Обретение Энкиду - Страница 2

Раб!

- Пить хочу, - сказал я грубо.

Он поморгал сонно, завернулся в плед и пошлепал на кухню. Его пятки приклеивались к недавно отлакированному паркету.

Пока я пил, он скромно стоял в сторонке. Я отдал ему стакан и сказал:

- Я буду звать тебя Барсик.

- Барсик? - переспросил он, озадаченный.

- Не нравится "Барсик"? - сказал я. - Тогда Мурзик. Будешь откликаться на Мурзика?

Мурзик сказал, что будет.

Вы, конечно, скажете, что я засранец. Что нельзя так с людьми обращаться. А я и не говорю, что можно. Конечно, нельзя. Поэтому я и голосовал за мэра-аболициониста. Пусть он вор, но он тоже против рабства.

Если кто-то отдан тебе в полное владение, ты обязательно будешь над ним измываться. И не захочешь, а будешь. Само собой как-то получится. Закон природы.

Конечно, я над Мурзиком измывался. Конечно, он меня, пьяного, раздевал и умывал. Конечно, он вскакивал по ночам, когда я сонно требовал молока, портвейна или бабу. И бежал искать для меня молоко, портвейн или бабу.

Матушке я сказал, что очень доволен Мурзиком. Матушка была довольна.

Мой раб наводит в доме порядок. То есть, он наводит беспорядок только не мой, а свой собственный. Это и называется - "хозяйская рука".

А я должен его кормить и терпеть.

- Мурзик, - молвил я обессиленно. - Мурзик...

Шли вторые сутки пребывания меня в статусе рабовладельца.

Я замолчал. Как объяснить рабу, что...

...Когда мне было пять лет, меня отдали в детское дошкольное учреждение. В детском дошкольном учреждении меня кормили сарделькой с макаронами. Сарделька была толстая, как гусеница. От сытости у нее лопалась жесткая шкура.

Потом я томился в закрытом учебном заведении, ужасно дорогом и престижном. Родители выложили немалые деньги за право заточить меня туда. Считалось, что там, за четырьмя стенами, я получаю бесценное образование и рациональное питание. Насчет образования - возможно. Что до питания, то нас кормили все той же сиротской сарделькой с макаронами.

Обретя свободу в двадцать с небольшим лет, я думал, что с сарделькой покончено навсегда.

Не поймите так, что я какой-нибудь растленный гурман. Но ведь не для того же я терплю дома это нелепое животное (Мурзика), чтобы вернуться пусть только гастрономически - в те безотрадные годы!..

Мурзик растерянно смотрел, как я бушую над тарелкой. Бушевал я бессловесно - мыча, будто умалишенный.

Мой раб вздохнул (сволочь!), уселся за стол против меня и уставился с сочувствием.

- Мурзик, - проговорил я наконец, - ты знаешь ли, я ненавижу сардельки с макаронами... - И вдруг заорал, срываясь на визг: - Ненавижу, ненавижу, НЕНАВИЖУ, НЕНАВИИИЖУУУ...

- Да? - искренне поразился Мурзик. Его маслянисто-черные брови поползли вверх, по мясистому лбу зазмеились морщинки.

- Да, - повторил я. - Твоим рабским умишком этого не охватить, Мурзик, но, представь себе, свободный человек, гражданин Вавилона, избиратель и налогоплательщик, может не любить сардельку с макаронами... Кстати, эти сардельки делают из туалетной бумаги, а мясной запах фальсифицируют, поливая туалетную бумагу кровью. А кровь берут со скотобойни... И там, между прочим, повсюду ходят крысы. У моей матушки одна знакомая нашла в сардельках крысиный хвост.

- Я не знал... - растерянно проговорил Мурзик. Совсем по-человечески. - Ну, то есть, я не знал, что можно не любить сардельки... Меня никогда не кормили сардельками...

- Ну так жри!.. - рявкнул я, отпихивая от себя тарелку. - Подавись!..

- Можно?

- Да!!! - заорал я страшным голосом.

Мурзик потрясенно взял с моей тарелки сардельку, повертел ее в пальцах и, трепещущую, сунул в рот. Пососал.

Я отвернулся. Мурзик с сочным чавканьем прожевал сардельку. Когда я снова повернулся, мой раб уже наматывал на свой толстый палец макароны, вытягивая их из моей тарелки.

Я взял кетчуп и полил его палец.

- Спасибо, господин, - пробормотал Мурзик с набитым ртом. И сунул палец в рот. Макароны повисли по углам его широких губ.

- Милосердный Мардук... - простонал я.

Раб шумно проглотил макароны. Я ждал - что еще отмочит Мурзик.

Мурзик взял мою тарелку и слизал масло, прилипшее к краю. Нос у него залоснился.

- Я голоден, - напомнил я, нервно постукивая пальцами по столу.

Мурзик подавился. Он покраснел, глаза у него выпучились. Я испугался - не блеванул бы.

- Может, пиццу? - прошептал Мурзик между приступами кашля.

- Да ты готовить-то умеешь, смерд? - заревел я. Я так ревел, что люстра из фальшивого хрусталя тихонько задребезжала у меня над головой. Тебя, между прочим, как квалифицированную домашнюю прислугу продали! С сертификатом! Для чего к тебе сертификат приложен? Любоваться на него?

Мурзик стал бледен, как молоко. Даже синевой пошел. Залепетал:

- В супермар...кете... От фирмы "Истарванни"... Пицца... По восемь сиклей...

Вот тут-то первое подозрение относительно Мурзика превратилось в железную уверенность. В стальную. В такую, что и в космос слетать не стыдно - вот какую.

- А теперь, - объявил я, доставая кофеварку, - ты расскажешь мне правду.

- Ка...кую правду?

Он действительно испугался. Я был доволен.

- Кто ты такой?

- Ваш раб, господин.

Мурзик чуть не плакал.

Я был очень доволен.

- Я могу подвергнуть тебя пыткам, - сообщил я и включил кофеварку. Она зашипела, исходя паром.

- Можете, господин, - с надеждой сказал Мурзик.

- Но я не стану этого делать, - продолжил я.

- Спасибо, господин.

Мурзик снова запустил палец в тарелку. Макароны уже остыли.

- Сними рубашку, - велел я.

- Что?

- Рубашку сними! - заорал я.

Люстра опять дрогнула. Кофеварка зашипела и начала плеваться в хрустальный бокал в виде отрубленной головы сарацина. Сарацин постепенно чернел.

Мурзик встал. Медленно расстегнул верхнюю пуговицу. Посмотрел на меня. Я ждал. У меня было каменное лицо. Мурзик расстегнул вторую пуговицу. Третью. Снял рубашку. Под рубашкой оказалась голубенькая застиранная майка, из-под которой во все стороны торчали буйные кудри темных волос.

- Майку... тоже? - шепнул Мурзик.

- Не надо, - позволил я. Меня тошнило от его волосатости.

Все левое плечо Мурзика было в синих клеймах. И на правом тоже обнаружилось две штуки. Мурзик представлял собою живой монумент государственному строительству в нашем богамиспасаемом отечестве. Чего только не отпечаталось на его шкуре! Гербы строек эпохи Восстановления, нефтяных вышек Андаррана, портового комплекса на границе с Ашшуром, медных рудников, хуррумских угольных шахт и даже железной дороги "Ниневия-Евфрат, Трансмеждуречье".