Обязанности человека - Страница 7
Думайте же обо мне так, как я думаю о вас. Объединимся же в любви к Родине. В вас заложена часть, составляющая ее будущего. Но будущее Родины и ваше собственное не наступит, если вы не освободитесь от двух язв, которыми сегодня, к сожалению, – я надеюсь, что ненадолго – поражены высшие классы и которые угрожают повернуть вспять итальянский прогресс: макиавеллизма и материализма. Первая, жалкая пародия на учение Великого, но несчастного человека, отдаляет вас от любви и от искреннего и преданного поклонения Истине; вторая неизбежно тянет вас вместе с культом наживы к эгоизму и анархии.
Вы должны преклониться перед Богом, чтобы освободиться от людского произвола и высокомерия. И в войне, которая ведется в мире между Добром и Злом, вы должны вверить свое имя знамени Добра и непрестанно противостоять Злу, отвергая каждое сомнительное учение, каждую трусливую сделку, всякое лукавство лидеров, которые пытаются лавировать между этими сторонами; на пути первого я буду, покуда жив, вашим спутником.
И поскольку эти две Лжи (макиавеллизм и материализм) часто обольщают вас чарами надежд, которые лишь поклонение Богу и Истине поможет вам воплотить в жизнь, я счел своим долгом написать эту маленькую книгу, чтобы предостеречь вас. Я слишком люблю вас, чтобы льстить вашим страстям или лелеять золотые мечты, через которые другие пытаются добиться вашего расположения. В стремлении утвердить необходимость жертвенности и добродетельности ради других я мог показаться слишком строгим и настойчивым. Но тот, кто добр и не развращен ложным знанием или богатством, скоро поймет, что всякое право может быть лишь следствием выполненного долга.
Прощайте. Примите меня отныне и вовеки как вашего брата.
I
Вступление
Я хочу говорить с вами о ваших обязанностях[49]. Я хочу говорить с вами, как мне это подсказывает сердце, о самых священных предметах, какие только мы знаем: о Боге, о человечестве, об отечестве, о семье. Выслушайте меня с любовью, потому что я с любовью обращаюсь к вам. Моя речь проникнута убеждением, выстраданным долгими годами мук, наблюдений и изучений. Насколько хватит сил, я стараюсь и буду стараться до конца своей жизни исполнять те обязанности, которые сейчас укажу вам. Я могу ошибаться, но не сердцем; могу обманываться, но не обманывать вас. Итак, выслушайте меня по-братски: обсудите между собой на свободе, говорю ли я правду; забудьте обо мне, если вам покажется, что моя проповедь ошибочна; но последуйте за мною и действуйте в духе моих указаний, если вы найдете во мне проповедника истины. О заблуждениях можно только сожалеть; но знать истину и не следовать ей равносильно совершению преступления, которое осудит земля и небо.
Почему я говорю вам о ваших обязанностях, вместо того чтобы говорить о ваших правах? Почему в обществе, в котором все вольно или невольно вас угнетают, в котором пользование всеми правами, принадлежащими человеку, систематически отнимается у вас, в котором на вашу долю приходятся одни страдания, а на долю всех остальных классов – то, что зовется счастьем, я говорю вам о самопожертвовании, а не о завоевании, о добродетели, о моральном совершенствовании, о воспитании, а не о материальном благоденствии? Этот вопрос необходимо выяснить, прежде чем идти дальше, потому что в этом пункте заключается все различие нашей школы от многих других учений, проповедующихся в настоящее время в Европе; и еще потому, что этот вопрос сам собою возникает в возбужденной душе страдающего рабочего.
