Обретение (СИ) - Страница 7
Учитель Доо расположился за массивным столом, отливающим медовой лаской старого ореха. Перед ним лежал пергамент странного фиолетового оттенка, испещренный, как я понял, пиктограммами древнего храмового наречия – не зря все это время я изучал его.
– Ну что же, думаю, пора подписать договор обучения, – торжественно произнес он. – Как тебя называли в семье, мой юный друг?
Я посмотрел, как он заносит кисть над пергаментом, чтобы вписать в него мое имя, покраснел и с вызовом произнес:
– Гангараджсардарнапал Иса.
– Эк... – крякнул Учитель Доо, с любопытством разглядывая замершую в руке кисть, – случается, да... Как ты переведешь свое имя со всеми забытого языка, который используют лишь в молитвах и внутренней речи обитатели храмов Судьбы? – торжественно вопросил он.
– «Владыка Небесной реки ведет полководца в битву»! – с восторгом расшифровал я, проникаясь восхищением к тому, что ранее представлялось лишь громоздким набором неудобоваримых звуков.
– Ты не будешь против, если я буду звать тебя просто Напал? Тем более что твое появление в моей жизни как нельзя более соответствует значению этого сокращения...
– Но ведь это ты на меня напал, как только увидел, – резонно возразил я. – Мне больше нравится вариант Сардар, сокращенно – Сард.
– Хорошо хоть не Радж, – сочувственно кивнул Учитель Доо, – приятно видеть скромность в столь юном существе... Приложи-ка палец к пергаменту...
– Я уже умею писать на храмовом наречии и подпишу!
– Нет, у нас процедура иная. Приложи палец к пергаменту... Та-а-ак... так-так-так... – со странным выражением посмотрел он на меня. – Пожалуй, да, тебе нужно поставить подпись.
Учитель Доо долго рассматривал мою каракулю, подползающую к его каллиграфическим письменам, а потом сообщил:
– Нарекаю тебя Аль-Тарук Бахаяли, «Не оставляющий следов»... Мы ж должны придерживаться древнего стиля.
Так в этот день, совершенно неожиданно, я получил новое имя. Именно оно было вписано в договор. И хотя в мой пучок воткнута лишь одна шпилька, шпилька «Расцветания пиона», я уже прошел по пути, по которому еще не ходили сверстники, равные рангом. А златотканное ханьфу Учителя Доо наконец-то избавилось от пятна и перестало навязчиво благоухать соусом «Полет цапли».
Когда мы отправились к Шае за свежими булочками, Учитель Доо выступал торжественно и невозмутимо, а я старался скрыться в тени его величия, ожидая неприязненных воплей в спину или проклятий, брошенных в лицо. Но вокруг было тихо, редкие прохожие лишь торопливо кланялись и спешили убраться с нашего пути. На свежем пожарище копошились соседи: как же не прибрать то, что еще сгодится в хозяйстве! Сам дом темнел провалами разбитых окон.
– А где выжившие? – спросил Учитель Доо у плотного, почти квадратного, добротно одетого мародера, любовно укладывающего в тачку очередной измазанный пеплом кувшин.
– В госпитале для бедных, – равнодушно ответил он, продолжая разгребать уголь и щепки, – денег-то у них отродясь не водилось.
– А пожгло их знатно... – вклинился в разговор тощий косоглазый ткач, живущий парой домов дальше, – у бабки вся морда обуглилась, а сын ихий, бают, и вторую ногу потерял. Не выживут, поди. А дом-то ничего так: добротный, крепкий...
Сам он ютился с огромной семьей: старики-родители, жена, дюжины с полторы детишек, еще какая-то родня – в тесной убогой халупе.
– Погибших где похоронили? – тихо спросил я, наблюдая, как ветер шевелит грязный обрывок розовой ленточки.
– А чо там хоронить? – хохотнул ткач. – Сгорели они тута все, в труху сожглись. Как есть. Даже косточек не нашли. Утром приезжал батюшка из храма Смерти, службу отслужил, все как положено. Мотаться синюшками не будут, отпели их как надо. Вся община скидывалась... С вас тоже денежка причитается, милсдари, ежели, конечно, вы с нами.
Учитель даже не взглянул на протянутую ладонь:
– Мы зайдем в Управу и сделаем взнос. Спасибо, добрый человек.
