Обнимашки с мурозданием. Теплые сказки о счастье, душевном уюте и звездах, которые дарят надежду - Страница 13

– Вы бабы или мужики? В таких простынях Пугачева «Айсберг» пела. Надеюсь, у вас под ними не лосины?

– Ах ты, старая карга! – подумал высокий и силой ангельской мысли пнул токсичную душу обратно в смертное тело.

Но душа в тело не влезала, потому что злопамятный реаниматор втихушку стоял на кислородном шланге.

Так примерно минут сорок медики и ангелы пуляли Минерву Петровну туда-сюда, прямо как воланчик в бадминтоне. Один раз она даже вылетела за пределы игрового поля и попала в открытый космос.

Пролетая мимо Млечного пути, она увидела НЛО. Возле НЛО стояли инопланетяне и жарили шашлык из ксеноморфа.

– Зеленые, как сопли! – с большим удовольствием крикнула им Минерва Петровна, и инопланетяне засунули ее обратно в стратосферу.

Бадминтон продолжился.

Наконец нервы высокого ангела не выдержали, и он ловким движением крыла зафигачил токсичную старушку прямо в пекло. И, представив лицо Вельзевула, злорадно крикнул: «Го-о-ол!»

Вельзевул как раз пил кипящее пиво, сидя в раскаленной бане. Тут дверь распахнулась, с тряпкой наперевес вошла строгая Минерва Петровна и молча стала мыть вельзевулово копыто.

– Женщина, ничо, что я даже без фигового листика? – растерянно пискнул Вельзевул, прикрываясь тазиком в районе адских генитальев.

– Морду лучше свою страшную прикрой.

– Ах так! – обиделся коренной обитатель ада и ткнул вместо укола адреналина Минерве Петровне рогом в самое сердце.

– Долбаный Винсент Вега! – успела огреть его тряпкой по башке Минерва Петровна, оказавшаяся большой поклонницей «Криминального чтива».

Минерва Петровна в сотый раз залетела в скорую, реаниматолог долбанул двойной порцией электричества, и вредный воланчик вновь оказался на стороне ангелов.

– Так, а ну-ка, хватит! – вдруг раздался голос сильный и свежий, как горный ручей.

Кто-то сердитый и сильно светящийся растолкал ангелов, схватил душу Минервы Петровы за серебряную ниточку, как шарик, и потащил за собой в подвал Небесной Канцелярии.

– Вот тутова у нас кладовка. В ней нимбы. Свежие будешь выдавать по средам. Понятно?

– Угу, – первый раз в жизни потеряла дар речи Минерва Петровна.

От сердитого светило так сильно, что слезились глаза. Но одновременно стало тепло и хорошо, как в детстве, когда ешь пирог, смотришь мультики. И каникулы.

– Вот веник. Тряпок из старых хламид надерешь. Нимбы песком не чисть, поцарапаются. Ну все. Я пошел.

Минерва Петровна щурилась и смотрела, как сердитый уходит куда-то в тоннель. Хотелось пойти за ним, и не просто пойти, а побежать, подпрыгивая от счастья, как новенький мячик.

Но она взяла себя в руки и окрикнула:

– Мужчина.

– Что? – не оборачиваясь, спросил сердитый.

– Мужчина, у меня там Падлик не жрамши.

– Присмотрим.

– А вы кто тут будете?

– Я тут бу-бу-бу! – неразборчиво донеслось эхо.

«Надо же. Сам Бубубу. Я его таким и представляла», – подумала Минерва Петровна и, опомнившись, гаркнула:

– Ходят тут по помытому!

Так Минерва Петровна самоназначилась правой рукой самого Бубубу. Такие дела, как говорят в раю.

Дописано по просьбе читателей.

Когда скорая уносила Минерву Петровну, Падлик сидел с той стороны окна и с ужасом смотрел, как незнакомые люди отчаянно ходят в обуви по любимому ковру старушки.

– Камикадзе, как есть камикадзе, – думал котик, натягивая купальную шапочку на глаза, чтобы не видеть, как сейчас хозяйка вскочит со смертного одра и устроит всем кровавый велосипед.

Нет ничего страшнее, чем кровавый велосипед. Хуже только четыре кровавых вертолетика, после них только одни лоскуточки остаются. Говорят, один гениальный хирург сшил какого-то мужика из кусочков обратно, как лоскутное одеяло. И этот печворк даже ходил потом на работу и вообще по городу. В суд хотел подавать на хирурга, что пипирку не туда пришпандорил, да еще и синими нитками.

