Обятье Немет (СИ) - Страница 34

Костер слуги затушили, угли разметали. Мулы быстро побежали по направлению к Фер-Сиальце, погоняемые кнутом, а на стенах дрожали огни. И, добравшись до дома, в смутной полуреальности повалившись в кровать, Ати о явлении матери сумел даже забыть. До утра - когда проснулся и понял, что то был не сон. У него ушел, впрочем, день и еще два, чтобы подняться в ее покои. Не из-за слабости тела: он пришел в себя быстро. Из-за другого.

Ступень за ступенью. В полдень дом всегда засыпал, даже слуги - и те отдыхали. Те же, кому не повезло, разошлись, исполняя каждый свое поручение. Ати поднимался медленно, но сомнения отбросил. Когда старшая девушка заступила дорогу, миновал ее, будто не видя. Она так и осталась стоять.

Коридор с желто-красными циновками. Звон цепочек, как всегда, задевающих плечи. Пустота и с детства знакомое предвкушение неги. Даже теперь Ати его не забыл. Забывать, больше того, не хотел.

- Ты пришел, - сказала мать.

Она сидела на возвышении, среди привычной зелено-соломенной яркости комнаты, спиной к нему.

- Да.

Ати приблизился, чтобы заглянуть ей в лицо.

- Расскажи мне, что было между тобой и Лайлином.

Говорить было страшно, будто рвалась безвозвратно знакомая ткань, и все-таки он спросил:

- Почему жрецы отослали меня из храма? Ведь им обещан был третий сын. Потому что отец мой - мне не отец, и они об этом узнали?

Она обернулась, и сразу исчезло сомнение.

- Нет, - таким знакомым жестом разгладила платье. Но после добавила: - Нет, в этом я уверена быть не могу. Болус вернулся на той же неделе.

И, стремясь ничего не оставить от избытка значений, даваемого неизвестностью, продолжила:

- Как не могут быть уверены и жрецы. Иначе говорили бы с тобой по-другому. Кто бы ни был отцом, душа твоя не несет никакой о том памяти. Поэтому они и отправили тебя назад. Ведь при подготовке к первому посвящению открываются многие тайны.

Сраженный этой истиной, многократно уже подсказанной: Заратом, Аштой и даже не ведавшим правды отцом, Ати не нашел, что сказать. Мать, между тем, говорила.

- Но если бы я могла угадать, что это тебя заберет храм, что Наринех погибнет, смирила бы свою ненависть.

- Ненависть?

Она сидела перед ним - такая красивая, так похожая на него - и такая при этом далекая.

- Что искушала Лайлина, я виновата сама. Мы говорили с ним много, чересчур много в те первые годы. И он был так хорош, когда вернулся из империи Аяран. Так доволен собой и познанием. Но что, дерзнув, отказа не принял, виноват только сам. И с наказанием согласился: много лет не входил в этот дом. Сожалел? Едва ли. Но никогда не помыслил бы встретить гнев брата. А это я обещала ему. Кроме другого.

Как ни смотрел, Ати не мог найти в ней и тени неловкости.

- И все же мои умения даны мне не для того. Меддем Зарат считает, что я хотела спрятать следы, но здесь он неправ. Я так стремилась вычистить из себя малейшую тень, легчайшее воспоминание о Лайлине, что, о том не думая, совершила недопустимое. Создала излишек пустоты. Жрецы спросили, конечно, как подобное смогло случиться. Но нет. Они не узнали от меня ничего.

Этим, единственным, мать была горда, ведь из давней вражды жрецов презирала, и само торжество ее голоса, собой полное удовлетворение, стряхнуло с Ати оцепенение.

- Вот почему.

Он огляделся: скалила зубы золотая статуя тигра, перебирал ветер легкие занавеси. Пышно, избыточно росла на балконе зелень.

- Что сталось с Лайлином? После смерти?

- Я не знаю.

Но, хоть мать и сказала так, что-то в ее голосе подсказывало: на самом деле ответ ей известен.

- Спасибо, что рассказала мне, - поклонился Ати.

И вышел.

Новое знание, однако, удивительным образом не волновало его. Как будто совершенный некогда матерью ритуал лишал способности чувствовать. Как будто говорил в нем тот самый излишек пустоты. Ати думал о Лайлине, но не испытывал к нему ничего. И даже запоздалое понимание, что тот хотел избежать встречи с матерью не из чувства вины, а из страха перед ее храмовой кровью освященным суждением, отвращения не вызывало. Как не вызвало сочувствия то, что все усилия Лайлина обмануть судьбу оказались, в итоге, всего лишь бегством от такой непонятной ему справедливости.

Дивясь этому странному безразличию, Ати спустился по лестнице и вышел в отцовский сад. Качались под солнцем листья, струился за ними незримый ручей. Он прошел по дорожкам к самому сердцу зеленых зарослей, а после вернулся назад. Вспомнил слова жрецов и то, что скоро сам должен будет вступить в брак. Брак, похоже, тенью этих событий осененный.

Но не было ли все это и вправду неважно? Произошедшее в прошлом, которое не хотел помнить никто.

Ати кивнул сам себе. Ведь все уже завершилось.

На этот раз насовсем.