Обятье Немет (СИ) - Страница 27

Лайлин - хотя была ли эта тень все еще Лайлином? - однако, медлил. Не мог подобрать слов? Наконец, в тишине раздался вздох.

- Узнал... ты меня?

Столько было в этих словах тоски, что Ати почувствовал, как по спине побежали мурашки.

- Мы виделись два года назад. Ты ведь помнишь своего дядю? Я попросил тебя об одной вещи и, верно, подвел.

Голос звучал будто отдельно от тела. Да и как мог Лайлин говорить, если был забальзамирован? Это являлось, впрочем, не самым важным вопросом сейчас. И все же Ати никак не мог перестать о том думать. Откуда шел этот скорбный голос?

- Подвел не только тебя. Швец варази, знаю, не может не держать на меня зла.

Ати вспомнил кипящую ярость Меддема Зарата, его мучения после смерти Карраш, торжество от дядиной неудачи и спокойное прощальное обещание и подумал, что бальзамировщик зла не держит. Свое зло он положил на одну из множества полок, записал в книгу в список долгов и, может, даже забыл пока что - ведь, не имея возможности отплатить, нельзя держать обиду в памяти долго. Но помнил ли он о дядином проступке? Без сомнения.

- Не молчи, - упрекнул Лайлин. - Тебе ведь известно, что в том не было моей вины. Она дала понять, что видела вас. Тогда, в Доше.

Тут Ати не ответить уже не сумел.

- Она?

- Та, что мучит меня. Та, которой я проклят теперь служить вечно. Немет, - выдохнул, выплюнул дядя, содрогнувшись истерзанным телом. И замер, словно боясь призвать.

Так, значит, у твари, что подстерегала их в Доше, имелось имя.

Первая растерянность ушла, но Ати все равно не верил, что это действительно происходит. И в то же время усомниться не мог. Так близко стоял к нему дядя, так отчетливо все было вокруг.

- Почему?

- Ты спрашиваешь меня почему, - прошептал Лайлин в ухо племяннику, как будто хотел поверить самую темную тайну. - И, вижу, считаешь, что судьбу я свою заслужил.

Ати смутился - и поразился такой проницательности. А ведь говорили они в темноте, его лица дядя не мог разглядеть. Хотя откуда узнать, на что Лайлин способен? Он, умерший, но не мертвый.

- И здесь ты прав. Того, что произошло со мной, я достоин. Хоть и произошло оно по ошибке.

- Но... Что это за судьба? - Ати вдруг понял, что зябнет. Ведь перед тем, как Лайлин окликнул его, разделся, собираясь лечь спать. Тут его пронзило осознание. - Ты ждал нас сегодня? Знаешь, что отец здесь? Я сейчас его позову.

Фигура за окном дернулась, рванулась навстречу. Решетка разделяла их, и все равно Ати отшатнулся, когда черная, встрепанная тень встала за ней.

- Не надо! Не надо, я тебя заклинаю, - взмолился дядя.

Ати порадовался - а потом пожалел, - что погасил все огни. И все же пальцы он видел, обхватившие бронзу. Даже ночью они не сошли бы за пальцы живого, и, кажется, не хватало одного или двух.

- Хорошо, - согласился он, хотя не понимал. Разве не лучше бы было увидеться с братом? После всех этих лет?

Лайлин, похоже, сомнения угадал.

- Мы с Болусом были очень дружны. Раньше, когда я еще не отправился странствовать. Стояли друг за друга горой. Но с тех пор прошло много лет. Для него это станет ужасным ударом. Я не могу так поступить с ним. Или... Он знает, что случилось тогда?

Тут Ати был должен признать, что правды отцу не сказал. И все-таки он бы хотел попытаться исправиться, пусть с опозданием. Поступить так было верно. Разве не поможет брат брату в беде? Спорить с Лайлином, однако, не стал.

- Болус для меня ничего сделать не может, - продолжил угадывать дядя. - А раз так, пусть верит, что я умер тогда.

В этом был свой резон. Помолчав, Ати спросил:

- Если так, зачем ты пришел сюда? - И, утвердившись в уверенности: - Зачем ты пришел ко мне, дядя?

Задал вопрос - и с ужасом посмотрел на Лайлина. Глухо, с отвратительным треском ударились о камень кости, когда тот упал на колени.

- Отвези меня назад в Фер-Сиальце! Я знаю, швец варази должен обрезать нить. Не нам с тобой должен, а тем, кто дает силу его игле. Знаю, что душа одной из его хида - в брюхе Немет, а он в ответе за всех, кто ему служит. Отвези меня, чтобы он исполнил свой долг, а я, наконец, упокоился. Годы и годы иначе страдать еще мне.

Не получив ответа, Лайлин протянул сквозь решетку руку. Жалкий, нищенский жест! Как знать, не случалось ли ему и правда молить о милостыне в эти годы. Ведь как-то же он проделал путь до Гиданы.

Сомнение, всколыхнувшееся в Ати от этой немыслимой просьбы, не улеглось. Напротив. Сочувствие он ощущал, но как будто со стороны, как чье-то чужое. На самом же деле думал только о том, что верить дяде не может.

- Пожалуйста, встань.

Но Лайлин не слышал. Повиснув на решетке, - не человек, сборная кукла, - он заговорил, легко покачиваясь. Голос его, однако, словно споря с убогостью тела, был свободным и чистым, и Ати снова спросил себя, как такое возможно.

- Если бы ты только знал, какие острые у нее зубы! Но даже ими она не смогла перегрызть нити, которыми пришита моя душа. И тогда, разозлясь, что у нее украли добычу, стала жевать меня и терзать, чтобы подчинить своей воле. И подчинила. Кто вынесет такую боль? Я не вынес... Так, не сумев проглотить, она измыслила мне кару не хуже. Сделала меня своим орудием, опозорила меня и в посмертии, заставив совершить то, чего я бы не совершил никогда, и люди, почитавшие меня при жизни, теперь меня ненавидят, теперь меня презирают и ищут отмщения, как худшему из врагов. И вот теперь, наигравшись, она выплюнула меня, оставив странствовать, изжеванного, по земле. Сколько прослужит мне еще это тело? Сколько скитаться мне, прячась от живых людей? Ведь явиться им я не могу, она подобного не позволит. А когда плоть эта, наконец, распадется, когда разойдутся стежки, она окажется рядом, чтобы сомкнуть на моей душе зубы - в последний раз.

Ошарашенный, переполненный изобилием этого монолога, Ати ухватился за первое, что запомнил. Что слушать Лайлина не хотел, уже позабыл.

- Кто-то хочет тебе отомстить?

- Хотят многие, - признал скромно дядя. - Я прожил жизнь не без ошибок. Но все они давно потеряли мой след. Те же, кто нет, узнали о смерти и восторжествовали. Однако люди, которым я сейчас навредил здесь, в Гидане - навредил против воли! - знают, что путь мой не завершен.

Ати забыл также и про ночной холод, про то, что стоит у окна босиком. Он весь обратился в слух. Но Лайлин вдруг замолчал.

- Ты, верно, не понимаешь? - спохватился он.

Ати покачал головой. И хоть что-то все-таки понял, дядина сбивчивая манера, словно обращенная к самому себе, объяснение отрицала. Ему внезапно открылось, что Лайлин, некогда человек, без сомнения, хитрый и умный, не до конца, может быть, сознавал, что в смерти потерял не только тепло крови и биение сердца. Разум его тоже изнашивался.