Обнаженная натура - Страница 20

— Не помню, — признался Родионов.

— Ну когда пили у Аблеева… Он еще про хвостатых женщин рассказывал…

— Вранье. — подумав секунду, сказал Родионов. — Хвостатых женщин не бывает. Миф…

— Ну тут, положим, ты не прав, — возразил Кумбарович и горько усмехнулся. — Но не в этом суть… Я точно помню про подвал.

— А-а! — вспомнил Родионов. — Это когда про тестя моего… Да Боря, действительно, есть в Москве такие подвалы…

— Короче говоря, Паша, нужен подвал и как можно срочнее. Сулят большие деньги, Паша, очень большие. Подумай, взвесь.

— Сколько? — поинтересовался Родионов.

— Паш, дело стоящее. — Кумбарович постучал ногтем по столу. — Люди вернейшие. Серьезное и солидное дело. Мы находим сто метров в центре и разбегаемся. Вернее, получаем по пятьсот баксов, а потом уже разбегаемся. С деньгами, разумеется.

Пальцы Кумбаровича, стуча ногтями, стремительно побежали к краю стола.

— Где ты найдешь тысячу баксов за просто так?

Небось, две предложили, догадался Родионов, глядя на Кумбаровича, что-то суетен больно…

— Может быть, удастся сорвать с них по семьсот, — накинул Кумбарович, заметив Пашкин взгляд. — Но придется, конечно, поклацать зубами, так просто с них не сдерешь.

— Пожалуй, подсуетиться стоит, — согласился Родионов, не имея, впрочем, ни малейшего плана. — Надо спросить кое-кого, что-то такое мелькало на днях…

— Поговори, Паша, но посрочнее, иначе клиент уплывет.

Теперь ладонь Кумбаровича выразительно вильнула рыбой и уплыла снова на край стола.

— Попытайся раскрутить их тысячи на две, — попросил Родионов. — Понимаешь ведь, что такое площадь в центре.

Сам Пашка только понаслышке представлял, что такое нынче площадь в центре, никакого помещения на примете у него не было и ничего такого на днях не мелькало. Но две тысячи долларов была солидная сумма, и хотелось если и не заработать, то хотя бы потолковать об этих деньгах, поучаствовать, хотя бы и мысленно, в солидном предприятии.

— Если метров сто пятьдесят будет, предлагать? — после небольшого раздумья спросил он.

— О чем разговор? — разведя руки, Кумбарович откинулся на спинку стула и дрыгнул короткими толстыми ляжками. — Чем больше метранпаж, тем лучше! Может, и по тысчонке отхватим. Я сам с ними говорить буду, а ты знаешь, что я своего не упущу. Я насчет денег, Паша, человек очень жесткий.

Кумбарович посуровел лицом и сжал челюсти, показывая таким образом свою жесткость. Однако, несмотря на эти ухищрения, как раз жесткости и недоставало его бритому упитанному лицу. Была там плутоватость, хитреца, но никак не жесткость.

— Тогда я сегодня же наведу нужные справки. — пообещал Родионов. — Есть один очень-очень глубокий подвал. Бомбоубежище с вентиляцией и прочим, но метров там не считано… Так, говоришь, солидный клиент? — переспросил он, словно берег этот несуществующий подвал именно для такого случая, для клиента серьезного и богатого.

— Паша, я никогда не имею дела с мелочевкой! — придвинулся Кумбарович и снова застучал крепким ногтем по столу. — Где этот подвал?

— Есть один очень-очень большой дом, — стал объяснять Родионов, вспоминая одиннадцатиэтажную сталинскую махину, расположенную неподалеку от его двухэтажного барака. — Дом на Яузе, строился для командного состава. То, что нужно!

— Паша, срочно! — всплеснул руками Кумбарович. — Сегодня же наведи справки, только… Видишь ли, с клиентом я должен общаться лично, ты не должен его видеть, можно спугнуть и так далее. Я сам все обтяпаю, сам принесу тебе наличные. А тебе светиться ни к чему…

Две! — твердо определил Родионов, недаром у него ноги кренделем сцеплены. Скрытничает, гад…

— Слушай, Боря, черт с ним, с этим подвалом, — сменил тему Родионов. — Тут у меня любопытный сценарий намечается. Помнишь старуху мою, соседку?.. Ну про которую ты писал в статье своей по моей наводке…

— Розенгольц, что ли?

— Ну да. Р.К.К.

