Обреченный на скитания. Книга 8 - Страница 4

Но, слава Единому, не все. Далеко не все. Дворяне и их слуги, попавшие в этот рудник после переворота в империи, держались вместе. Именно это и позволило многим сохранить человеческое лицо. Местные душегубцы и прочие преступники быстро поняли, что в этих дворянах есть нечто, отсутствующее у них: чувство собственного достоинства и понятия чести и совести. После целого ряда стычек каторжная братия смирилась с непокорностью и вызывающим поведением дворян. Их и прозвали «дворцовыми».

Принцессу Весту дворцовые узнали в первые же дни и, несмотря на собственное бедственное положение, оказывали ей всяческое уважение. Противников же такового среди дворцовых быстро не стало. Их не стало вообще. Переметнувшись, казалось бы, к более сильной каторжной братве, но не зная их волчьих порядков, практически все перебежчики поплатились за это своими жизнями.

Веста видела эти бесславные смерти молодых людей. Видела сексуальные издевательства над когда-то гордыми баронессами, по малодушию выбравшими каторжанскую братву. Эти «зрелища» очень сильно повлияли на принцессу. Сначала она боялась такой же страшной участи, но прошло время, она устала бояться – и стала равнодушна к своей судьбе.

Но её берегли. Берегли все дворцовые, не сговариваясь и без принуждения. Не раз Весте приходилось буквально выхаживать тех, кто вставал на её защиту: её защитников избивали до полусмерти. На руднике за смерть в потасовках жёстко наказывали, поэтому братва умела бить так, чтобы не довести дело до фатального исхода. Но, несмотря на эти побои, каждый раз на защиту принцессы вставал другой – или другая.

Целыми днями принцесса разносила воду по забоям и лечила раны страждущим. При этом она не видела разницы между дворцовыми и братвой, оказывая одинаковое внимание всем раненым и больным.

Когда же главарь местных душегубов попытался овладеть Вестой, принцесса стояла и смотрела озабоченному самцу в глаза. Смотрела спокойно, не плача и не сопротивляясь, лишь шепча: «Прости его Единый, ибо он не ведает, что творит…» И главарь отступил, гнусно выругался и, развернувшись, исчез в темноте переходов.

С подачи ли главаря или по какой иной причине, но каторжная братва, причислив Весту к юродивым, оставила её в покое, и теперь она свободно ходила по всем уровням. Больше попыток изнасилования не было.

После очередной смены Веста пришла в свою каморку. Умылась, причесалась, готовясь ко сну. Соседки по каморке, Ксин, как обычно, не было. Всё свободное время та проводила с оставшимися в живых родственниками. Его – времени – вообще оставалось не особо много: всего два часа днём и несколько часов ночью, так что понятно, почему девушка чаще ночевала рядом с отцом и братом.

Веста уже собиралась снимать платье и ложиться спать, когда дверь тихонько отворилась и вошла Ксин:

– Не спишь? – поинтересовалась она.

– Собираюсь ложиться… – отозвалась Веста. – Сегодня тут ночуешь, или зашла за чем-то?

– Тут, – девушка подошла и налила себе в глиняную чашку воды, – завтра нас переводят, – она начала расплетать косу, – неизвестно, куда еще поселят. Говорят, на шестой уровень переведут.

– Почему? – Веста начала развязывать шнуровку платья на груди.

– Не знаю. Может, порода там лучше, – распустив волосы, Ксин начала умываться. – Слышала, беглеца нашли?

– Какого беглеца? – насторожилась принцесса.

– Ой, ваше высочество, вы вот везде ходите – и ничегошеньки не слышите! – фыркнула Ксин. – Дней десять назад один из клети сбежал… фыр… фыр…фыр…

– Помню, – согласилась Веста, продолжая расшнуровывать платье, – как его зовут-то? Бородатый такой, седой совсем. Щупленький такой.

– А ведь и правда! – замерла Ксин, поворачиваясь к принцессе. Капельки воды с лица девушки стекали на лиф платья. Она вытерла ладошкой лицо. – Ведь не сходиться…

– Что не сходиться? – сердце принцессы тревожно забилось. Она предчувствовала какую-то большую беду, причём не смогла бы сама толком объяснить, в чём же дело.

– Сбежавший Нимгир совсем седой был. И худющий! А этот-то молодой. Высокий такой, и волосы у него светлые, хоть и лохматые. И руки. Вот такие мышцы, – показала девушка ладошкой над своим бицепсом.