Мы – бедны, мы – угнетены, мы – несчастны; говорите нам о материальном улучшении, о свободе, о счастье. Скажите нам, осуждены ли мы на вечное страдание, или и нам когда-нибудь должна улыбнуться радость. Проповедуйте о долге нашим хозяевам – тем классам, что стоят над нами, обращаются с нами, как с машинами, и делают монополию из благ, которые принадлежат всем. Нам же говорите о правах: говорите о средствах их осуществления; говорите о нашей силе; и тогда уже говорите о долге и самопожертвовании. Так рассуждают многие среди наших рабочих и следуют доктринам и ассоциациям, отвечающим их желаниям, забывая при этом только одно, а именно что такие же речи звучали пятьдесят лет тому назад, не принеся ни малейшего улучшения в материальной судьбе рабочего.
Пятьдесят лет тому назад, в целях прогресса и блага, было совершено все возможное для свержения ига абсолютизма и аристократии крови, и это было совершено во имя Прав Человека, во имя свободы, как средства, и благоденствия, как цели жизни. Все действия Французской революции и прочих, последовавших за ней и подражавших ей, явились следствием Декларации Прав Человека.
Все труды философов, подготовивших ее, были основаны на теории свободы, на указании каждому индивидууму его личных прав. Все революционные школы проповедовали человеку, что он рожден для счастья, что он имеет право добиваться этого счастья всеми средствами, что никто не имеет права запретить ему это и что он может низвергнуть препятствия, встречающиеся ему на пути. И препятствия были низвергнуты; свобода была завоевана: она продолжала существовать долгие годы в некоторых странах и существует поныне. А разве улучшилось от этого положение народа? Разве достигли хоть частицы благоденствия, обещанного и чаянного, эти миллионы, живущие изо дня в день трудами своих рук?
Нет, положение народа нисколько не улучшилось, даже напротив, ухудшилось и ухудшается во всех почти странах, и особенно в тех, о которых я говорю, где цены на продукты первой необходимости все более повышаются, заработная плата во многих отраслях рабочей деятельности все более понижается, а население возрастает. Во всех этих странах судьба рабочего человека стала более неверной, более печальной; кризисы, осуждающие тысячи рабочих на бездействие в течение известного промежутка времени, сделались более частыми.
На все это в достаточной мере указывает эмиграция из страны в страну, из Европы в другие части света, – эмиграция, увеличивающаяся из года в год, и все возрастающее количество благотворительных учреждений, введение налогов в пользу бедных, мер против нищенства. Все эти меры указывают также на пробуждение общественного внимания касательно нужд народа, но их очевидное бессилие помочь этим нуждам ведет к прогрессивному увеличению числа бедствий в тех классах, для которых совершаются все эти попытки.
И тем не менее за эти последние пятьдесят лет число источников социального богатства и общая масса материальных благ значительно увеличились. Производительность удвоилась. Коммерция, несмотря на продолжительные кризисы, неизбежные благодаря абсолютному отсутствию организации, приобрела большую интенсивность в деятельности и расширила сферу своих операций. Средства сообщения приобрели почти всюду скорость и безопасность, вследствие чего вместе с понижением стоимости провоза понизились цены на товары. С другой стороны, идея прав, составляющих неотъемлемую принадлежность человеческой природы, достигла ныне всеобщего признания – признания на словах даже со стороны тех, которые на деле стремятся самым лицемерным образом как-нибудь обойти эти права. Следовательно, почему же положение народа не улучшалось? Почему потребление продуктов сконцентрировалось в руках немногих людей, принадлежащих к новой аристократии, вместо того чтобы распределяться равно между всеми членами европейского общества? Почему новый импульс, сообщенный индустрии и коммерции, привел к созданию не благоденствия для всех, но роскоши для немногих?
Ответ ясен для того, кто пожелает углубиться немного в сущность вещей. Люди являются созданиями воспитания и действуют лишь в духе того принципа воспитания, которое было им дано. Люди, произведшие прежние революции, основывались на идее прав, принадлежащих индивидууму; революции завоевали свободу: свободу личности, свободу обучения, свободу вероисповедания, свободу торговли, свободу во всем и для всех. Но что даст признание прав тому, кто не имеет возможности пользоваться ими? Что принесет свобода обучения тому, кто не имеет для того ни времени, ни средств?