Оборотень, или Последняя гастроль Артиста - Страница 8

– Ну и как? – встрепенулся Мячиков. – Как они?

– Да никак. Сидят, пьют водку.

– Вот как! – Глаза его заблестели. – Водка – это дело хорошее. Нехай пьют…

В десять я лёг спать. Мячиков ещё немного почитал и тоже отправился на боковую – я видел, как он погасил свет. И снова, как и в прошлую ночь, я был разбужен богатырским храпом, похожим на рёв Ниагарского водопада, снова я встал и, зевая, отправился в туалет, снова на кафельному полу обнаружил пустую ампулу со странным названием «омнопон». На этот раз я не выбросил её, а сунул в карман, смутно подозревая, что появление этой, теперь уже второй, ампулы здесь не случайно. И снова, вернувшись в номер, при свете уличного фонаря я увидел безмятежное, счастливое лицо спящего Мячикова – вот только храпа теперь не было слышно. А утром, наперекор моему дурному предчувствию, я с облегчением узнал, что ночь прошла спокойно и никто больше не убит.

Проснулся я поздно. Голова трещала так, что, казалось, вот-вот лопнет. В номер как раз входил Мячиков – быстрый, уверенный в себе и, если бы не вчерашнее убийство, я бы сказал – счастливый.

– Вы ещё спите? – с ласковой укоризной произнёс он. – Эх вы, соня! А я вот, не в пример вам, времени даром не терял.

– Доброе утро, Григорий Адамович. Неужто убийцу нашли?

– Как знать, как знать, – загадочно улыбнулся Мячиков. – По крайней мере, некоторую полезную информацию мне раздобыть удалось. И раз уж мы с вами взялись за это тёмное дело, то вам наверняка небезынтересно будет узнать то, что уже известно мне. Во-первых, пока вы спали, я успел обойти весь дом отдыха и теперь имею некоторое представление о его архитектурных особенностях, а также расположении ряда служб, включая кабинет директора, медпункт, кухню и так далее. На первом этаже, помимо столовой, мне удалось обнаружить небольшой спортивный зал с теннисными столами, биллиардную, видеосалон – правда, не функционирующий ввиду отсутствия необходимой аппаратуры, а также зал игровых автоматов, в котором аппаратура хотя и присутствует, но неисправна. Возле столовой расположен склад спортинвентаря, где, кстати, можно взять напрокат лыжи. Второй этаж отведён под жилые помещения обслуживающего персонала и сотрудников дома отдыха; здесь же размещены все административные службы, включая кабинет врача. Третий этаж целиком и полностью отдан нам, отдыхающим. Кстати, раз уж я коснулся жилой части здания, то хочу сообщить вам, любезный Максим Леонидович, прелюбопытную деталь: соседний с нами номер, тот, что разделяет наш и хомяковский, пустует.

– Вот как? – заинтересовался я.

– Именно так. Теперь, во-вторых…

– Позвольте, Григорий Адамович, – перебил я его, – есть ещё четвёртый этаж.

– Четвёртый? – быстро спросил он, в упор глядя на меня. – А что – четвёртый? Этаж как этаж. Дело в том, что я там не был – не успел. Так, понаслышке, выяснил, что в основном он занят под складские помещения, где месяцами пылится постельное белье, как чистое, так и грязное, ждущее отправки в прачечную, тут же свалена нераспакованная мебель, моющие средства и так далее. Словом, нормальному человеку там делать нечего. Теперь, во-вторых: я виделся с Хомяковым. Да-да, виделся, и даже переговорил с ним. И надо вам сказать, Максим Леонидович, личное знакомство ещё больше усугубило моё отрицательное мнение о нём. Грубый, неотёсанный тип, краснорожий верзила, похожий на объевшегося борова. Но, как ни странно, на вопросы мои ответил. И знаете, что он мне сказал? В ту ночь, когда он видел вас, он был трезв как стёклышко.

– И тем не менее он продолжает утверждать, что видел, как я шёл по коридору со стороны холла? – спросил я.

– Да, – ответил Мячиков, медленно прохаживаясь по номеру. – Продолжает утверждать. Это-то и странно. Знаете, что я подумал? – Он остановился и резко повернулся ко мне. – Если он был трезв, то ошибиться не мог – это факт. Согласны? – Я кивнул. – А раз он продолжает стоять на своём, значит его заявление – заведомая ложь, а отсюда следует, что, клевеща на вас, он преследует вполне определённую цель.

– Какую же?

– Вы не догадываетесь? По-моему, это ясно: он пытается свалить вину на вас.

– Так вы думаете, что это именно он убил алтайца?

