Обретая тебя вновь (СИ) - Страница 67

Мне кажется я любил её всегда. Сначала, как друга, а потом… а потом она расцвела словно цветок, да именно так я и подумал, когда заметил, как на неё стали смотреть парни. Когда она надевала эти проклятые клетчатые юбки и подпрыгивая от радости бежала ко мне, желая рассказать о том, что с ней произошло. Я улавливал посторонние взгляды.

Одновременно я был ей лучшим другом, что косо смотрел на тех, кто был её обидчиком. А особенно Майк Честер, который был полным идиотом, что пользовался спросом у девчонок. Мы были в одной команде по баскетболу. И порой казалось, что его хвастовству, что он лучший форвард нет предела.

Я был атакующим защитником, и Милли часто приходила на игру, где собственно познакомилась с Майком, что, увидев её тут же начал применять своё обаяние во всеоружии. Но Милли лишь усмехнулась его напору и до сих пор помню, как она перевела на меня свой испытывающий взгляд, махнув головой в знак того, что она не пропустила игру и больше не обращала внимания на него.

Я знал, что он ей вовсе не интересен. У этого парня совсем не было тех качеств, которые Милли бы заинтересовали. И как она часто говорила: ей вовсе не нужен был парень. Ей нужен был я. И только, как друг.

Но с каждым годом мы менялись. Не расставаясь практически больше чем на неделю. У неё всегда были тысячи слов, которыми она меня встречала, и я насмехаясь никогда не решался её перебить. Но порой случалось так, что и мне было, что рассказать. Например, мои ссоры с отцом, что приезжал к нам не так часто из Бостона. Он хотел опеки над нами, но мама никогда не позволяла ему забрать нас. И каждый раз происходил ужасный скандал, после, которого я старался делать вид, что в порядке, пытаясь успокоить маму. Но внутри я проживал ужасный ад, в который мог спуститься только с ней.

Я рассказывал ей буквально все, все слова, что отец бросал в нас. Ту боль, что переживала моя семья. Оголялся перед ней всей душой и никогда не боялся, что она может не понять. Милли всегда молчала и не добавляла ничего, пока я изливал душу. Лишь в конце поджимала губы и качая головой прижимала меня к груди. И я знал, что дороже этой девчонки у меня никого нет.

И я готов был положить все, отдать все что мог. Для нее. Отказаться от мечты учебы в Бостоне. Позвонить отцу и нарушить его правила, что после школы мы отправимся к нему. Мне было плевать на него.

Я никогда не был похож на этого садиста. Он всю жизнь унижал маму, говорил гадости и то, как мерзко он бросил её с двумя детьми, уезжая с новой подружкой в другой город. Хотя она и не была новой, у него был роман с ней последние два года.

И я боготворил женщин, что были в моей жизни. Будь то мама. Или же девчонка, жившая по соседству.

Видя, какой выбор она собиралась сделать, я был готов на все, чтобы открыть ей глаза. Показать, то чего она в себе не видит. Что она самая искренняя и лучезарная девушка, от которой исходит лишь тепло. И многие пользуются этим, не замечая, что она не просто обогреватель. Она солнце.

И если те слова, что она сказала мне в больнице, не были под действием напора чувств радости, и она действительно испытывает хоть толику любви ко мне — я сделаю все, чтобы никто не посмел очернить мое солнце.

Пусть в её лучах греются лишь те люди, что видят в ней его.

А сейчас я окончательно просыпаюсь от своих размышлений и начинаю верить, что все это реально. Милли Смит — девчонка, живущая по соседству, теперь та, ради которой я собираюсь начать жить. По-настоящему, как когда-то раньше. Она вернула меня к творчеству, к тем чувствам, что жили изгоем глубоко внутри. И теперь я не одинок; ближайшие несколько десятков лет точно. Поскольку по собственной воле я не оставлю её, так что оставлю это бремя на количество лет своей жизни.

Теплая рука покоится на моей боку, свисая. В области между лопаток чувствуется разгорячённое дыхание, и я не шевелюсь. От мысли, что все это может быть продолжением сна, я усмехаюсь.

Все реально.

Стоило мне повернуться, то передо мной спала девушка, которую я ждал все эти годы. На моих подушках, в моей постели и моих руках.

