Общество изобилия - Страница 10

Но было бы удивительно, если бы в XVIII–XIX веках, по мере неуклонного улучшения условий жизни, люди быстро забыли уроки предыдущих столетий, решив, что так теперь будет всегда. Тем более невероятно представить себе такое, памятуя о том, что в начале Промышленной революции прибыль от повышения производительности труда распределялась крайне неравномерно и несправедливо. Именно богатство новоявленных предпринимателей, а не тех, кто на них работал, повсеместно воспевалось. Владельцы новых заводов, фабрик, сырья, железных дорог и банков, которые их обслуживали, – вот кто жил в роскошных усадьбах XIX века, что до сих пор вызывает ностальгические воспоминания. А рабочие влачили жалкое существование в темных, затхлых лачугах и толпились на грязных немощеных улицах, изредка сталкиваясь там с миссионерами и социальными реформаторами, преисполненными чувства гордости за собственную смелость появиться на этих улицах. На самих же фабриках буквально за гроши от зари до зари трудились и стар и млад. В Англии первой половины XIX века быстро росли как общие объемы производства, так и выработка в пересчете на одного рабочего. Увеличивалось и число состоятельных людей. Ближе к середине XIX столетия начали расти и реальные зарплаты. Но улучшение материального положения широких масс было куда менее заметным, нежели рост благосостояния промышленников и торговцев. Несмотря на то что бедные стали жить немного лучше, это было слабо заметно на фоне растущего разрыва между ними и богатыми.

Экономические идеи стали обретать современный вид на рубеже XVIII и XIX веков. Они были впервые выработаны и предложены после многих веков стагнации, смягченной к тому моменту процессом увеличения богатства, которое, однако, принадлежало не большинству населения, а небольшой группе людей. Экономистам, на самом-то деле, были бы глубоко безразличны и история, и современная им ситуация, если бы они не рассматривали лишения и обездоленность широких масс как нечто само собой разумеющееся. В экономической науке невзгоды и лишения считались нормой. А вот преуспевание пусть и расширяющегося, но всё равно избранного круга счастливчиков требовало объяснения. Долгосрочное и стабильное преуспевание противоречило всему ходу мировой истории и потому считалось неожиданностью. Именно так исторический контекст влиял на формирование идей. И, как нам еще предстоит убедиться, эта точка зрения продемонстрировала удивительную жизнестойкость.

В истории экономической мысли Адам Смит (1723–1790), великий основоположник главенствующей традиции[21], по-прежнему пользуется непререкаемым авторитетом. В определенном и весьма важном смысле он, бесспорно, этого заслуживает. Смит предвидел, что на место косных и деградирующих национальных сообществ придут прогрессивные, развивающиеся. В его «Исследовании о природе и причинах богатства народов» отчетливо звучат мотивы всеобщего изобилия и благополучия. Однако ему не удалось предложить действенного рецепта экономического развития. Это было либеральное экономическое общество, в котором роль регулятора отводилась конкуренции и рынку, а не государству; в этом обществе каждый человек, опираясь на свои собственные силы, упорно трудится на благо общества.

Вот только Адам Смит имел в виду совокупное богатство. У него не было особых оснований надеяться, что распределение благ между торговцами, промышленниками и землевладельцами с одной стороны и трудящимися массами – с другой будет осуществлено в пользу последних. Смит считал, что распределение благ зависит прежде всего от прочности позиций каждой из сторон спора. И ему было нетрудно «предвидеть, какая из этих двух сторон должна при обычных условиях иметь преимущество в этом споре». А в удивительно лаконичном комментарии по поводу расстановки экономических сил в XVIII веке он еще и добавил: «В Англии нет ни одного парламентского акта против соглашений о понижении цены труда, но имеется много таких актов, которые направлены против соглашений о повышении ее»[22]. Так что при обычном развитии событий доходы основной массы трудящихся неизменно продолжали бы сокращаться. Но был обозначен и минимальный уровень, ниже которого трудовым доходам падать нельзя: «Человек всегда должен иметь возможность существовать за счет своего труда, и его заработная плата должна, по меньшей мере, быть достаточной для его существования. Она даже в большинстве случаев должна несколько превышать этот уровень; в противном случае ему было бы невозможно содержать семью и раса рабочих вымерла бы после первого поколения»[23].

Но этого, очевидно, было недостаточно. Напротив, хотя Адама Смита изредка и отождествляют с этой идеей, именно в приведенном выше суждении, среди прочих, берет свое начало самый авторитетный и, без всякого сомнения, самый мрачный вывод в истории обществознания, а именно утверждение о том, что доходы народных масс – то есть всех тех, кто так или иначе вынужден ради куска хлеба трудиться в промышленности или сельском хозяйстве, – не должны в течение длительного времени намного превышать минимальный прожиточный минимум, необходимый для выживания. Именно этот неувядающий «железный закон» заработной платы, усиленный Давидом Рикардо и видоизмененный Карлом Марксом, стал со временем самым грозным идеологическим оружием, предназначенным для нанесения решающего удара по капитализму.

Сам Смит не настаивал на этой выявленной им закономерности – он вообще не любил высказываться категорично, – и с тех пор ведущие экономисты стремятся ему в этом подражать. Так, Смит вполне допускал, что из-за дефицита рабочей силы размер заработной платы способен сколь угодно долго держаться на уровне, заметно превышающем прожиточный минимум. При быстром росте экономики будет расти и заработная плата. Он считал, что экономический рост в целом более важный фактор, обеспечивающий рост заработной платы, нежели благосостояние как таковое: «Не размеры национального богатства, а его постоянное возрастание вызывает увеличение заработной платы за труд <…> Англия в настоящее время является, без сомнения, гораздо более богатой страной, чем любая часть Северной Америки. Однако заработная плата рабочих гораздо выше в Северной Америке, чем в любой части Англии»[24].

Двумя великими последователями Адама Смита в духе главенствующей традиции стали Давид Рикардо (1772–1823) и Томас Роберт Мальтус (1766–1834). Вместе со Смитом они составили троицу основоположников экономики как науки, по крайней мере так считается в англоязычном мире. Рикардо с полным правом может претендовать на звание человека, указавшего направление развития экономики, поскольку он первым придал экономической науке ее современный вид – рассмотрел факторы, оказывающие влияние на цены, ренту, заработную плату и прибыль, и создал теорию, которая верой и правдой служит экономистам и поныне. И марксисты, и не разделяющие воззрений Маркса экономисты – все в равной мере были и остаются у него в долгу.

Стараниями Рикардо и Мальтуса идея о тяжелых лишениях и глубине неравенства сделалась одним из основных экономических постулатов. Да, их выводы никогда не принимались безоговорочно. Но оговорки – это всего лишь оговорки. Именно Рикардо и Мальтуса имел в виду Карлайл под «почтенными профессорами мрачнейшей из наук», как в 1850 году он назвал экономику, которая так до конца и не избавилась от этого определения – ведь не столь уж оно и незаслуженное.

О Мальтусе необходимо сказать отдельно. На протяжении всего XIX столетия и до настоящего времени он был более всего – и чуть ли не исключительно – известен как автор «Опыта закона о народонаселении». И хотя Мальтус выдвинул немало других важных для экономической науки идей, которые были заново открыты много позже, запомнится он прежде всего своими взглядами на демографию.