– Кстати, фамилия алтайца – Мартынов, это я тоже выяснил между делом… По поводу же того, кто убийца, я пока судить не берусь, но тот факт, что Хомяков каким-то образом причастен к этому делу, по-моему, не оставляет сомнений.

– Он мог солгать, когда говорил, что был трезв в ту ночь, – предположил я.

– Зачем? – быстро спросил Мячиков. – Зачем ему лгать? Не кажется ли вам, Максим Леонидович, что он специально стоит на своём, чтобы ему поверили – трезвому веры больше. И следователь, кажется, клюнул на эту приманку. А был он пьян или трезв, это значения не имеет, важно то, что он сказал на допросе. На допросе же он самым наглым образом поставил под удар вас, любезный Максим Леонидович. И самое неприятное для вас то, что вы действительно были в коридоре.

– Он в номере живёт один?

– Нет, – повернулся ко мне Мячиков и устремил на меня любопытный взгляд, – не один. Вопрос правомерен. Браво, мой друг! Когда я заходил к Хомякову, в его номере была женщина.

– Женщина? Жена, наверное?

– Исключено, – замотал головой Мячиков. – По двум-трём оброненным ими словам я понял, что, хотя они и прибыли сюда вместе, в супружестве не состоят.

– Ясно, – кивнул я, – решили приятно провести время вдали от любопытных глаз знакомых и, возможно, своих законных супругов.

– Вот-вот, – согласился он, – так я и подумал. Кстати, именно наличие женщины и подтверждает слова Хомякова о том, что он был трезв или, по крайней мере, только слегка выпивши. Но только слегка. Посудите сами, Максим Леонидович, какая женщина позволит своему любовнику напиться в первую же выпавшую на их долю ночь, свободную от посторонних, как вы верно заметили, глаз? Да никакая, если, конечно, не предположить, что единственной целью их уединения явилась обоюдная патологическая страсть к спиртному. Но в это верится с трудом. Вы согласны со мной, дорогой друг?

– Абсолютно, – ответил я.

– Итак, – продолжал Мячиков, – Хомяков был трезв или только слегка пьян – и в том и в другом случае он не мог видеть вас идущим по коридору со стороны холла. Отсюда вывод: его показания заведомо лживы. А ложь всегда наводит на некоторые размышления. По крайней мере, Хомякова ни в коем случае нельзя упускать из виду.

Я задумался.

– Что ж, – сказал я наконец, – за рабочую гипотезу Хомякова принять можно, хотя на данном этапе ничего конкретного я бы утверждать не взялся. Кстати, Григорий Адамович, что вы можете сказать об этих так называемых алтайских передовиках? Вот у кого наверняка могли быть мотивы к убийству.

– Да, с этими отчаянными парнями шутки плохи. Возможно, в чём-то они не поладили, повздорили – и одним стало меньше. Алтай – совершенно дикая страна, и живут там одни дикари, для которых жизнь человека не дороже бутылки водки или, скажем, ставки в преферанс. И всё же я более склонен поверить в версию с Хомяковым.

– Любая версия должна опираться на факты, – возразил я.

– Согласен, – кивнул Мячиков, – именно факты и привели меня к этой версии. Хомяков повинен в одном величайшем грехе – во лжи. Это факт? Факт, по крайней мере, мы с вами только что выяснили его. А ложь, по моему разумению, всегда страшней любого деяния честного человека, как бы неприглядно это деяние ни выглядело на первый взгляд. Вы согласны? – Я, подумав, кивнул. – Итак, Хомяков – кандидат номер один. Если допустить, что наши логические построения верны, то события прошлой ночи можно представить следующим образом. Около трёх часов Хомяков встретился в холле, вернее, на лестничной площадке, с тем несчастным, которого то ли в результате внезапно вспыхнувшей ссоры, то ли по заранее обдуманному плану – истинных причин убийства мы, к сожалению, пока не знаем – вышеупомянутый Хомяков ударил ножом и смертельно ранил. Потом он вернулся в номер, оставив умирающего на месте преступления, но, прежде чем закрыть за собой дверь, увидел вас: вы крадучись шли по коридору, озираясь по сторонам и прислушиваясь. Первым его чувством был испуг, но потом отчаянная мысль пришла ему в голову: он решил всё содеянное им свалить на вас. Именно так он и поступил, когда подошла его очередь отвечать на вопросы следователя, но сделал это умно и тонко: говоря о вас, дорогой друг, он ни на йоту не отступил от истины, изменив лишь направление вашего движения по коридору. Так что к разговору с вами следователь был уже основательно подготовлен. Можно предположить, что вашему рассказу он не поверил…