Объяснение в ненависти - Страница 64

— Что ты говоришь? — переспросил Зуев, до которого только сейчас начал доходить смысл сказанного. — Ты покажешь всем фотографии?

— Покажу!

— А как же невеста твоего покойного ангелочка? — сделал последнюю попытку Зуев. — Ее-то за что наказывать? Если узнают, что вы с ней почти что родственники, что это ты ее втихаря пристроила в компанию… Помнишь корпоративные правила? Вам обеим не поздоровится.

Ирина Максимовна замолчала, промокнула слезы платком.

— Да, — шмыгнув носом, проговорила она упрямо. — Правила… Но Женечка должен быть отомщен, и девочка меня поймет. Ничего с ней не случится, в ее возрасте работу потерять не страшно. Ну, в крайнем случае я ей помогу, устрою еще куда-нибудь через знакомых. Ты вот не хочешь мне помогать!

— Я не хочу?! — деланно возмутился водитель. — Очень даже хочу. Вместе устроим веселую жизнь убийце в белом халате. Как же ты без меня, одна? Ты устаешь, у тебя трудная работа. Отчеты там всякие, налоговая. Как только такую нагрузку выдерживаешь? Пошли к тебе. Сегодня я беру на себя все домашние дела, а ты будешь только отдыхать.

— Какой ты заботливый! Это так приятно, — вздохнула Ирина Максимовна, ее морщинки разгладились. — Но ты ведь тоже не гуляешь весь день.

— Не сравнивай, дорогая. Я мужчина, мне положено пахать! А женщина иногда должна быть слабой. — Поддерживая свою подругу под локоть, он отправился вместе с ней по аллее сквера. Открыл перед ней дверь «лендровера», подсадил и, усевшись на водительское место, вырулил на дорогу.

Дома он быстро начистил картошки, поджарил ее на широкой сковороде, сварил сосиски, открыл банку с консервированными огурцами, достал из холодильника бутылку холодного пива и ловко сервировал стол. Все было ясно и просто, думать совершенно не о чем, и он размышлял только об одном: неужели и сегодня она наденет этот ядовито-розовый, с наждачными кружевами пеньюар? Воображает, будто он молодит ее увядающее тело. На самом деле старая вещь выглядит жалко, кружева похожи на засохшие букеты. Единственное, что в пеньюаре не изменилось за много лет, — он постоянно шибает электрическим разрядом.

Ирина Максимовна вышла из спальни в розовом пеньюаре, они отужинали. Женщина ласково смотрела на своего любовника, ожидая продолжения. И он не обманул ее ожиданий. Сам предложил: «Давай ляжем сегодня пораньше!» Трепетная, как девочка, она помчалась принимать душ. Потом они недолго, но со знанием дела занимались сексом. Сегодня он был в ударе. Его будоражило сознание того, что эта жизнь продлится лишь до утра. Женщина млела, стонала, рвала зубами пододеяльник и содрогалась от его умелых ласк. Доведя ее до полного изнеможения, он тихо сказал: «Спи. Я полежу немного и пойду домой. Завтра увидимся». Ирина заснула совершенно счастливая, душа и тело обрели долгожданный покой.

Утром она проснулась от электрической трели будильника. Как всегда, в семь утра. Каждый день ее жизни напоминал инструкцию по бухучету, заведенный порядок никогда не нарушался. Обычное и обыденное, привычное и понятное возводилось в закон, у Ирины Максимовны все было на своем месте и делалось в свое время. Жизнь отмерена, помечена, разложена по полочкам. Чем проще, тем лучше и спокойнее. Она совершенно терялась, если что-то нарушало привычный ход вещей. А напрасно! Иногда очень полезно выходить за рамки привычного. Знай Ирина Цымбал, какой узор сложился сегодня утром из стеклышек калейдоскопа, она бы все-все переменила! Встала бы позже, на работу не пошла бы или пошла другой дорогой, не покупала бы в этом киоске четверговую газету с телепрограммой на неделю, а купила бы в другом киоске, другую газету или вообще — глянцевый журнал с гламурными красавицами! Но, увы, она не умела видеть узоры в картонной трубе, не умела меняться, становиться на время другим человеком и примерять на себя другой стиль, методом проб и ошибок обнаруживать в себе какие-то неиспользованные резервы, нащупывать некие люфты чувств и границы привычных застывших ролей. Не умела заставить госпожу Фортуну обратить на себя внимание: вот, мол, я не застегиваюсь на все пуговицы и не прячу голову в песок, я пробую то и это, так дай и ты мне от щедрот своих…

Она не спеша позавтракала, не спеша оделась, просидела у зеркала положенное для женщины время, чтобы «набросать лицо». Вышла из дома, как всегда, ровно в восемь, чтобы газетный киоск на той стороне дороги успел открыться. В этот ранний час редкие прохожие спешили на работу, транспорт по тихой улице почти не проезжал. Она не любила пользоваться подземным переходом, и этим утром, как обычно, спокойно направилась через дорогу за своей газетой.

