Обреченный странник - Страница 11

— Но мы приехали с этой просьбой именно к вам, владыка, — упорно стоял на своем Карамышев.

— Знаете, после недавних событий, когда по ревностному моему служению был заложен храм во имя Воскресения Господня, участником чего были и вы, мне сообщили о письме местного муллы к самой императрице о притеснении татарской части населения. Насколько мне известно, дело пока не получило ход, но вполне может случиться, что очень скоро меня переведут из Тобольской епархии и тогда… мое обращение к императрице может только повредить вам.

— Понятно, — вставая, проговорил Карамышев, — значит, зря мы по морозу за столь верст коня гнали. Пошли, Иван…

— Да погодите вы, — неожиданно остановил их митрополит Сильвестр, — не отобедали еще. Не в моих правилах отпускать людей в дорогу голодными. К тому же, мне на самом деле не совсем ловко перед вами, поскольку, пусть косвенно, но являюсь виновником постигшего вас несчастья. Разрешите подарить вам на память образ Чудотворной иконы Абалакской Божией матери, выполненный одним из наших иконописцев, — с этими словами владыка взял с небольшой деревянной полки образок, являющийся точной копией с Чудотворной, и протянул его Карамышеву, — благослови вас Господь. — Карамышев с поклоном принял подарок, но не проронил ни слова. — Что же вам подарить, молодой человек? — чуть задумался владыка, — грамоте обучены? — спросил он Ивана. Тот согласно кивнул. — Тогда не обессудьте, но хочу сделать вам не совсем обычный подарок, — с этими словами он взял со стола тонюсенькую книжицу и, раскрыв ее на первой странице, показал рукописный текст с выведенными киноварью заглавными буквами, — то не церковная книга, надеюсь, вы таковые имеете, но подобную вы вряд ли где встретите. Это собрание разных каверз и редких сочинений, писанных неизвестными авторами не только в нынешнем, но и в прошлом веке, еще до царствования царя Петра Алексеевича. Мне их передал знакомый архимандрит, выписав из собрания Хотынского монастыря, а мой писец переписал уже набело. Разрешите, я прочту некоторые из них, чтоб вы поняли, о чем идет речь, — с этими словами владыка взял очки в металлической оправе, водрузил их себе на нос и принялся читать: "Челобитная к судье, господину моему судье–свинье бьет челом и плачетца, за печь прячетца, с поля вышел, из лесу выполз, из болота выбрел, а неведомо кто. Жалоба нам, господам, на такова же человека, каков ты сам, ни ниже, ни выше, в той же образ нос, на рожу сполз, глаза нависли, во лбу звезда. Борода у нево в три волоска, широка да окладиста…" — владыка неожиданно остановился, широко улыбнулся и перелистнул страницу.

Иван, плохо понимая, зачем митрополит читает им этот малопонятный текст, переглянулся с тестем, но тот лишь оттопырил нижнюю губу и округлил глаза, дав понять, что и сам теряется в догадках.

— Тут дальше не совсем приличествующие случаю слова приводятся, опустим, а вот это интересно, послушайте: "Лечебник на иноземцев. Когда у кого заболит сердце и отяготеет утроба, тому взять мостового белого стуку 16 золотников, мелкого вешнего топу 13 золотников, светлого тележного скрипу 16 золотников, а приняв, потеть три дня на морозе нагому, покрывшись от солнечного жара неводными и мережными крыльями в однорядь, а, выпотев, утереться дубовым четвертным платом…" А? Каково? Может, и не совсем по чину мне подобные вещи читать да еще и рассказывать о них мирянам, но удержаться не могу. Сильно написано, а сказано и того лучше. Про наш народ, знаете, что иноземцы разные говорят? Мол, варвары мы, веру некрепкую имеем, едва ли не идолам поклоняемся! — Владыка вдруг воодушевился, глаза его засветились внутренним огнем, тонкие пальцы сжались. — А наш народ все понимает и веру имеет крепкую. Кто, как не русский человек, заселил почти всю Сибирь?! И что здесь нашел? Именно идолопоклонство и нашел, богоотступное магометанство, а сейчас уже, куда ни глянь, стоят православные храмы, — владыка не на шутку разошелся, увлекся, может, даже забыл, кто и зачем перед ним находится, и без удержу сыпал словами, доказывая силу и живучесть православной веры. Судя по всему, он вел давний спор с кем–то, а Иван и Карамышев оказались лишь случайными слушателями. Наконец, устав, митрополит остановился, ненадолго прикрыл глаза, приходя в себя, и тихо закончил:

— Простите, коль чего не так сказал. Рад бы помочь, да сами видите… не в тот час пожаловали. Спаси, Господи, — перекрестил их на прощание.