— Еще бы! — Кумбарович передернул плечами. — Страшенная старуха, не хотел бы я такого соседства….

— Померла старушка, — вздохнул Павел. — Царство ей Небесное…

— Не Царство ей Небесное, а демократии ей адовой, — поправил Кумбарович.

— Погоди, не кощунствуй, — поморщился Павел. — Видишь ли, у старушки этой дача заброшенная в Барыбино. Я там был пару раз еще при жизни ее. Ключи выпросил. Там пишется хорошо, тишина… Так ключи-то у меня остались.

— Эге! — прищурился Кумбарович. — Смекаю…

— Вот именно! Наследников-то нет никаких! Я вот и размыслил, а не занять ли эту дачу, так сказать, явочным порядком. Пока там в конторах расчухаются, да и время нынче смутное — может, вообще забудут про старуху. А я уже как бы примелькался, соседи меня видели. Я решил завтра вечерком последней электричкой рвануть туда на пару дней. Помелькать. Одежонку заодно зимнюю туда свезу, по стенам развешу. Надо обживать пространство. Ночь переночую, чтобы видели — свет горит… Одно только меня смущает — душа ее может туда среди ночи заявиться. Страховито одному там будет, я человек нервный, впечатлительный… Половица заскрипит…

— А во сколько электричка?

— В половине двенадцатого…

— Опасно… Не, — решительно отверг предложение Кумбарович. — Я никак не смогу. Жена упрется. Ревнивая сволочь… Чем старее становится, тем цепче держит.

— Вина бы взяли, шашлыки…

— Нет, не могу… Жалко, конечно… Потом как-нибудь. Да ты для смелости возьми бутылку, махни перед сном. Покойники, они пьяного духа не выносят, обходят… Я раз нарезался, забрел по пьянке на Немецкое кладбище и прямо на могиле проспал до утра. Хорошо, лето было…

Кумбарович глянул в окно за спину Пашке и лицо его неожиданно преобразилось. Родионов невольно обернулся — по всему горизонту небо горело багровым закатным пламенем. Черное жало телебашни торчало посередине, разделяя закат на две половины.

— Ворота в рай! — воскликнул восхищенный Родионов.

— Э, не-ет, — протянул многоопытный Кумбарович. — В рай-то, Паша, ворота поуже будут. Значительно поуже. А вот в ад дорога широкая, вот что я тебе скажу…

— Такое чувство, что нынче произойдет нечто грандиозное. В планетарном масштабе, — не в силах отвести взгляда от зарева, заметил Родионов. — Такого неба зря не бывает.

— Может быть, теперь все может быть… — согласился Кумбарович.

В эту минуту подошедшая к ним буфетчица объявила, что буфет закрывается. На предложение подивиться необычному небесному явлению отозвалась совершенно равнодушно, глянула и молча удалилась к себе за перегородку.

Буфет был уже совершенно пуст, поднялись и Родионов с Кумбаровичем.

В этот день, несмотря на предположения собеседников, ничего в планетарном масштабе так и не произошло. Правда, ночью, когда Кумбарович уже задремывал, услышал он на лестничной площадке истошный женский вопль, который прекратился так же внезапно, как и возник.

Не поленившись встать, Кумбарович в полосатой байковой пижаме подкрался к двери проверить на всякий случай запоры, прислушался. Снаружи доносились звуки драматической приглушенной возни. Кумбарович постоял, пожал плечами и вернулся к жене.

— Что там? — сонно поинтересовалась жена.

— Душат какую-то сволочь, — пояснил тот.

— Раньше такого не бывало, — заметила жена.

— Что делать, что делать? — вздохнул Кумбарович и, вспомнив давешний разговор в буфете, добавил, — То ли еще будет. Спокойной ночи!

— Спокойной ночи, — ответила жена и отвернулась к стене.

Для Павла же Родионова ночь выдалась отнюдь не спокойной.

Когда он вышел из метро, рынок уже затихал. Торговцы укладывали нераспроданные за день товары в полосатые сумки, дежурные бомжи сгребали в кучу оставшийся мусор — картонные коробки, рваные газеты, кожуру от бананов, огрызки, смятый целлофан, доски, щепки и все это жгли тут же, посередине площади. Черный густой дым клубами поднимался в потемневшее небо. Закат уже отполыхал… Пахло кочевьем и дикой волей, пришедшей извне, из разбойничьих степей, где дымится сухой ковыль и воют на багровую луну темные волки…