«Если б хотя бы не синими!» – переживал мужик из лоскутков и в очередной раз спускал с себя штаны, чтобы не быть голословным. Все ахали, некоторые слабонервные даже падали в обморок и после не могли больше ни-ко-гда спокойно смотреть на синие нитки.

И документалка есть про это. «Франкенштейн», кажется, называется. Ее еще в детских садах СССР в сончас показывали, чтоб никто глазки открыть не смел вплоть до полдника.

Но прошло пять минут, и никто не вылетал с криками в окно, ничьи оторванные ноги и кишки не свисали с люстры, и никто не катился кубарем по лестнице.

Падлик выглянул из-под шапочки.

Квартира была пуста. Он хотел вернуться в комнату, но оказалось, что кто-то из заботливых соседей закрыл окно. А так как избавление от токсичной старушки оказалось для соседей праздником не хуже Нового года, то гулящего снаружи котика никто не заметил.

– МАМА! – сказал Падлик человеческим голосом и сразу резко вспомнил, что сидит на пятом этаже. На подоконнике чуть меньше его жопы.

И не жрал уже целый час, три минуты и 57 секундов.

Надо было что-то решать, поэтому для начала Падлик заорал так, что чуть не порвался по линии рта надвое.

Орать почему-то не помогло, хотя обычно работало.

Выхода было два.

Сидеть на загаженном птичками подоконнике, отпилить от себя одну ногу и питаться ей. Так один альпинист делал по телеку.

Или упасть вниз и поцеловать асфальт.

И только Падлик хотел выбрать что-то одно, как поскользнулся на свежей птичкиной какашке и полетел вниз.

– Ну вот и все, – подумал Падлик, пролетая мимо четвертого этажа. – Господи, как я мало пожил.

– Как жаль умирать таким молодым и красивым, – подумал Падлик, пролетая мимо третьего этажа.

Там между горшков с цветами сидела симпатичная рыжая кошечка, и они попрощались одними глазами. Кошечка так впечатлилась моментом, что накинула занавеску на морду, как траурную вуаль, и сбросила вслед Падлику самый тяжелый цветочный горшок.

– Как мало сметаны я съел. Надо было каждую ночь открывать холодильник лапой и жрать, жрать, ЖРАТЬ! – подумал Падлик, пролетая мимо второго этажа.

Страшно пахло асфальтом.

В этот момент на столе высокого, он же «каланча с крыльями», зазвонил степлер. Ну не было в Небесной Канцелярии телефонов, там ваще по чему хочешь звонить можно, обычно просто с потолка раздается свежий и сильный, как горный ручей, голос, и Бубубу раздает указания.

– Алоэ, – приложил к уху степлер высокий.

– Каланхоэ. Кот. Летит.

– Это шарада? Сейчас я расшифрую.

– Я говорю, если через полсекунды ты не поймаешь кота Падлика, Минерва Петровна в следующую среду выдаст тебе самый ржавый нимб и ночнушку меньше на пять размеров. Отбой.

– НЕ-Е-ЕТ.

Высокий ударился об пол, обернулся белым голубем и схватил Падлика за шкирку.

Оказалось, что кот Падлик состоял из широких костей, залитых чугуном, поэтому вниз теперь полетели вдвоем.

К счастью, Падлик догадался раскрыть купальную шапочку как парашют и приземление было мягким.

Тем более что упал он голубя.

– Ой, – сказал голубь.

– Ой! – сказала проходившая мимо будущая звезда ветеринарии, а пока девочка восьми лет по имени Клаша, и сгребла Падлика в охапку вместе с расплющенным голубем.

– Сойдет, – сказал Бубубу, глядя в подзорную трубу.

Так Падлик превратился в Ньютона, отрастил обратно всю шерсть, стал спать в кукольной кроватке и помогать делать математику.

А «каланча с крыльями» взял дни за свой счет и немного пожил в коробке из-под обуви, питаясь семечками. Потому что лучше лежать с градусником в клюве и с палочками от пломбира, прибинтованными к ножкам, чем среда.

Душа нетерпеливо впорхнула в примерочную.

– Наконец-то моя очередь! И кем я буду в следующей жизни?

Работник Небесной Канцелярии указал золотистым крылом на многочисленные вешалки:

– Выбирайте.

– Отлично-отлично, – душа начала шустро перебирать аккуратно висевшие на плечиках костюмы.