Обятье Немет (СИ) - Страница 8

Но потом все переменилось снова, и Ати вернулся домой. Время, когда его считали предназначенным храму, впрочем, прошло не впустую. И пусть теперь ему приходилось наверстывать торговые дела, у него было занятие, к которому лежала душа. Торговля, он знал, никогда не займет этого места. Хотя Ати надеялся, конечно, полюбить отцовское ремесло.

Накрытый платком стол разноцветно перемигивался, словно в такт его мыслям.

Сборка шепти требовала умения чувствовать цвет, но не только. Некоторые известные художники пытались собирать их, но получали подобие, не больше. Точное снаружи и пустое внутри. Это понимал даже самый простой человек. Отвращение зла и удача - вот что было сутью шепти. И пусть благословлял их жрец, сборщиком мог стать каждый, чьи чувства остры.

Вспомнив о шепти, больше забывать о нем Ати не смог. Отодвинул стул, снял платок со стола. Он сдержал обещание, данное дяде, он говорил с матерью, а утром - с управляющим. Это время наедине с собой он заслужил.

Выбирая между двумя ограненными камнями, Ати еще один последний раз подумал, что долг его исполнен сполна. Неделю спустя, когда тело дяди вернется, отец уже будет дома. Отец погребением и займется, а ему, Ати, в оставшееся время больше не выпадет наверняка никакой сложной задачи. Такое будущее совсем не огорчало его.

Однако так вышло, что он ошибся.

- Что?

Немилосердное полуденное солнце торжествовало в небе, достигнув точки, к которой стремилось с рассвета. На время все покорилось ему. Притих сад и недвижно лежали плиты, слагавшие площадку перед домом. Но на площадке этой стоял Меддем Зарат, и в нем не было ни доли смирения.

- Что? - уже тише переспросил Ати, потому что ответом его не удостоили.

Привратник, такой храбрый еще недавно, не посмел остановить пришельца. Как и везде, Зарата сопровождали двое слуг, но старик открыл бы двери, явись он даже один. Бальзамировщик мог бы войти и в дом, никто не помешал бы ему. Он сам выбрал остановиться на пороге.

- Ты спрашиваешь меня, что произошло?

Три дня же всего прошло, крутилась мысль в голове Ати, всего три дня. Но эта мысль принадлежала прошлому, которое уже не существовало. Да, бальзамировщик должен был вернуть Лайлина только через неделю, но не смог бы сделать этого ни сейчас, ни потом.

- Он ушел. Твой дядя. Встал и ушел, этой ночью.

Зарат взнуздал свой гнев, но тот все равно затенял и всегда темное лицо.

- Встал и ушел, хотя был мертв, как любой другой мертвец. Я знаю, я держал в руках его сердце.

Каким же пугающим был Зарат теперь. Каким чуждым всему, что окружало его: тому, что Ати привык считать своей тихой заводью. При свете дня его халат глубокого синего цвета казался провалом в ночь. Широкий сложно расшитый пояс и перстни - исполненными тайного, опасного смысла. Но хуже всего были глаза: ими смотрела душа человека, живущего по другим правилам. И душа эта сейчас была в огне.

- И ты мне этот исход объяснишь.

Ати спустился, едва только ему сказали, что бальзамировщик внизу. Спустился, совсем не готовый к тому, что его ожидало. И сейчас в своей домашней одежде чувствовал себя беззащитным. Как будто, будь одет лучше, нашел бы, что ответить.

- Вы сами видели, как он... уходит? - выговорил, наконец, Ати.

Зарат прищурился, словно ждал не того.

- Не я. Но да, его видели.

Само явление, впрочем, казалось, совсем не удивляло его. Поняв это, Ати поразился по-новому - и одновременно почувствовал себя спокойней. Если для кого-то такой порядок вещей был нормальным, мог стать менее невероятным и для него.

"Почему тогда не остановили?" - хотел спросить он, но вспомнил, с каким безразличием смотрели слуги на то, как он стучит в ворота. И не решился бы задать вопрос все равно. Не сейчас, не Меддему Зарату.

- Я взялся исполнить эту работу из уважения к твоему отцу, - обличал тот. - Приди ко мне другой с такой просьбой, я бы узнал о покойнике все. И только потом допустил до наших обрядов. Но для тебя я забыл свое правило. А ты обманул меня, Атех Кориса.

Ударь его Зарат, Ати удивился бы меньше. Возмущение неправдой почти заставило заговорить, но бальзамировщик не дал.

- Или ты думал, что я ничего не узнаю? О том, кем был твой дядя? Не оставь он Силац так давно, я бы слышал о нем. Но теперь я спросил, и мне рассказали.

Так вот почему он здесь только к полудню, понял Ати. Ходил расспрашивать.

- Что рассказали? - беспомощно выдохнул он.

Зарат - хоть и выразил всем тоном, всей повадкой своей насмешку чужому актерству, - ответил. Потому что пришел не для того, чтобы молчать.

- О том, чем он занимался в Гидане. Там и в других многих местах. Не притворяйся, что не знаешь. Ты родня ему. Ты просил за него. И ты объяснишь мне его замысел. Говори.

Но Ати нечего было сказать.

- Говори, - повторил Зарат.

Двое неподвижных слуг высились у него за спиной. Насколько полноцветным был наряд бальзамировщика, настолько истерлись и выцвели их. Не оборванные и не грязные, слуги, тем не менее, выглядели совсем не так, как обязывало положение. Будто носили то, что надето на них, неисчислимо долго. Зарат мог бы обрядить их по последней моде; но этого, видимо, он не хотел.

Не хотел даже одеть как варази. Кем были эти люди? Когда заступили на свою службу и почему?

И даже оружие у них старое, думал Ати, старое, но острое. Он никак не мог отвести глаз от полосы перламутра на рукоятке одного из кинжалов - единственного осыпающегося украшения. К ней и обратился.

- Я не знаю.

- Ты лжешь, - отбросил его слова Зарат. Как кусок падали, если не хуже. - Как ты смеешь лгать мне?

- Но я правда не знаю! - стоял на своем Ати. Страх заставил его говорить, просто потому, что молчать пугало куда больше. - Каким бы ни был его замысел, он меня в него не посвящал. Если вообще замыслил хоть что-то.

- Ты лжешь. - Теперь Зарат утверждал. - Он сделал моими руками нечто, он осквернил своими делами мой дом. Ты думаешь, я такое прощу?

Ати был уверен, что нет.

- Мы... можем заплатить.

Он предложил самое очевидное и тут же понял, насколько ошибся.

- Ваши деньги не нужны мне. - Бальзамировщик вытер ладонью ладонь. - Вы уже заплатили мне. За то, что я не могу закончить. И я требую объяснения. Только тогда, а не раньше, ты сможешь попробовать от меня откупиться.