Обнаженная модель - Страница 99

С этими словами он встал, пожал нам руки, пожелал доброго пути и удачи, давая понять, что аудиенция закончена.

Выйдя из кабинета, я тихо сказал Расулу:

— Мне показалось, что Марик даже не открывал папку с нашей рукописью.

— Володя, не бери в голову, «новым русским» некогда, они делают гешефт, — успокоил меня Расул.

По обыкновению, мы допоздна засиделись у Расула на кухне, за окном наступила ночь. Тимур и Влада, дети Нагаевых спокойно спали у себя в комнате. В домах напротив светились окна, не все москвичи спали в эту августовскую ночь. Неожиданно в тишине сначала раздался отдаленный слабый гул. Приближаясь, он нарастал, пока не превратился в оглушительный грохот.

— Что это? — спросила Алла.

— Похоже на звуки бронетранспортеров, и мне кажется, что они доносятся с проспекта Вернадского, — прислушиваясь к гулу, сказал я, — очень похоже на бронемашины морской пехоты. Мне это напомнило высадку десанта во время боевых учений в годы моей службы на Балтфлоте.

— Началось, — с тревогой сказал Расул.

— А что началось? — удивленно спросила Алла, — до парада седьмого ноября еще не скоро.

— Какой парад! Это войска стягивают в Москву для переворота.

— Как же вы сегодня полетите в Адлер?

Алла набрала справочную Внуково, внимательно выслушала ответ.

— Ваш рейс перенесен на сутки, — сказала она.

Весь следующий день телевидение показывало балет Петра Ильича Чайковского «Лебединое озеро».

В лайнере ИЛ-62 рейсом Москва-Адлер стюардесса разносила по рядам свежий номер газеты «Известия». Развернув ее, я узнал, какие из союзных республик поддержали победу Бориса Николаевича Ельцина.

— Наша Туркмения пока воздержалась, — сказал Расул.

В аэропорту Адлера нас встретил Гарик Хагуш.

— Что в Москве? — сразу после приветствия тревожно спросил он.

Я молча протянул ему газету «Известия».

— У нас в Гаграх абсолютный вакуум, мы ничего толком не можем узнать, по телевидение — сплошной концерт, — продолжал Гарик.

— Читайте, в газете все подробности. Скажу только, что победила демократия, — ответил Расул.

Мы сели в «Волгу», на лобовом стекле которой была табличка с надписью «прокуратура».

Выезжая из аэропорта, я увидел постового милиционера по привычке отдающего честь машине районного начальства.

На рассвете следующего дня мы уже ехали по дороге в сторону Пицунды, где располагался прямо у самого моря дом творчества Союзов кинематографистов.

Иван, так звали нашего бесстрашного и отчаянного шофера, недавно вернулся со срочной службы в армии.

— Ваня, где ты так лихо научился водить? — спросил я его, любуясь быстротой его реакции и уверенностью на дороге.

— В армии, Владимир Аннакулиевич. Там я закончил автошколу, и меня взял к себе водилой командир дивизии. Так до самого дембеля на генеральской «Волге» и откатал. Требовательный и строгий был у меня начальник, но справедливый. Обожал быструю езду.

Еще перед отъездом, пока Расул грузил кофр с камерой и штатив в салон «Рафика», Иван закрепил на лобовом стекле табличку «прокуратура», такую же, как и на «Волге» своего шефа Хабуша.

— Владимир Аннакулиевич, это наша охранная грамота от гаишников, а также от строптивых новых директоров курортов. Они понаставили шлагбаумов, будки с охраной, замки на воротах повесили, — пояснил он, — а наша табличка открывает любые двери.

Расул удобно развалился в машине, заняв сразу два сидения.

— Володя, а почему ты решил начать съемки с Пицунды? — Спросил он.

— По дороге в сторону Сухуми ближайшая курортная зона — Пицундский мыс.

