Обратная сторона Истока (СИ) - Страница 16

— Вроде нет. Становишься специалистом.

— Начинаю привыкать, что народная забава жителей Истока — по любому поводу похищать людей.

— Он не похищен, а арестован.

— Не вижу особой разницы. Есть человек, которого силой удерживают в неком месте с определённой целью. Надо его вытащить. Единственное отличие в том, что в этот раз закон на чужой стороне, а Силь не сможет прикрыть нас в случае провала.

— В случае провала… — Ракун наморщил лоб. — Я вот думаю, если Леде от такого крышу сорвало, то что будет с ним? Он и сейчас-то еле держится, я же чувствую.

— А ты на него ещё орал, — укоризненно заметила Нина.

— Ты бы предпочла, чтоб я его пожалел и мы оба рыдали в обнимку у твоих ног? Извини, не та ситуация. Как сумел — так в чувство и привёл. Так что теперь главное — не лажануться.

— Значит, нам придётся сделать всё идеально.

— Говоря «нам» ты имеешь в виду, что поможешь или что не будешь мешать?

— Я имею в виду, что займусь этим вместе с тобой и наравне с тобой. И попробуй только заикнуться об опасности и не женских делах.

Магос, судя по всему, очень хотел не только заикнуться, но и выругаться. Или ещё что-нибудь громкое и многословное завернуть. Даже рот открыл и воздуха побольше набрал. А затем вдруг притянул подругу к себе, порывисто обнял и прошептал:

— Ты самая прекрасная женщина в мире!

— Я тоже тебя люблю, — улыбнулась Нина. — Ничего, прорвёмся. Всё будет хорошо! Обязательно!

Она пыталась говорить как можно убедительнее.

Ракун в ответ пытался улыбаться как можно душевнее.

Оставалась самая малость — поверить в сказанное. Им обоим.

Долан не любил злиться. Злость, как и любая сильная эмоция, туманила разум, заставляла действовать импульсивно, а потом сожалеть о поступках. К счастью, в большинстве случаев удавалось держать себя в руках. Но он слишком часто видел, на что в порыве ярости способны другие. И что случается с теми, кому не повезло столкнуться с озлобленным и неуправляемым подобием человека.

Но не злиться сейчас он не мог.

Просто не получалось.

Складывалось ощущение, что весь мир сговорился против разведуправления в целом, и капитана Виктора Долана в частности. Всё сыпалось из рук, новости приходили с опозданием и такие, что впору вешаться. Улики по обоим взрывам заграбастали себе бывшие коллеги из милитии, и выпросить у них хотя бы полную документацию по делу никак не получалось, только какие-то разрозненные обрывки. А результаты Совет спрашивал почему-то с разведки. И не просто спрашивал, а прямо-таки требовал. Вынь да положь им преступника.

Сослуживцы смотрели косо. Некоторые откровенно недоумевали, почему такое важное дело доверили новичку. Долан и сам задавал себе этот вопрос.

Варианты ответа были разные. Потому что ему приходилось уже работать по взрывам (то же старое происшествие в Фонде достаточно вспомнить)? Потому что требовалось бежать наперегонки с милитами, предвосхищая их действия, а кто с этим справится лучше, чем бывший милит? Потому что могла в любой момент всплыть секретная информация, типа той же магии Устья? Или просто потому, что Долан первым подвернулся под руку Силю?

Правильнее было бы, конечно, его и спросить, но шеф явно пребывал не в том настроении, чтоб удовлетворять чужое любопытство. Велел работать — значит, придётся работать.

Вот Долан и работал. В данный момент — сидел над документами, пытаясь разобраться в свидетельских показаниях. Те откровенно противоречили друг другу. Дом на Прощальной улице, пострадавший при взрыве, оказался закрытой на ремонт гостиницей. Войти внутрь и подложить бомбу мог кто угодно, достаточно прикинуться рабочим. Но настоящие рабочие, находившиеся внутри, ничего подозрительного не видели.

Зато те, кого взрыв застал снаружи, видели всё. Точнее, всё, что угодно, но не то, что надо.

