Общая психология - Страница 48

Для интерпретации демонстрационных экспериментов, описанных в данной статье, можно воспользоваться следующей концепцией: при социальном восприятии человек действует как «интуитивный психолог» – он должен делать вывод из социальной информации, которую он отбирает, хранит в памяти, извлекает и анализирует (Ross, 1977). Оценки общей эрудиции были сделаны на основе данных, полученных при проведении викторины. На самом же деле очевидно, что искаженные суждения об участниках игры были основаны на совершенно нерепрезентативной, тенденциозной выборке данных, из-за которой ведущие систематически попадали в более благоприятное положение. Рассмотрим вопросы викторины, подготовленные ведущими. Это, несомненно, была самая тенденциозная выборка из их познаний, какую только можно вообразить; ведь вопрос задавался конкурсанту (и был инсценирован перед наблюдателями) только в том случае, если ведущий сам знал ответ и в то же время предполагал, что конкурсант, скорее всего, его не знает. Данные результаты свидетельствуют о том, что эта чрезвычайно тенденциозная выборка из познаний ведущего тем не менее рассматривалась конкурсантом, а в дальнейшем и наблюдателями, как вполне репрезентативная. В оценках, очевидно, отсутствовали адекватные поправки на тот факт, что если бы участники поменялись ролями, то конкурсанты могли бы с такой же легкостью подготовить вопросы, которые поставили бы в тупик ведущих и позволили бы в самом выгодном свете представить их собственные знания.

Как конкурсанты, так и наблюдатели могли воспользоваться лишь одной выборкой из познаний ведущего – той благоприятной для него выборкой, состоявшей из 10 трудных вопросов, которые он подготовил для викторины. Конкурсанты и наблюдатели знали, конечно, что эта выборка не была случайной; ведь они точно знали, как она была получена и почему она тенденциозна. Несмотря на это, они систематически оценивали ведущих как высоко эрудированных людей.

В отличие от конкурсантов и наблюдателей ведущие не были вынуждены формировать свои суждения только на основе выборки из 10 элементов, которая была в распоряжении конкурсантов и наблюдателей. Ведущие при оценке собственной эрудиции могли опираться на весь свой жизненный опыт и сравнивать себя с другими людьми; более того, они знали, что в их познаниях существуют большие пробелы, которые они обошли при поиске оптимальных тем и специфических вопросов. Поэтому тот факт, что ведущие не оценивали себя выше среднего из своих сверстников, является подтверждением наших выводов.

Выборка из познаний конкурсантов, полученная в результате викторины, не была сколько-нибудь тенденциозной или нерепрезентативной. Это была достаточно случайная выборка, характеризующая способность отвечать на сравнительно трудные и касавшиеся малоизвестных фактов вопросы, требующие общей эрудиции. Ведущие и наблюдатели в основном оценивали общую эрудицию конкурсантов как «среднюю», что вполне соответствовало нашим прогнозам. Интересно отметить, что после участия в викторине конкурсанты несколько занижали оценку своих знаний. Возможно, что это происходило не из-за их искаженного самовосприятия, а скорее из-за той базы для сравнения («средний стэнфордский старшекурсник»), которая использовалась при оценке. Яркий и конкретный опыт участия конкурсантов в викторине мог стать источником завышенной оценки эрудиции популяции, представителем которой был их партнер.

Очевидно, что эффект, продемонстрированный в этих двух экспериментах, сказывается и на ролевых взаимодействиях во внелабораторных условиях. Действительно, между специфическими отношениями находящихся в выгодном положении ведущих и поставленных в невыгодное положение конкурсантов можно привести очевидную параллель применительно к академической среде. Преподаватели постоянно пользуются прерогативами ведущих, а студенты, как правило, попадают в затруднительное положение конкурсантов (хотя некоторые студенты всячески стремятся поменяться ролями с преподавателями). В качестве особенно яркого примера рассмотрим ролевые взаимодействия, характерные для типичного устного экзамена на ученую степень. Кандидат должен без подготовки отвечать на вопросы, относящиеся к своеобразным, а иногда и малоизвестным областям интересов и познаний каждого из экзаменаторов. В отличие от экзаменатора у кандидата сравнительно мало времени на размышления, и у него почти нет возможности определить или ограничить области, которых касаются вопросы. В свете продемонстрированных результатов можно ожидать, что типичный кандидат после испытания ощущает скорее облегчение, чем гордость, в то время как его экзаменаторы уходят с экзамена с чувством возросшего уважения другу к другу и к глубине и широте своих познаний. Такие оценки, конечно, часто могут быть вполне оправданными. Тем не менее, иногда в них могут отсутствовать поправки на выгоды или невыгоды положения, в котором находится человек при самопрезентации. Если изменить процедуру устного экзамена так, чтобы кандидат сначала задавал вопросы своим экзаменаторам, а затем исправлял ошибки в их ответах и указывал на упущения, то, возможно, кандидаты уходили бы с экзамена, окрыленные успехом. При такой процедуре у экзаменаторов могло бы сложиться лучшее впечатление о кандидате и не столь хорошее впечатление друг о друге.

В описанных экспериментах демонстрировались взаимодействия между людьми, задающими вопросы и отвечающими на эти вопросы, но существует множество других контекстов, в которых социальные роли оказывают влияние на межличностные взаимодействия, а следовательно, и на социальные суждения. Основа для ролевой дифференциации поведения при взаимодействии может быть формальной, как при взаимодействиях между начальником и подчиненными, или неформальной, как при взаимодействиях между доминирующим индивидом и индивидом молчаливым и сдержанным. Однако, что бы ни лежало в ее основе, в результате такой ролевой дифференциации участники взаимодействия получают неодинаковый контроль над ситуацией и неравные возможности представить себя в выгодном свете. Например, начальник может рассказывать о своих успехах, любимых занятиях и вещах, в которых он отлично разбирается, не рискуя, что его перебьют, в то время как подчиненный лишен такой возможности. Аналогичным образом, если один из друзей занимает доминирующее положение, то он может выбрать поприще для самопрезентации – например, поэзия или игра в покер – и, скорее всего, сделает этот выбор в свою пользу. Опять-таки, мы не утверждаем, что участники или наблюдатели взаимодействия никогда не обращают внимания на неравенство имеющихся у участников возможностей представить себя в выгодном свете. Скорее мы утверждаем, что в социальных суждениях тех, кто поставлен в невыгодное положение, и в суждениях наблюдателей будут обнаруживаться неадекватные скидки или поправки на это неравенство.

Следует воздержаться от преждевременных обобщений и выводов, основанных на описанных специфических демонстрационных экспериментах. Но если дальнейшие исследования покажут, что внесение неадекватных поправок на преимущества при самопрезентации, которые дает роль или должность, является общей тенденцией для наблюдателей и участников социальных взаимодействий, находящихся в невыгодном положении, то выводы совершенно ясны. Индивиды, которые за счет своего происхождения, политической поддержки или даже собственных усилий занимают положение, дающее им власть, пользуются также и преимуществами при самопрезентации. Наблюдатели таких социальных взаимодействий и их участники, находящиеся в невыгодном положении (если данные результаты репрезентативны, то сказанное не относится к тем, кто находится в выгодном положении), склонны недооценивать то, до какой степени видимые положительные качества обладающих властью людей являются простым отражением преимуществ, которые дает социальный контроль. На самом деле такое искажение социальных суждений может незаметно и коварно препятствовать социальной мобильности, поскольку те, кто находится в невыгодном положении и не обладает властью, переоценивают способности обладающих властью, которые, в свою очередь, необоснованно полагают, что члены их касты хорошо подходят для выполнения своих лидерских задач.