Оборотень по обявлению. Моя строптивая пара - Страница 5
Парень был мокрым после душа, вымотанным тренировкой перед важной игрой, но довольным. Легкая обеспокоенность тенью легла в уголках прищуренных глаз, стоило ему увидеть меня.
– Да так, долгая история! – Я старалась не дышать, когда стягивала с себя пальто, хотя, казалось, запах старости пропитал одежду, остался на волосах и свербел в горле.
Я нервно улыбнулась Паше, чувствуя неловкость и чувство вины. Вот последнее ощущение было полной неожиданностью. Чего мне стыдиться-то?
И внутренний голос тут же ехидно заметил: стоило чего!
И жаркие, как южные ночи, воспоминания нахлынули алой краской на щеки.
– Ты заболела? – Паша подошел ближе, поднял руку, чтобы проверить тыльной стороной ладони лоб, и замер на полпути. – Чем это так воняет?
Согласна: не пахнет, именно воняет! Но это, надеюсь, меня и спасло от преследования!
“Но скажу – не поверишь! Покрутишь пальцем у виска! Ты у меня еще тот атеист и скептик!” – говорила взглядом, глядя в карие глаза.
Рука парня все-таки легла мне на лоб, но я быстро скинула ее и отвернулась, пряча глаза. У меня было такое ощущение, что я изменила, предала Пашу.
Дыхание оборотня словно наяву обожгло мне шею.
Боже! Какие же яркие воспоминания! Словно вернулась в тот момент!
– Камолов! Тренер вызывает! – донесся зычный бас из коридора.
– Я вернусь, – голосом, предупреждающим о допросе, предостерег парень и вышел.
Пока не хлопнула дверь, я чувствовала на себе изучающий взгляд, от которого стало совсем не по себе. Виски пульсировали, руки подрагивали, а перед глазами снова и снова проматывались обжигающие память воспоминания встречи с оборотнем. Их словно клеймом выжгли в сознании, они не давали о себе забыть, как бы ни старалась.
Теперь рубашка казалась несусветным пустяком. Ну что я так в нее вцепилась? Упрямая натура! Подумаешь, глаз положила!
Теперь влипла! Нутром чую: так крепко влипла, что если выберусь – будет чудом.
Завтрашняя годовщина, которая казалось архиважной, жалобно забилась в угол перед миром оборотней.
Подарок? Теперь я боялась вообще нос показать на улицу, не то что ходить по магазинам. Волосы на затылке вставали дыбом от одной мысли, что по улицам рыщут волки.
Захотелось стыдливо сбежать к родителям во Владивосток. Я даже телефон схватила, чтобы услышать голос мамы с папой, но вовремя остановила себя: там сейчас глубокая ночь. Они с ума сойдут от беспокойства, если я разбужу их, чтобы просто поговорить. Тут же раскусят, что я на грани паники.
Так, мне срочно нужен контрастный душ и много-много работы, чтобы забыться!
Или отпроситься домой, закрыться и взять на завтра больничный?
Александра, возьми себя в руки! Не паникуй!
Но я ничего не могла с собой поделать. Нащупала коробку с темной краской, купленной в магазине рядом, и посмотрела на свое отражение: вот перекрашусь и буду куда как спокойней!
Сейчас у меня все равно окно в графике, только бумажная работа…
Почему-то внутри поселилась уверенность, что с темными волосами меня не узнают.
Я задумчиво посмотрела на флакончик люксовых духов, которые подарили мне на восьмое марта от коллектива и которыми я не пользовалась из-за слишком навязчивого букета аромата.
Похоже, пришло время маскировки и перемен!
Что ж, к делу!
***
Особняк Суворова
– Пап, а что с дядей Недотрогой? Его муха укусила? Большая-пребольшая? – Трехлетний сын Суворова круглыми глазами проводил взглядом автомобиль, который стартовал так, будто почувствовал себя гоночным болидом на Формуле-1.
До открытого окна особняка Суворова донесся запах жженой резины и выхлопных газов. Из коттеджей, мимо которых Мун только что пронесся темной тенью, высыпались обеспокоенные члены стаи.
Все эти уютные дома построили благодаря таланту казначея приумножать активы. Собственно, за эту его способность, упрямство и неумение мириться с обстоятельствами Мун и пострадал в изоляторе.