Толпа, занимавшая места в ожидании похоронной процессии, состояла в основном из стариков и личностей довольно своеобразных. Их волновали погода, природа, курс викенского вия относительно истокской кроны, внешность короля, инкрустация гроба и новинки моды, но друг на друга эти люди не смотрели совершенно.

— Когда я из дома выходила, солнце светило. Вот я зонт и не взяла, не думала, что понадобится. А когда дождь начался, мне одна милая женщина одолжила. У неё два было, один для мужа, но тот отошёл куда-то, — вдохновенно рассказывала очередная дамочка.

— Как выглядела та милая женщина? — уточнял Долан.

— Не помню.

— И что с ней стало после взрыва? Она пострадала? Или своими ногами ушла?

— Не знаю.

— Опознать сможете?

— Наверное.

После чего перед свидетельницей выкладывался ряд из фотоснимков. Она вглядывалась в них, монотонно твердя:

— Нет, не она. И не эта. Что вы мне подсовываете, это же мужчина? А у этой прелестная шляпка. Ой, здесь взгляд такой странный… Она заболела?

— Она труп.

— Какой ужас? Хотите сказать, что та милая дама умерла?

— А это она?

— Конечно нет! Ничего общего! Кажется…

И так раз за разом со всеми свидетелями. Точнее, с теми, кого удалось поймать. Большинство разбежались с места взрыва ещё до приезда врачей, пожарных и милитов, не попав ни в списки, ни на фотографии.

Ситуация в музее выглядела ещё более удручающей: основную массу пострадавших составляли местные работники и королевские гвардейцы, конспирации ради переодетые в гражданское. И те, и другие в отчётах старательно описывали друг друга, распорядок монаршего визита, толщину стен, уникальность пострадавших экспонатов, хлопающие на сквозняке форточки — и ровным счётом ничего полезного.

Вся надежда была на наблюдательность и интуицию Алины, но она в последние дни не высовывалась за пределы школы. С одной стороны, правильно делала. И ей безопаснее, и Долану спокойнее.

С другой, необходимость допросить девчонку никуда не делась. Но добровольно общаться она не желала, а вызывать в управление повесткой… Не придёт же! Только сильнее обидится. И что тогда? Силой тащить этого сумасшедшего ребёнка?

Долан потянулся, покрутил головой, разминая шею. Вздохнул.

Насколько было бы проще, если бы их связывали исключительно дружеские отношения. Или рабочие. Или вообще никакие. Всё по регламенту: встретился, записал показания, отправился дальше по своим делам. Не надо думать, как бы чего лишнего не ляпнуть, не надо беспокоиться, дошла ли эта неугомонная до дома, нервно сглатывать, когда она ногу на ногу закидывает в этих своих шортиках, и отводить глаза, представляя, как…

Долан вздрогнул и захлопнул папку. Резко поднялся.

Нет, надо гнать из головы мысли про Алинку, и срочно. Иначе работать точно не получится.

За окном давно стемнело, управление погрузилось в сонное вечернее оцепенение, диван манил всеми своими уютными промятостями, а глаза так и пытались закрыться сами собой.

Ладно, ещё одно дело — и спать.

Одинокий коридорный светлячок услужливо подлетел ближе, но Долан только отмахнулся. Уж в родном коридоре можно и без освещения обойтись, тем более что вдалеке виднелась яркая полоска под дверью приёмной Силя. Значит, Ирма ещё не ушла!

Секретарша действительно оказалась на месте: сидела, подперев голову рукой, и с печальным видом изучала выставленную на стол батарею лаков для ногтей.

— Голова совсем не варит, — сообщила она, не меняя выражения лица. — Если ты к шефу, то он занят. Лучше не соваться.

За дверью кабинета было темно, тихо и тянуло чем-то сладковато-горелым. Долан принюхался, но так и не смог определить происхождение запаха. Не карамельки же из жжёного сахара он там грызёт! Впрочем, какая разница?

— Я, вообще-то, к тебе. Можно?

— Конечно. Тем более, ты уже пришёл. — Ирма кивнула на свободный стул и улыбнулась. Приветливо, но явно через силу. Да и покрасневшие глаза с припухшими веками выдавали настроение секретарши с головой.

Глаза были серые, самые обычные. Не синие, не карие, не лиловые. Значит, в этот раз даже без линз.