт — парус на левом борту — шлюпка идет правым галсом.
— Правильно, — одобрил Михаил. — Вячеслав!
Встал Хихикало.
— А что такое левый галс?
— Левый... — промямлил Хихикало. — Ну, вот... был правый... а теперь левый.
— Садись, — рассердился Михаил. — Евгений!
Женька вскочил.
— Если ветер дует в левый борт — парус на правом борту — шлюпка идет левым галсом.
— Правильно, — кивнул Михаил.
Хихикало завистливым шепотом сказал Молчуну:
— Женьке-то хорошо. У него отец капитан. Женька все с пеленок знает.
— Какой ветер называется «противным»? — спросил Михаил. — Вячеслав!
— Опять меня?! — нехотя встал Хихикало. — Противным?.. Ну... В лицо когда дует. А не в спину.
Все захохотали.
— Почти правильно, — одобрительно заметил Михаил. — Ветер, дующий прямо или почти прямо в нос шлюпки, называется «противным» или «лобовым». Садись.
Хихикало сел и важно надулся.
— А какой ветер называется «галфинд»? — Михаил посмотрел на Мошкиных.
Они одновременно поднялись и отчеканили:
— Ветер, дующий прямо или почти прямо в борт шлюпки, называется «галфинд».
— Молодцы, — похвалил Михаил и вопросительно взглянул на Молчуна. — Ну а ветер, дующий прямо или почти прямо в корму?
Молчун наморщил лоб и, взяв палочку, начертал на песке слово «фордевинд».
— Умница! — обрадовался Михаил.
— Ну не больше, чем я,—заревновал Хихикало и пожаловался Борису: — Загонял он нас совсем! Мы геометрию еще не проходили.
— Проходили, — строго сказал Михаил, услышав его слова. — Я тоже в школе не проходил. Меня в спортивной секции научили. Показываю снова, — устало произнес он и стал чертить палочкой «углы» на песке. — Это прямой угол — 90 градусов. Разделим пополам — получится 45 градусов. А вот так примерно 80 градусов. Если ветер дует отсюда, в пределах от 10 до 80 градусов от носа шлюпки, то название этого ветра — «бейдевинд». Дошло?
— Понял, — внезапно ободрился Хихикало, вглядываясь в чертеж. — Если бы в школе все так объясняли — на песке, а не на доске, я в отличниках бы круглых ходил!
Занятия продолжались.
— Переходим к действию ветра на парус, — Михаил заглянул в записную книжечку: — «Благодаря форме паруса даже при самом неблагоприятном ветре, «бейдевинд», шлюпка может двигаться вперед... На парус действует воздушный поток».