Когда Иван с Карамышевым отобедали в монастырской трапезной, вышли из ворот, где стоял отдохнувший и накормленный Орлик, они услышали чей–то голос, окликнувший их:

— Погодите, мужики, сказать чего–то хочу, — спешил к ним все тот же монах, встретивший их вчера. — Случайно узнал, по какому делу вы приезжали к владыке, — с ходу заговорил он, переводя дыхание. Зубарев переглянулся с Андреем Андреевичем, сетуя на то, как быстро их дело стало известно многим.

— И что с того, что узнал, — резко оборвал монаха Карамышев, — наше дело до посторонних ушей нежелательно. Забудь, о чем слышал. Понял?

— Погодите, — остановил его Зубарев, — может, чего путнее скажет.

— Дождешься от ихнего брата путного чего, — садясь в саночки, проворчал Карамышев, но больше не перебивал монаха.

— Мое дело — сторона, — смутился тот, — могу и не говорить. Я к вам с помощью, по–доброму, а вы… — и он повернулся, собираясь вернуться обратно в монастырь.

— Нет уж, — поймал его за рукав Иван, — коль начал говорить, продолжай. Только не тяни, а то у нас путь длинный, до города добраться надо бы засветло.

— Я чего хотел, — нерешительно начал монах, которому, как определил Иван, было не более тридцати лет, — сам–то я с Урала, да вот грамоте выучился, и владыка в монастырь определил. А родители у меня там, на Урале, и жительствуют. Брат Максим рудознатством занимается. Коль вы бы его разыскали, то очень он вам пригодиться бы мог… И все… — развел он руками.

— Где найти твоего брата? — поинтересовался Иван. Монах быстро объяснил, как добраться до места, где он раньше жил, и найти брата. На том и расстались, поблагодарив на прощание монаха, который долго смотрел им вслед от высокой монастырской стены, пока они не скрылись за поворотом.

На обратном пути пришлось сделать остановку близ Ивановского монастыря. Орлик брал с ходу хорошо, но через две–три версты уставал, переходил с рыси на шаг. К обеду добрались домой, где старый дядька Михей, живший еще заместо сторожа при Зубареве–старшем, сообщил, что за Иваном приходил стряпчий из суда и велел тотчас явиться, как только вернется обратно.

— Худо дело, — согласился Карамышев, — видать, ждать купцам надоело и решили через суд долги свои вернуть.

— Чего хоть делать? — сокрушенно спросил Иван. — Деньги нужны.

— Нужны. Попробуй к Михаилу съездить, расскажи про суд, авось, да расщедрится.

— Вряд ли. Поехидничает, только и всего.

— За спрос денег не берут, поезжай, — взял под уздцы Орлика Карамышев и развернул обратно от ворот, где они беседовали, не въезжая во двор.

Иван не стал возражать и медленно поехал по улице, решив заглянуть в лавку к Михаилу Корнильеву, где он, скорее всего, мог находиться в это время. Но как только он вывернул на Базарную площадь, то первым, кого он увидел, был Васька Пименов, стоящий в распахнутом, как обычно, легком полушубке возле запряженного в кошеву Валета и о чем–то горячо спорящий с двумя мужиками. Иван постарался незаметно проехать мимо, памятуя о том, что кричал Васька ему совсем недавно на отцовых похоронах, а сам даже и на поминки не явился. Но тот, как назло, повернул голову, заприметил Ивана и бросился к нему наперерез, напрочь забыв о своих прежних собеседниках.

— Стой, Ванька, — заорал он, размахивая на ходу руками, — разговор есть.

Ивану ничего другого не оставалось, как направить Орлика к краю проезжей дороги и остановиться.

— День добрый, дядя Вась, — по старой детской привычке назвал он Пименова "дядей". — Чего не заходите? На поминки ждали вас, а вы…