Оборотни - Страница 146
Он встал, дрожа, разом закоченев.
— Пошли, гангста, — сказала девушка, — давай-ка уберемся с улицы.
Она вывела его из проулка и довела по тротуару до двери. Группы зачистки ушли вперед, безжалостно прочесывая улицы.
Девушка открыла дверь и втолкнула Стюарта внутрь. Они оказались в прихожей, освещенной лишь отблесками фонарей, проникающими через световой люк.
— Эсперанца, — произнес слабый голос, — это ты?
Стюарт взглянул на нее. Она повела плечом:
— Эсперанца Нгуэн. Кое-кто зовет меня Дитя Войны, но это дурацкая шутка.
Девушка откликнулась, назвав себя.
Дверь отворилась, и Эсперанца провела Стюарта в комнату. Компьютеры и портативное издательское оборудование на столах, обложки периодики на испанском в рамках на стенах.
Там уже находился один из парней, которого Стюарт видел в «Кофейной остановке». Бок у парня был окровавлен, его трясло.
— Как он? — спросила Эсперанца, кивнув на Алькальда, полулежащего в просторном кожаном кресле.
— Плохо, блин, оченьплохо, полное дерьмо! — глухо отозвался раненый парень.
Обескровленное лицо Алькальда было совсем белым. Похоже, его здорово отделали копы. На столе перед Алькальдом стоял старомодный квадратный телевизор, настроенный на программу новостей. Показывали снятые с воздуха виды горящих Джунглей.
На внутренних экранах инфракрасного порта красовались служебные фотографии Гарсиа и Скочмена.
— Из-за чего все это? — спросил Стюарт.
— Из-за тебя, гангста, — ответила Эсперанца.
На экране появилось фото Стюарта с его паспорта. Он терпеть не мог эту фотографию: там он был в своем старом школьном галстуке.
— Говорят, что тебя захватила наркомафия, — сказала она, переводя тарабарщину с экрана. — Два копа убиты, а ты пропал. В городе «оргия убийств полицейских», и шеф полиции Рюи направляет сюда отряды особого назначения.
Камера переключилась на мэра Джут, неправдоподобно хорошо выглядевшую для немолодой уже женщины, поднятой с постели среди ночи.
— Довожу до сведения прессы, — объявила она, — что погибшие офицеры будут представлены к награде. Горожане поддерживают привлечение в город дополнительных сил и деятельность правоохранительных органов.
— Что насчет заложника? — спросил журналист, явно настоящий, а не продукт компьютерной графики.
— Делается все возможное, чтобы найти Стюарта Финна. Я только что связалась с премьер-министром Хеселтайном и заверила его, что лучшие наши оперативники сейчас на улицах и…
— Я за негоне голосовал, — брякнул Стюарт.
— На данный момент шансов на то, что мистер Финн еще жив, похоже, остается все меньше. Наркобандиты уже продемонстрировали нам свою звериную беспощадность.
Снова включение из студии, и диктор резюмировал:
— Два офицера полиции Лос-Анджелеса, преследовавшие бандитов после неспровоцированного нападения, найдены мертвыми…
Запись на зернистой пленке для домашнего видео показала два обгоревших тела, подвешенных за скованные руки. Камера приблизилась к обожженному лицу. Это был Гарсиа.
— …а английский писатель, участвовавший с ними в патрулировании, исчез…
Гарсиа и Скочмен подставили Стюарта, а потом подставили их самих. Весь этот бунт был подстроен.
Но зачем?
— Шеф полиции Рюи поклялся…
Алькальд зашелся в кашле. Стюарт понял, что у мужчины сломана по меньшей мере пара ребер.
— Они обрушились на нас как шквал, — сказал раненый парень. — Когда началась вся эта заваруха, они взяли Алькальда. Все было продумано, мать их! По радио я услышал, что других тоже забрали. Не только гангстеров, черт. Других, таких как Алькальд. Тот священник-коммунист, он мертв. И пара женщин из Комитета по делам пропавших без вести. Просто хирургическая точность. Чтобы заткнуть рты всем смутьянам, блин.
Эсперанца была задумчива.
— Всей этой муре насчет единства духа конец. — Парень обвел рукой вокруг. Повсюду были плакаты против наркотиков, программы образовательных кампаний, портреты достойных подражания представителей национальных меньшинств. — Правы были Калдиарри, Дитя Войны. Надо было просто дать им сдачи.