– Это он, – прошептала Веста, – он пришёл.

– Ты о чём? – непонимающе посмотрела Ксин на венценосную подругу.

– Где он? – Веста судорожно затягивала лиф платья.

– Ты куда собралась? Фф–ф, ф–фф, – сдула Ксин мокрую чёлку с глаз.

– Ты что не поняла?! Это же Алекс, он пришёл за мной. За нами… – Веста, наконец, зашнуровав платье, стала собирать волосы в подобие причёски. – Где он?

– На шестом уровне, в пятнадцатом или семнадцатом забое, – растерянно проговорила Ксин.

– Не жди меня, я сегодня ночевать не приду! – Веста счастливо улыбнулась и выскочила каморки.

– Понятно… – так же растерянно отозвалась Ксин. – А ещё ему голову пробили, и в кандалы заковали…

Но принцесса этого уже не слышала. Она со всех ног бежала на встречу к своему любимому.

Гномьи горы. Рудник ассанитиса. Алекс.

Всё произошло неожиданно. Я лишь коснулся поверхности зеркала на камне, как меня рывком втянуло вовнутрь. Хотя надо признать: не то чтобы «коснулся» – погрузил руку где-то по локоть. А там пустота. И вроде бы ничего не произошло. Просто рывок и всё. Такая же пещера, вот только зеркало медленно бледнеет за спиной.

– Э-э-э! Куда? – попытался я вернуться – и упёрся рукой в каменную стену. А зеркало уже и не зеркало вовсе – свечение, которое спустя несколько секунд пропало.

– Да ема-ё! – в сердцах я ударил кулаком о камень. – Ну какого полез? Придурок! Придурок! Придурок! – молотил я кулаком скалу. То, что это другая пещера, было ясно сразу: я вдруг оказался в длинном коридоре.

– ЗАК! Ответь! – я попытался воспользоваться новым видом связи с ИскИном. Не получилось… Буду надеяться, что на поверхности всё восстановится – и, значит, пойду я искать эту самую поверхность. Должен же тут быть выход!

Я пошёл в ту сторону, куда был подъём пола. Определил очень просто: справил нужду по маленькому и увидел, куда потекло. Вот уж где ночное зрение незаменимо: всё в серых цветах, но зато довольно детально.

Это и было последним, что я запомнил… Либо я не заметил выступ скалы и врезался в неё головой. Ага, затылком!.. Либо кто-то мне сильно помог, отправив в несознанку. Как-то мне в последнее время по голове слишком часто достаётся, так недолго и в овощ превратиться.

Следующее воспоминание – разговор двух особей мужского пола: голоса грубые, язык странный. Понимаю, но как-то через слово.

– Плесни на него водой, – голос басовитый. Что-то упало мне на лицо. Ватно-бархатистое такое. Потом опять голос:

– В несознанке он…

– И угораздило же тебя, – второй голос, – Гафлер теперь год будет тебе вспоминать порчу имущества.

– Та не-е, – первый голос, – он же дышит. Я ж его пустотейкой легонько так…

– Знаю твоё легонько. Башку вот ему пробил. Ладно, пусть юродивая с ним возится, можа выходит, – второй голос.

Они говорили еще чего-то, но я уже не понимал, проваливаясь в мягкое беспамятство. Следующее воспоминание было более приятным: ласковый голос утешал, как голос матери. Несколько раз я ощущал своё тело: его ворочали, что-то приговаривая, и от этих слов веяло домашним теплом и уютом.

Головная боль вывела меня из забытья. Что-то новенькое! Я уже свыкся с ней, как с хвостом и крыльями, но, оказалось, что головная боль может и разбудить… После этого я уже точно не спал, но в мыслях моих кружились образы Эмарисс: вот она улыбается, вот характерно наклоняет голову, чем-то возмущаясь, а вот хмурит свои брови – и на щеках её играет румянец…

Видения, как заевшая кинопленка, повторялись вновь и вновь, наполняя сердце тоской. А потом пришло осознание, что этого я больше никогда не увижу – и чем быстрее забуду, тем лучше будет для всех.

И тогда пустота вернулась в мою душу. Пустота и апатия ко всему.

Открыл глаза. Всё та же пещера. Высокий свод, следы кирок на стенах… Значит, рукотворная. Где-то сбоку мерцает свет, едва разгоняя темноту тусклым свечением. Попытался пошевелиться. Опа! Что это сдавливает щиколотку? Пошевелил ногой – и характерный звон цепи уточнил, что же это.