Оборотная сторона жизни (СИ) - Страница 3

   Когда дверь стала похожа на жабу - такая же пупырчатая, вор разогнулся, потирая затекшую поясницу, и удовлетворенно окинул ее взглядом. Его Наставник был бы доволен... впрочем, ничего особо сложного ему не встретилось, защита была довольно средней, как ни странно. Единственное, что смущало - чары были настроены таким образом, чтобы никто не смог отпереть дверь изнутри.

   Хмыкнув, вор пожал плечами: на его взгляд это было глупостью... хотя, если бы на такой могильник набрел некромант, что помешало бы ему снести дверь снаружи? Ничего. Впрочем, проверка не повредит. Выудив из мешка еще один амулет в виде бронзового диска с укрепленной в центре стрелкой, вор принялся водить им из стороны в сторону. Амулет остался безучастным к его волнениям. Облегченно вздохнув, он спрятал амулет, и продолжил работу. Мужчина подбросил на ладони крупную жемчужину, прошептал слова активации и прикрепил ее ровно в центре получившейся конструкции, после чего опрометью бросился за холм, подхватив мешок. Как только он забежал за склон, раздался хлопок, и земля странно вздрогнула.

   Выждав еще минут пять для верности, вор осторожно вернулся к двери. Та была раскрыта настежь, целая, без повреждений. Мужчина довольно хмыкнул: старый Ллорзо опять не подвел! Руки у него поистине золотые, да и голова не хуже...

   Закинув мешок за спину, вор сжал в ладони маленький стеклянный шарик, после чего подбросил его в воздух. Шарик засветился сильным золотистым светом, зависнув прямо над головой мужчины. Вор поправил мешок, и сделал шаг в темный провал хода.

   Чем дальше шел неизвестный, тем меньше ему нравилось то, что он видит. Стены были гладкими, отполированными, словно зеркало. Никаких картин, росписей, факелов и украшений, как в других склепах, в которые ему довелось попасть. Базальт и обсидиан, больше ничего. Длинный, совершенно пустой коридор вывел его в большую, круглую погребальную залу, где в центре, на возвышении, стоял массивный каменный гроб, совершенно лишенный украшений и каких-либо надписей.

   Никаких сундуков с сокровищами, ничего!

   Что за невезение?

   - Неужели пустышка? - разочарованно пробормотал вор, оскорбленный царящим вокруг запустением до глубины алчной души. - Может, кенотаф? Или того хуже, нелюбимая теща Повелителя? Да нет, не верю! Ллорзо клялся, что сокровища есть! Значит...

   Глаза устремились на гроб. Вот оно... просто и изящно! Сокровища внутри!

   Тяжеленная крышка сдвинулась с пронзительным скрежетом, сначала на палец, потом на ладонь... рисуя в воображении груды золота и камней, вор напрягся, сдвигая преграду к вожделенному богатству, упираясь ногами в гладкую плиту пола. Еще немного, еще чуть-чуть... подошва заскользила, и настырный грабитель ударился подбородком об острый угол гроба. Рассеченная плоть тут же засочилась кровью, капли которой упали прямо на возвышение, на котором стоял каменный ящик. Выругавшись, вор прижал к ране тряпку, которую держал как раз для таких случаев.

   Остановив кровь, он бросил взгляд на постамент, и замер. Крови не было. Она словно впиталась. Волосы под капюшоном зашевелились от начинающегося мандража. Постамент неожиданно начал крошиться, показывая, что внутри него есть полость. Тихое поскребывание отдавалось в ушах набатом, показавшаяся иссушенная, костлявая рука стала последней каплей для измученных нервов.

   Не помня себя от накатившего ужаса, грабитель вылетел за дверь, позабыв мешок.

   ***

   Костлявые пальцы ощупали края дыры, после чего сжались, начиная ударами расширять путь на свободу. Камень поддавался с трудом, но затем дело пошло на лад. Руки расшатывали камни, выбивали их, царапали длинными когтями, оставлявшими глубокие борозды. Солнце не успело сесть, как края дыры расширились настолько, что сквозь нее пролезло сухое тело.

   Вывалившаяся наружу фигура поражала своей несуразностью: длинный, обтянутый высушенными до деревянного состояния остатками мышц и кожи скелет, одетый в роскошнейший гарнитур из странного черного металла и такого же цвета камней, а также невероятно дорогое церемониальное облачение из паутинного шелка, покрытое изысканнейшей вышивкой. Вело себя непонятное нечто не менее странно: оно село на пол, повертело головой, после чего принялось осторожно ощупывать себя костлявыми руками.

   Закончив исследования, мумия поднялась и немного неуверенной походкой направилась к отполированной до зеркального блеска обсидиановой стене. Постояв некоторое время возле нее, она схватилась за голову, беззвучно воя от ужаса, после чего с глухим, деревянным стуком рухнула на пол.

   Оставшийся от вора светлячок еще некоторое время светил, пока не кончился заряд энергии, после чего мигнул и погас.

   В склепе вновь воцарились мрак и тишина.

   ***

   Первые несколько дней (недель?) помнились плохо. Какие-то мутные куски, вспышки прояснения сознания, странные, чужие воспоминания, вновь тьма... положение усугублялось тем, что органы чувств работали крайне слабо и непонятно, а также очень избирательно.

   Однако, все меняется, постепенно душа все сильнее сливалась с ущербным телом, в которое попала неведомым пока образом, и положение начало проясняться, и тогда обнаружилось, что в каждой ситуации есть не только минусы.

   Зрение, например, было даже не стопроцентным... невозможно было описать эту четкость и ясность... говорят, так видят орлы? Сравнить было невозможно, но вот то, что человеческое зрение отстает по всем параметрам, было совершенно ясно.

   В склепе было темно. Совершенно. Ни малейшего лучика, отблеска или самого слабого мерцания... только тьма и мрак. И, тем не менее, глаза четко различали мельчайшие детали: лежащий на полу мешок, об который она часто спотыкалась, бегая из стороны в сторону и отворачиваясь от отражения в гладких стенах; маленький скол на крышке гроба; валяющийся в одном из углов стеклянный шарик... изысканные переплетения украшений, болтающихся на шее, кистях рук, и свисающих с высохших остатков ушей.

   Однако напрягало даже не это... обзор. Угол обзора был просто неимоверным: для того, чтобы видеть, что происходит сбоку, не нужно было напрягать периферийное зрение или поворачивать голову. Ткань глазам также не мешала. Выяснилось это случайно, когда во время очередного забега на голову упал глубокий капюшон, закрывший, практически, все лицо.

   А еще напрягала чистота...

   Внутри склепа было чисто. Ни пылинки на стенах, никаких свисающих полотнищ паутины, с сидящими на них откормленными или голодающими (как повезет) хозяевами, ни соринки на гладком полу. Ничего, словно только-что прошла армия уборщиц с тряпками и вениками. Даже от пыли, принесенной подошвами вора ничего не осталось.

   Слух так же радовал. Каждый шорох казался неимоверно громким: ткань скользила по полу, постукивали босые ступни, звенели украшения, иногда поскрипывали суставы, как у артритчика со стажем.

   Есть, пить, спать не хотелось. Мысли редкими искрами вспыхивали в перегруженном мозгу, вспыхивали и... гасли. Но постепенно их количество росло, они стали множиться, разгораться, заставляя измученный всем произошедшим погасший разум вновь сначала затлеть, а затем и разгореться.