Обретение мудрости - Страница 7

– Я встречался с богом, – сказал Уолли, – и он сказал мне следующее: Богине нужен воин. Она выбрала лучшего во всем Мире, Шонсу-Седьмого. Что ж, бог сказал, что лучшего не нашлось, что, вероятно, не то же самое. Так или иначе, этот воин потерпел неудачу, и неудачу катастрофическую.

– Что это значит, милорд?

– Бог не сказал. Но некий демон заставил Шонсу прийти в храм. Попытка жрецов изгнать демона не удалась. Богиня забрала его душу – и оставила вместо нее демона. Или то, что Шонсу считал демоном. Это был я, Уолли Смит. Только я не демон…

Уолли подумал, что не слишком связно рассказывает, но его забавляли озадаченные кивки в ответ. Другие могли бы попросту высмеять столь абсурдную байку, но Ннанджи, похоже, очень хотелось в нее поверить. Его преклонение перед героем чуть не погибло мучительной смертью накануне, но Богиня ниспослала чудо, чтобы поддержать Ее посланника, и восхищенные чувства Ннанджи ожили вновь, еще более сильные, чем когда-либо. Ему следовало бы уже из этого вырасти, и Уолли оставалось лишь надеяться, что обучение будет не слишком болезненным и не будет откладываться надолго. Ни один человек не мог бы жить согласно принципам героического поведения Ннанджи.

Они повернулись и снова направились в сторону берега.

– С другой стороны это, наверное, можно рассматривать, как нить бус – таково одно из представлений жрецов. Душа – нить, бусины – отдельные жизни. В этом случае Богиня нарушила правила. Она развязала нить и передвинула одну из бусин.

– Но… – начал было Ннанджи и замолчал.

– Нет, я не могу этого объяснить. Никто не знает, какими мотивами руководствуются боги. Так или иначе, я не Шонсу. Я ничего не помню из его жизни до того, как я проснулся в хижине пилигримов, где Джия ухаживала за мной, а старый Хонакура бормотал что-то о том, как я кого-то убил. До этого, насколько я помню, я был Уолли Смитом.

Он не пытался объяснить, каким образом он думает по-английски, но говорит на языке Народа. Ннанджи вряд ли понял бы саму идею о существовании более чем одного языка, а Уолли сам не знал, каким образом происходит перевод.

– И ты не был воином в другом мире, милорд?

Управляющим на нефтехимическом заводе? Как объяснить это воину железного века в доисторическом Мире? Уолли вздохнул.

– Нет. Наши гильдии и ранги не такие, как у вас. Я бы мог сказать тебе, что я был аптекарем-Пятым.

Ннанджи поежился и прикусил губу.

Однако был еще инспектор-детектив Смит, которого, вероятно, крайне потряс бы вид кровожадного, поклоняющегося идолам, владеющего рабами сына.

– Мой отец был воином.

Ннанджи облегченно вздохнул. Богиня оказалась не столь непостоянна, как он боялся.

– И ты был человеком чести, милорд?

Да, подумал Уолли. Он был законопослушным и порядочным человеком, честным и добросовестным.

– Думаю, да. Я пытался им быть, как я пытаюсь здесь. Некоторые из наших обычаев иные, но я сделал все, что мог, и я обещал богу, что буду поступать так и здесь.

Ннанджи заставил себя слабо улыбнуться.

– Но когда начальник храмовой гвардии заявил, что я самозванец, он был прав. Я не знал, ни как приветствовать вышестоящих, ни как отвечать на приветствия. Я не мог отличить одного конца меча от другого.

– Но… – быстро заговорил Ннанджи, – но ты же знаешь ритуалы, милорд! Ты великий воин!

– Это пришло позднее, – сказал Уолли, и продолжал рассказывать, как он трижды встретил полубога, как ему удалось войти к богам в доверие, и как затем он получил искусство Шонсу, легендарный меч и неизвестную миссию.

– Боги дали мне умение владеть мечом, они дали мне сутры. Но они не дали мне ничего из личной памяти Шонсу, Ннанджи. Я не знаю, кем были его родители, или откуда он, или кто его учил. В этом отношении я все тот же Уолли Смит.

– И у тебя нет родительских меток?

