Обнаженная натура - Страница 3

— Потеряла вкус к протыканию колом связанных цепями и прикованных к каталкам.

— Но они же спят — или как там это у них называется?

— Не всегда. И можете мне поверить: первый раз, когда приходится смотреть в глаза приговоренному, молящему о пощаде… скажем так, что кол даже в опытной руке — орудие медленной смерти. А приговоренные умоляют и объясняются до самой последней секунды.

— Но они же что-то сделали такое, чем заслужили смерть?

— Не обязательно. Иногда они просто попадают в «закон трех нарушений» для вампиров. В нем записано, что каково бы ни было преступление, пусть и незначительное, но три рецидива — и на твою шкуру выписывается ордер на ликвидацию. А я не люблю убивать за кражу без применения насилия.

— Но кража, значит, крупная?

— Нет, шериф. Одну женщину казнили за кражу какой-то фигни дешевле тысячи долларов. У нее был диагноз клептомании еще до обращения в вампиры, и смерть ее от этой болезни не вылечила, хоть она и надеялась.

— И кто-то проткнул ей сердце за мелкую кражу?

— Кто-то проткнул.

— Закон не предоставляет права отказа от работы маршалам, занимающимся преступлениями с противоестественной подоплекой.

— Строго говоря, нет, но я просто не выполняю казней. Перестала еще до того, как истребители вампиров были включены в программу маршалов США.

— И вам позволяют?

— В общем, я нахожу понимание у начальства.

Понимание заключалось в том, что я не стану свидетелем со стороны родственников женщины, казненной за кражу в универмаге, если меня не станут заставлять убивать кого-то, кто никого не лишал жизни. Жизнь за жизнь — в этом я вижу смысл. Жизнь за побрякушки — смысла не вижу. И от этой женщины многие из нас отказались. В конце концов ее послали в Вашингтон Джеральду Мэллори, одному из первых охотников на вампиров, который еще жив. Он по-прежнему считает вампиров чудовищами, и потому без малейшего колебания ее заколол. Мэллори меня как-то пугает. Когда он глядит на вампира, любого вампира, есть что-то в его глазах безумное.

— Маршал, вы здесь?

— Да, шериф, простите. С вашей подачи задумалась о той магазинной воровке.

— В новостях передавали, что ее родственники подают в суд по поводу неправомерной смерти.

— Подают.

— Вы не из разговорчивых, маршал?

— Я говорю то, что должно быть сказано.

— Вы весьма молчаливы для женщины.

— А вам не нужны мои разговоры. Как я понимаю, вам нужно, чтобы я приехала в Вегас и сделала свою работу.

— Блейк, это западня. Поставленная конкретно на вас.

— Возможно. А послать мне голову вашего истребителя — более прямой угрозы быть уже не может.

— И вы все равно приедете?

Я встала, посмотрела на коробку, откуда таращилась на меня мертвая голова. Вид у нее был то ли удивленный, то ли сонный.

— Он прислал мне голову вашего истребителя вампиров. Прислал прямо мне в офис. Написал для меня послание кровью на стене, где убил троих ваших оперативников. Да, черт возьми, я приеду.

— Голос у вас злой.

Лучше злой, чем перепуганный,подумала я. Если я смогу поддерживать в себе ярость, может быть, удастся не дать вырасти страху. Потому что он уже свернулся у меня под ложечкой, замаячил в глубине разума черной тенью, готовой вырасти, если я ей это позволю.

— А вы бы не разозлились?

— Я бы перепугался.

Вот тут я осеклась. Копы никогда — или почти никогда — не говорят, что им страшно.

— Вы нарушаете правило, Шоу. Нельзя признаваться, когда боишься.

— Я просто хочу, чтобы вы знали, Блейк, во что лезете, только и всего.

— Чувствую, вам плохо пришлось.

— Я видал и больше мертвецов. Мне, черт возьми, случалось и больше людей терять под моей командой.

— Вы воевали?

— Воевал.

Я подождала, чтобы он назвал род войск, но он молчал.

— Где же вы бывали?

— Это секретная информация, в основном.

— Спецкоманды?

Это был полувопрос, полуутверждение.

— Да.