Кроме того, в Доме кинематографистов я не раз отдыхал, знал тогдашнего директора, красивую грузинку средних лет. Она держала дом творчества в образцовом порядке.

Скоро наш «Рафик» свернул в сторону моря.

— Пицунда, — повернув голову, бросил Иван.

Я смотрел на мелькающие за окном пальмы, акации, сверкающее на солнце море и вспомнил, как я отдыхал в Пицунде, в Доме творчества с семьей. Раз мы решили прогуляться к окраине города, где сохранились дома на сваях, напоминая о том, что некогда эти места были заболоченными, и здесь свирепствовала малярия. Осушить эти места и превратить в курорты стоило больших усилий. Впереди на старой проселочной дороге мы увидели большую очередь, которая тянулась к просторной высокой металлической клетке с настоящей живой взрослой львицей. Там же находились хрупкая дрессировщица и фотограф с фотоаппаратом на штативе. В клетку, открывая решетчатую дверь, периодически заходили люди из очереди.

Увидев живую львицу, Вика потащила меня поближе к клетке.

— Папа, я хочу сфотографироваться с львичкой.

— Ты не боишься войти в клетку к хищному зверю? — спросил я дочку.

— Сначала ты, а потом я, ладно?

Мы встали в очередь, которая довольно быстро двигалась. Многие, особенно женщины и дети подойдя к клетке, отходили в сторону, не решаясь войти в нее. Когда очередь дошла до нас, я вошел в клетку, а Вика осталась, испуганно прижавшись к матери. Дрессировщица взяла у меня двадцать пять рублей и тихо сказала:

— Главное, не делайте резких движений и не вздумайте броситься бежать, это очень опасно. Правую руку положите на шею львице, а левой поднесите баночку сгущенки к ее морде, она будет слизывать молоко. Я отойду в сторону, а в это время фотограф снимет вас, после чего осторожно передадите банку мне и выйдите из клетки.

Укротительница постучала ладонью по крышке крепкого табурета, львица послушно поднялась на задние лапы, став выше меня ростом, и уперлась передними о табурет. Глаза львицы смотрели на меня совершенно равнодушно, что меня немного успокоило. Я дал полизать ей баночку, а тем временем правой рукой обнял мощную львиную шею.

— Это трюк не для слабонервных, — пронеслось у меня в голове.

Дрессировщица отошла в сторону, щелкнул фотоаппарат.

— Снято, — сказал фотограф, дрессировщица забрала банку, а львица спрыгнула и легка на лист фанеры в углу клетки.

На улице Вика бросилась мне на шею, она плакала и прижималась ко мне своим дрожащим тельцем.

— Вика, может вместе сфотографируемся в клетке на память? — спросил я ее.

— Нет, папа, не сейчас, потом, когда я буду большая.

— Хорошо, пойдем, я куплю тебе чучхели с орешками, быстрее вырастишь, и тогда мы с тобой вместе сфотографируемся с львичкой.

Наш «Рафик» уперся перед закрытыми воротами бывшего дома творчества. Раньше они всегда были гостеприимно распахнуты и готовы принять гостей, а над ними висела надпись «Добро пожаловать!». Выйдя из машины, мы увидели металлическую табличку, на которой грузинской вязью было что-то написано. Я посмотрел на Ваню, но он только пожал плечами и развел руками. Через решетку калитки на нас подозрительно смотрел охранник, который по-грузински что-то крикнул мальчику, из его слов я понял только одно слово: прокуратура. Тот бегом помчался к зданию и вскоре я увидел ту самую директрису, немного постаревшую, но еще со следами былой красоты. Мы подошли к открывшейся калитке.

— Здравствуйте, я узнала вас, — с улыбкой посмотрела на меня женщина. — Вы не раз бывали здесь, я даже помню вас с маленькой дочкой, в столовой вы сидели за столом вместе с оператором «Ленфильма» Розовским, не помню его имени, а вы Владимир, да?