Алькальд умер.
Эсперанца раздумывала. Парень взвешивал в руке пистолет-автомат, ему не терпелось выйти на улицу и подстрелить пару-другую копов. Наконец девушка кивнула, соглашаясь.
— Слушай, гангста, — сказала она, ткнув пальцем в Стюарта, — мы к рассвету умрем, умрем или исчезнем. Но ты, ты должен жить — жить, чтобы показать их ложь. Ты ведь писатель, так? Расскажи об этом. Расскажи всем, как это было на самом деле.
Похоже, можно было смело держать пари, что Стюарту больше не придется работать над сценарием «Крадущейся тени»…
— Ты герой, мужик, — сказал раненый мальчишка. — По тебе сразу видать.
Он был один. Разрывы стихли, хотя перестрелки временами еще вспыхивали. По телевидению взахлеб изливали потоки очередной лжи и повторяли шокирующие снимки отредактированной правды. Было много разговоров об арестованных наркобандитах, но ни слова об убитых общественных лидерах.
Алькальд попал в списки тех, кого надо было убрать. Стюарт сделал вывод, что он пытался подавать пример своему народу, пытался удержать людей от бандитизма, от наркотиков. Мысль о тщетности его усилий повергала Стюарта в отчаяние.
Там, на улицах, были мальчишки, которые поверили Алькальду, они прилежно учились и старались изо всех сил; теперь они были так же мертвы, как наркоманы и бандиты.
И еще он подумал, где же был человекозверь во время этого побоища? Погиб, наверно. Когда по всему городу идут бои, одно маленькое невероятное чудо мало что значит.
Дверь офиса распахнулась.
— Дерьмовая смерть, — вымолвил Стюарт.
В комнату ввалился молодой парень. Это был Вега, один из юнцов Алькальда. Одежда на нем была разодрана. Он явно побывал в переделке.
— Черный человек, — сказал он, глядя на Стюарта, — я устал.
Глаза его сверкнули. Стюарт узнал их и отшатнулся к столу.
Вега улыбнулся; улыбка превратилась в оскал. Острая морда охотника обозначилась на лице Веги и спряталась вновь.
Теперь, когда Стюарт узнал тайну Веги, мог ли человекозверь оставить его в живых? У всех в Лос-Анджелесе есть основания считать, что будет удобнее, если Стюарт Финн умрет.
— Что я такого сделал? — спросил он. — Написал книгу? Голливуд предложил, я взял деньги. Я что, заслуживаю смерти за это?
— Смотря какой будет фильм, — ухмыляясь, ответил Вега.
— Итак, черный человек, вот кто я такой, что я совершил, чем я был и чему научился.
Одни называют меня монстром, другие — героем. Тебя они будут называть так же. Я же точно знаю, что я ни то и ни другое. Я просто глупец. Я знал, что ничего не могу поделать, ничего не могу изменить, кроме себя, но я вынужден был делать хотя бы то, что в моих силах. Многие приняли заслуженную смерть от моей руки, но многие заслуживающие ее ничуть не меньше так и не встретились на моем пути. Я лишь рубил отдельные жалкие деревья среди непрерывно разрастающихся Джунглей.
Тот мертвый бедняга, Алькальд, был лучше меня. Он был человеком мира, знания, любви. Его путь лучше. И все же он убит. Другие, мужчины и женщины доброй воли, убиты тоже. Все так же плохо, как было всегда, и я невыразимо устал. Мои дни подошли к концу, и я не жалею об этом.
Сначала я думал, что убиваю ради своего народа.Я ошибался. Я убивал ради себе подобных.Чикано, черных, белых, любых. У мне подобных бывает разный цвет кожи. Я за бедняков,за нищих, угнетенных, за тех, кем пренебрегают, за неудобных. Я — песня скорби, истинный грито де долорес. [164]
Мои усилия были тщетны, но я до сих пор не прекращал их.
Ты другой, чем я. Ты смиришься с проклятием.Ты станешь бороться с ветряными мельницами, потому что у тебя нет выбора. Будешь стоять по колено в море и кричать волнам «уходите прочь!» Мне искренне жаль тебя, но у меня тоже нет выбора, как не было и в самом начале. Твое лицо светится, не так, как лица тех, кого я убивал, оно сверкает радужным огнем. Старец, должно быть, тоже увидел эту радугу на моем лице.