И под разочарованное бормотание ткача: «Чо спасибо... чо спасибо... монеточки им жаль, злыдни скупердяйские... а еще бога-а-атенькие...» – пошли своей дорогой.
В дверях бакалейной лавки мы буквально нос к носу столкнулись с Бубнежником Бу. Он чуть не сбил меня с ног и, даже не извинившись, рысцой скрылся в направлении квартальной площади. Шая выглядела непривычно усталой, даже улыбалась как-то через силу:
– Вот, женишок нарисовался, хрен сотрешь, – печально пропела она. – Не умеешь торговаться, нечего и браться... разоряется, поди, вот такая красотка, как я, и понадобилась. В жисть не поверю, что «любовь его настигла в цвете лет». Ха!!! Который день уж ходит... Всю душу вымотал!
Она нырнула под прилавок и зашуршала какими-то мешочками.
– Мои-то дела идут неплохо, расширять скоро лавку буду. Только вот утром сегодня... А! – вынырнула к стойке и махнула рукой. – С этим нытиком поговоришь – еще не так заноешь. Все образуется, – она все же засияла искренней улыбкой. – Чего вам хотелось бы, мои дорогие покупатели?
На пороге Управы нас встретил тот самый солдат, который командовал стражами на пожаре. Невысокий, но крепкий, кряжистый. Его горбоносое смуглое лицо пересекал еле заметный шрам, искажая линию рта, отчего казалось, что он все время недоверчиво усмехается. Удобно для того, чтобы опрашивать свидетелей разнообразных квартальных происшествий.
– Взнос для погорельцев? – переспросил он удивленно, – Нет, все оплатила казна квартала. Но вы можете внести пожертвование, если желаете.
– Да, желаем, – твердо сказал я, лихорадочно вспоминая, сколько денег у меня осталось, и невольно срываясь на манеру речи истинного Иса. – Считаем необходимым внести вклад в обеспечение функционирования квартала.
Стражник одобрительно крякнул и обратился к Учителю Доо:
– Молодец он у Вас. Правильный парень. Я, когда такие слова слышу... Пойдемте, до секретаря господина Дзиннагона доведу. Валариан!!! – рявкнул он в сторону караулки. – Остаешься тут за старшего. Бди.
– Тут ведь какое дело, – торопливо говорил он по дороге, – молодой господин как появился – мы знать не знали, кто он. Понятно, что из Иса, но живет один, без старших... То ли выгнали, то ли сам сбежал, но явно натворил что-то. – Я покраснел, ибо вояка был недалек от истины. – Вел себя тихо, девок непотребных не таскал, дебошей не устраивал, дружки благородненькие не хороводились вокруг. Правда, слушок прошел, что колдует потихоньку, порчу наводит и всякое... – я в изумлении вытаращил глаза, – ну, Вы же знаете, эти обормоты мохнорылые что только про господ не выдумывают. А тут пожар случился... странный такой. Мы не знали, что молодой господин сюда для учебы перебрался, хотя и о Вашем появлении докладывали, конечно... Оно понятно, дома, да среди привычных соблазнов, какая учеба? – я вспомнил отцовское поместье, свое отвращение к семейным знаниям и согласно закивал головой. – Простите меня, благородный господин, что я тогда, на пожаре нагрубил Вам. Мы не знали, что юный Иса обзавелся наставником...
– Это простительная ошибка, – добродушно улыбнулся в ответ Учитель Доо, – я, к сожалению, задержался в дороге и не мог прибыть раньше, поэтому мой юный ученик какое-то время лоботрясничал без меня...
– Не так уж и лоботрясничал, – облегченно вздохнул стражник, – так-то он спокойный сосед, только уж больно непонятный был. Я рад, что между нами нет вражды: последнее это дело, ссориться с учителями. Меня отец так нагайкой отходил за свару...
Я вспомнил прежнего наставника из отцовского поместья, каверзы, которые ему чинил, свое нежелание прислушиваться к словам... Речь этого прямого, как меч на его татуировке, вояки устыдила меня больше, чем уговоры сестер и требования отца.
– Как Ваше имя? – спросил Учитель Доо.
Стражник остановился и низко поклонился:
– Десятник Айсин Гёро, к Вашим услугам. Ветеран кайджунской кампании, командовал сотней.
– Клан меченосцев Тулипало... – понимающе кивнул Учитель Доо, – сюда назначены после ранения?