– Нет, сынок. Волки так летят не за мухами, а только за парами! – с усмешкой щелкнул по носу сына Стас и спустил с рук на пол.
Дом Муна – самый последний, стоявший на отдалении, – был тих, темен и одинок, а его машина обычно не ездила ночью, а кралась. Теперь же все задавались вопросом, очень похожим на наивный интерес ребенка: какая муха укусила Муна?
Темное авто промчалось по подъездной аллее и вылетело на дорогу, словно это был бэтмобиль супергероя, а не продукт немецкого автопрома. Свет фар затерялся между вершинами деревьев, и альфа тяжело вздохнул.
Неспокойно было на душе! Крайне тревожно!
И не одному ему – даже стража, терзаемая мыслями, что же случилось, встала по периметру по стойке смирно и нервно посматривала на альфу в окне.
К Стасу прильнула рыжая молодая женщина и тихо прошептала:
– Может, не стоило его одного отпускать?
– Да ты бы видела Муна! Еще до того, как солнце село, а он прозрел, словно с цепи сорвался: с Кости потребовал составить компьютерный портрет, медведей на уши поднял, чтобы записи с камер прислали. Такую деятельность развел, будто не девушку идет захватывать, а мир. И гром разрази того, кто попробует встать между волком и его парой. Я – точно не сунусь!
– Пап, а я бы сунулся! Я не боюсь! – упер руки в боки сын Тима, гордо вскинув подбородок, чем вызвал улыбки родителей.
Лисица подняла полный сомнений взгляд на мужа:
– Я все равно беспокоюсь. Мун же с ума сходит, если его кто-то касается. Вдруг все дело закончится плохо…
– Костя сказал, что та девушка не просто коснулась Муна – она его избила в машине, а он ей ничего не сделал! Ни в виде человека, ни в волчьей шкуре.
– Ничего? Даже не куснул? Слегка? Самую малость? – Глаза Кати удивленно распахнулись.
– Ни-че-го! Так что ты понимаешь, почему я все еще здесь и приказал не лезть в это дело никому?
– Думаешь, она излечит его раны?
– Очень на это надеюсь!
– Стас, я все хотела спросить… – Катя набралась смелости, чтобы ступить на зыбкую почву. – Ты всегда избегал обсуждать прошлое казначея, но скажи хотя бы, как Мун подпустил тебя во время освобождения из изолятора?
– Он еле дышал. Но все равно бросался на меня, пока не отрубился от бессилия. Вот и весь ответ. – Глаза Суворова невидяще смотрели в пространство. – Я тогда очень удивился, что в карцере чистокровный волк, да еще в таком плачевном состоянии, и стал наводить справки про него, пока выхаживали в стае.
– И что ты узнал?
– Что этот упрямец почти подорвал всю их систему! Обманул начальство, заставил поверить, что безопасен, стал проворачивать сделки для управляющих изолятором, а сам тайно создал фонд и подкупал надзирателей. Несколько лет гибридов не стерилизовали, лишь отписывались в отчетах, представляешь? Благо времена кастрации прошли, лишь семя делали недееспособным, поэтому подлог было не так легко выявить. Вот до какой степени сети Муна проникли в систему! Знаешь, насколько он был близок к тому, чтобы спасти всех и организовать массовый захват власти?
– Насколько?
– Ему остался последний шаг! – с досадой, будто о личных промахах, сказал Суворов. – И его поймали, представляешь? А после этого зверски пытали, морили голодом, издевались. Изо дня в день три года без возможности перевоплотиться в зверя…
– Это он тебе рассказал?
– Немного Мун, немного спасенные гибриды.
– Но как чистокровный волк оказался среди гибридов? Не понимаю!
– Мун жил в изоляторе, сколько себя помнил. Он предполагает, что так же, как совет оборотней лишал гибридов родителей, его забрали, приняв за мутанта. Думает, что, возможно, всех пугал ребенок, который слеп днем, а видел ночью. Когда узнали, что он чистокровный, то над ним сжалились: дали отдельную каморку и книги. А потом Мун проявил свои таланты… и амбиции. Они же его чуть не погубили!
– У меня мороз по коже от твоих слов! Ведь у нас тоже смешанный брак по видам: ты волк, я лисица. Наш ребенок мог родиться гибридом! И что, раньше бы у нас забрали Тиму, если бы вдруг он не унаследовал твою доминанту?