Скрытно и тайно даже от себя, я всегда её любил. Она та, что оставила неизмеримый след где-то глубоко внутри. И как ни старайся, его ничем не выкорчевать, хотя я бы и сам этого не допустил.

Все эти дни она была рядом. Ездила со мной к врачу на проверку каждую неделю по понедельникам, как и обещала. Я усмехался, как она внимательно слушала доктора, следовала всем рекомендациям, и после следила, чтобы я принимал назначенные антибиотики.

Я не был уж настолько глупым парнем, чтобы отмахиваться от показаний врача, но уж больно мне нравилась её забота. Поэтому покорно слушал нравоучения с важным видом, когда иногда забывал принимать таблетки.

Она даже научилась основам массажа, но все равно боялась дотрагиваться до моей ноги, доверяя лишь профессионалу. Я с интересом наблюдал за попытками и улыбался, называя строгой мамочкой, отчего её щеки надувались, и она кидала свой фирменный колкий взгляд.

Все, через что мы прошли эти примерно пару недель, — её заслуга. И мне уже удавалось более-менее ступать на ногу, чтобы в той отзывалось меньше боли, нежели я испытывал ранее. Старался держаться, и следовать всем правилам и указаниям, потому что она была рядом и верила в меня и мои силы. Но, пожалуй, и не подозревая, что именно от нее я их и набирался. От веры, что она вкладывала в меня.

Потянувшись, я смахнул прядь волос с виска, открывая её шею и медленно поцеловал. Она все еще спала, иначе бы придушила меня подушкой, поскольку до жути боялась щекотки.

Встав, я не потревожил её сна. И побрел в ванную, а затем и на кухню, чтобы приготовить завтрак. Я всегда вставал рано, и обычно в одиночку завтракал, пока весь город начинал пробуждаться. Или же только засыпал.

Сегодня был канун Рождества. И поэтому вечером мы решили, что соберемся всей семьей у Смитов, которые заранее предупредили нас об этом. Я вовсе не был расстроен, ведь мы еще успеем провести время наедине, а в семейным праздник проведем в кругу самых родных.

Быстро приготовив оладьи, я добавил немного меда сверху. Заварил себе кофе и облокотившись на стойку, в одних пижамных серых штанах, осматривал суматоху внизу. Кругом все было занесено снегом, но людей в преддверии праздника было не остановить; они носились с большими коробками, выходящие из магазинов и кофейн. Там казалось очень шумно и весело, но я предпочитал сейчас остаться здесь, в теплой квартире с любимой девушкой в моей постели.

За спиной послышались приближающиеся босые шаги, и я обернулся в пол оборота, наблюдая, как она в одной светлой сорочке, потирая глаза направлялась ко мне. Улыбка застыла на губах, а пальцы сильнее сжали кружку с кофе, когда она уже приблизившись, обняла меня со спины.

Её тело было еще таким теплым и сонным, когда лицом она уткнулась мне в шею, а ловкие пальцы расположились на моей груди.

С того момента, как она призналась мне, мы так и не поговорили об этом. Нас прервал врач, что был удивлен увидев Милли в палате. А затем ворвалась моя мама, и день за днем мы так и не возвращались к этому разговору, озабоченные другими делами. Хотя ничего важнее за эти дни в моей голове и не крутилось.

Я повернулся к ней с полуулыбкой, таинственно заглядывая в глаза и моля о поцелуе. Но Милли в миг проснулась, и выпучив глаза покачала головой.

— Никаких утренних поцелуев, пока я не умывалась и не чистила зубы! Это только в фильмах все так мило и прекрасно, — отозвалась она с ядовитой ухмылкой.

— Да, — сморщил нос я. — Если честно мне ужасно хочется тебя поцеловать, но ты права, мы ведь не в фильме, — я качнул головой отводя взгляд в потолок, пытаясь сдержать лукавую ухмылку.

Милли засмеялась и не теряя ни минуты мы рванули в ванную, (если быть точнее я как несуразный медведь с хромой лапой следовал за ней) где на ходу ухватились за свои щетки и не прекращая смеяться, чистили зубы, пока я первым не отбросил её и не начал полоскать рот. Хоть я сделал это уже ранее, все равно последовал её примеру.