Внезапно выскочивший на пустую улицу грузовик со всей мощью ударил женщину. Звук был такой, словно лопнула большая стеклянная бутыль. На него обернулись все, кто был в это время неподалеку, высунула голову из киоска продавщица газет, выглянули из окон многоэтажек потревоженные во время завтрака люди. Грузовик, не притормозив, умчался. Киоскерша дико заверещала. На мостовой под кучей тряпок лежало что-то бесформенное. Из-под кучи медленно растекалась черная лужа.

…Голос докторши вновь впился в мозг Голосова-Зуева, как сверло.

— И вы забеспокоились, верно, Зуев? Она ведь могла вам все карты спутать. Вдруг бы мне что-то ляпнула? Нельзя было этого допускать. И вы ее убили. Да еще и выкрали из квартиры Цымбалов все фотографии, где была запечатлена ваша дочь.

Прудников веско заметил:

— Есть показания свидетелей, что Зуев подъезжал на джипе к дому Цымбалов в тот день. Найден грузовик, сбивший Ирину Цымбал. Так что лучше не молчите.

Все смотрели на Степаныча, но он не проронил ни слова.

— А потом произошло и вовсе неожиданное, — сказала Вера. — То, что не укладывалось ни в какие схемы. Просто насмешка судьбы! Артем получает от покойного Карапетяна наследство. Его не просто выпускают из-под ареста — он становится совладельцем ресторанной империи. Невыносимо! Верно, Кристина? Именно поэтому вы решили устроить взрыв и убить его. Вместе со всеми нами. Когда все собрались в «Кухне холостяка», Голосов установил взрывное устройство в жарочный шкаф. Оставалось только вовремя уехать вместе с Кристиной.

— Но ведь меня тоже вызвали звонком, — вспомнил президент рыбной фирмы.

— Это я вам позвонил, — решился все же открыть рот водитель.

— Как благородно, — сыронизировала Вера. — На самом деле вы, Янис, еще могли пригодиться этой «сладкой парочке»! Ведь все остальные погибли бы якобы в результате теракта.

— Какой ужас! — закрыла лицо руками беременная Зозуля.

В наступившей тишине прозвучал нежный голосок Кристины:

— Янис, — прощебетала она, — ты ведь не веришь во все эти сказки? Вспомни, как нам было хорошо! Забери меня отсюда, убери этих сумасшедших. Им лишь бы обвинить кого-нибудь. Ну?

Пылдмаа, как в трансе, двинулся к ней. Вера Лученко щелкнула пальцами перед его носом, он вздрогнул и остановился. Лицо эстонца мучительно исказилось, он схватился за виски, отвернулся и отошел в сторону.

Все было ясно.

— Что вылупились? Бляди офисные, щекочет нервишки?! — внезапно обрушилась на сотрудников Кристина. — Ах ты ж как глазки загорелись! Теперь ночи спать не будете! Все будете думать-гадать, трахалась я с родным папкой или нет!

Никто не ожидал такой агрессивной атаки со стороны всегда правильной и корректной Кристины. Она лишь презрительно вздернула подбородок. Дескать, любуйтесь, сволочи, все равно я вас всех презираю! Ей до смерти хотелось выдать всем им вместе и каждому в отдельности порцию ненависти.

— Вы жалкие марионетки в моих руках! Ты, Костик, думал, что очень крутой! Круче вареных яиц, блин! А ты букашка, жалкий червяк, которого я как захочу, так и подставлю! Пару слов этой дуре Майке, пару слов тебе — и вы уже полезли друг на друга, как гамадрилы! И ты, старый козел, ничего не понял. — Кристина посмотрела на Хрущинского как на что-то омерзительное, дурно пахнущее. — Когда мой папенька тебя, тварь безмозглую, напоил и ты дал просраться дуре Щербаковой насчет прайса, ты думал, что сам больно умный? Да ты просто тряпка гнилая, вот ты кто!.. А Темочка? Кто он такой, этот Сирик? Нищета голозадая! Почему все ему? За что? Что он сделал этому старикашке Карапетяну? Слышь, Тема, может, ты голубой? А?