– Одна теперь есть. – Он показал Ннанджи меч, появившийся на веке его правого глаза прошлой ночью, знак отца воина. – Вчера утром ее еще не было. Думаю, это какая-то шутка маленького бога, или, возможно, знак, который подтверждает то, чем мы занимались вчера.

Ннанджи сказал, что вторая возможность ему нравится больше. Мысль о том, что боги могут шутить, его не привлекала.

Они дошли до конца пристани, упиравшегося в берег, и снова пошли к Реке. Это была странная история, почти столь же странная в Мире, какой она была бы и на Земле, и Уолли пытался, как мог, объяснить, каково это – чувствовать себя двумя людьми одновременно, насколько его профессиональные познания отличались от его личной памяти.

– Кажется, я понял, милорд, – наконец сказал Ннанджи, хмуро глядя на скользкие от дождя, грубо отесанные доски. – Ты меня крайне озадачил, так как вел себя не так, как другие с высоким рангом. Ты говорил со мной, как с другом, хотя я был лишь Вторым. Ты не убил Мелиу и Бриу, когда у тебя была такая возможность – большинство Седьмых с радостью воспользовались бы возможностью сделать очередную зарубку на поясе. Ты относишься к Джии, как к леди, и ты даже дружески расположен к Дикой Эни. Так ведут себя люди чести в твоем другом мире?

– Да, – сказал Уолли. – Друзей труднее приобрести, чем врагов, но от них больше пользы, Лицо Ннанджи прояснилось.

– Это сутра?

Уолли рассмеялся.

– Нет, это лишь моя собственная поговорка, но она основана на некоторых из наших сутр. Так или иначе, она действует; посмотри, сколь полезной оказалась Дикая Эни!

Ннанджи с некоторым сомнением согласился – воины не должны искать помощи у рабов.

– Я готов принести тебе вторую присягу, милорд, если ты возьмешь меня под свое покровительство. Я все равно хочу научиться у тебя искусству владения мечом, и кодексу чести… – он сделал паузу и задумчиво добавил: – И, думаю, я бы хотел научиться и тому, другому кодексу чести.

Уолли облегченно вздохнул. Он немного боялся, что его юный друг, что вполне естественно, попросту сбежит от него, как от сумасшедшего.

– Для меня большая честь снова стать твоим наставником, Ннанджи, поскольку ты чудесный ученик и в один прекрасный день станешь великим воином.

Ннанджи остановился, вытащил меч и упал на колени. Уолли хотел еще кое-что ему сказать, но Ннанджи никогда не были свойственны колебания или глубокие размышления, и он начал произносить вторую присягу:

– Я, Ннанджи, воин-Четвертый, принимаю тебя, Шонсу, воин-Седьмой, как своего господина и наставника, и клянусь быть преданным, покорным и смиренным, жить по твоему слову, учиться по твоему примеру, и заботиться о твоей чести, именем Богини.

Уолли произнес формальные слова согласия. Ннанджи поднялся и с определенным удовлетворением убрал меч в ножны.

– Ты упоминал и другую присягу, наставник?

Полубог предупреждал, что воины жить не могут без страшных клятв, и Ннанджи не был исключением.

– Да. Но прежде чем мы к этому перейдем, я должен сказать тебе о моей миссии. Когда я спросил, чего требует от меня Богиня, в ответ я получил лишь загадку.

– Бог дал тебе поручение и не сказала, в чем оно заключается? Почему?

– Хотел бы я это знать! Он сказал, что это вопрос свободы воли; что я должен поступать так, как считаю правильным. Если бы я только следовал приказам, то я был бы даже не слугой, а лишь орудием.

Другое объяснение могло, конечно, заключаться в том, что полубог не доверял Уолли – его отваге или его честности – и мысль об этом внушала ему беспокойство.

– Вот что мне сказали:

Брата первого скуешь, От другого – ум возьмешь.

Когда низко пасть придется, Встанет войско, круг замкнется – Будет выучен урок.

Меч вернешь, как выйдет срок.

Неизбежен ход событий, Только вместе должно быть им.

Ннанджи на мгновение скорчил недовольную гримасу, шевеля губами, словно обдумывал только что услышанное.

– Я не слишком хорошо разбираюсь в загадках, – пробормотал он, потом пожал плечами. Это была проблема Шонсу, не его.

– Я тоже – пока Имперканни не сказал кое-что вчера, после битвы.