— Можно спросить, какого рода, или надо оставить тему, пока не услышала: «Если я вам скажу, мне придется вас убить на месте»?

Я попыталась пошутить, но Шоу юмора не принял.

— Шутите, значит. Раз вы на это способны, значит, до вас не дошло, что здесь творится.

— У вас трое убитых оперативников, один убитый и расчлененный истребитель вампиров. Это плохо, да. Но вы же не послали с маршалом всего трех оперативников? Значит, остальные члены группы сумели уйти.

— Они не сумели уйти, — ответил он, и от его интонации страх из черной ямы поднялся у меня внутри чуть выше.

— Но они не погибли, — сказала я. — По крайней мере так я вас поняла?

— Нет. В строгом смысле слова они не погибли.

— Тяжело ранены?

— И это тоже не так.

— Шоу, перестаньте ходить вокруг да около и скажите прямо.

— Семеро моих сотрудников в госпитале. На них ни царапины. Они просто лежат.

— Если ни царапины, почему они лежат и почему в госпитале?

— Они спят.

— Что?

— Вы слышали.

— В смысле, они в коме?

— Врачи говорят, что нет. Они спят. Просто мы не можем их разбудить.

— У врачей есть какие-нибудь зацепки?

— Единственное что-то похожее на это состояние наблюдалось у тех пациентов в двадцатых годах — которые заснули и не проснулись.

— А несколько лет назад сняли фильм про их пробуждение?

— Да, но оно тянулось недолго. И до сих пор неизвестно, чем эта форма сонной болезни отличается от нормы.

— И получается, что вся ваша группа подхватила эту сонную болезнь в разгар перестрелки?

— Вы меня спросили, что говорят врачи.

— Хорошо, теперь я спрашиваю, что скажете вы.

— Один из наших практиционеров утверждает, что это магия.

— Практиционеров? — переспросила я.

— У нас к каждой группе прикреплен человек с парапсихическими способностями, мы их так называем. Но я бы не стал называть их нашими ручными колдунами.

— Значит, оперативники и практиционеры.

— Да.

— То есть на пострадавших кто-то навел чары?

— Не знаю. Я знаю, что от всего этого разит парапсихологией, и когда кончаются объяснения, имеющие смысл, остаешься с тем, что есть.

— Когда вы исключите невозможное, то, что останется, как бы невероятно оно ни было, и будет истиной, — сказала я.

— Вы мне Шерлока Холмса цитируете? — возмутился он.

— Ага.

— Тогда вы не поняли, Блейк. Вы просто еще не поняли.

— О’кей, давайте тогда без обиняков. Моя реакция оказалась в чем-то не такой, как вы ожидали, поэтому вы убеждены, что я не понимаю всей серьезности положения. Вы — бывший спецназовец, то есть женщины для вас до настоящих работников не дотягивают. Вы меня назвали «красивой женщиной», и это тоже соответствует — большинство копов и военных женщин недооценивают. Но вы — спецназ; вы же не считаете, что среди военных другие дотягивают до вашего уровня? Или среди копов? Я — женщина, и смиритесь с этим. Я маленького роста и отлично убираю дом, с этим тоже смиритесь. Да, у меня роман с вампиром, мастером нашего города, и что? Никакого отношения это не имеет ни к моей работе, ни к тому, почему Витторио меня приглашает охотиться за ним в Вегасе.

— Отчего он бежал от вас в Сент-Луисе? Отчего не стал бежать здесь, когда знал, что мы за ним идем? Отчего устроил засаду моим людям, а не вашим?

— Может быть, он не может себе позволить снова потерять столько вампиров. Или просто решил сделать ваш город своим последним оплотом.

— Гребаное наше везенье.

— Ага.

— Я позвонил кое-кому, поговорил с другими копами, с которыми вы работали. С другими истребителями вампиров. О вас, естественно. Хотите знать их мнение, отчего бежал этот вампир в Сент-Луисе?

— Я вся внимание.

— От вас. От вас он бежал — так они считают. Наш мастер города мне сказал, что вампиры вас зовут Истребительницей. И уже много лет.

— Да, дали они мне такое ласковое прозвание.

— Почему вам? Почему не Джеральду Мэллори? Он дольше работает.