Обнаженная модель - Страница 93
Быстро пролетел подготовительный период фильма, и группа приступила к съемкам. Одними из первых были отсняты караван верблюдов, идущий на фоне горной цепи Копетдага и небольшой автобус, едущий по пыльным горным дорогам. В салоне ПАЗика вместе с массовкой, изображавшей пассажиров, на первом сидении ехали и мы с режиссером Юрой Музыка, беззаботно беседуя и смеясь, выпивая из пластмассовых стаканчиков якобы спиртное, а на самом деле минеральную воду. Этот эпизод снимался с подачи Юры Музыки.
— Володя, пусть Юра Уланов снимет нас с тобой на память о нашей совместной работе, — предложил он.
— Я согласен, а что об этом, не очень скромном твоем предложении, скажет Уланов?
Оператор махнул рукой, одобряя режиссерскую затею, взял камеру и начал снимать с рук. Этот материал потом вошел в картину, правда, в сильно урезанном виде и стал своеобразным эпиграфом будущего фильма. По традиции кинематографа после съемок первых кадров картины режиссер на счастье разбивает фарфоровую тарелку, но так как нас было двое, мы взяли тарелку с двух сторон и с размаху ударили ею о ножку штатива. Но тарелка разбилась только на две части. Уланов сказал:
— Плохая примета, всего на две части раскололась. Обычно тарелочка разбивается на множество мелких кусочков, и участники съемки могут сохранить осколок на память. Я знаю ассистентку с «Мосфильма», у которой таких осколков целый мешочек.
Администратор разлил по стаканам горячее от раскаленного воздуха шампанское, которое растеклось по рукам густой липкой пеной.
Шла середина девяностых годов. Военнослужащие бывшей Советской Армии покидали территорию уже независимого Туркменистана. Вновь создаваемые вооруженные силы республики еще не успели заселить городок, и наша киногруппа расквартировалась в опустевшей гостинице воинской части. Офицерская столовая на пятый день нашего пребывания закрылась, а в единственном военторге на полках оставались только банки баклажанной икры и килек в томате. Хлеб продавался в определенное время и, как правило, когда вся группа была занята на съемках. На своей машине я ездил за продуктами в Ашхабад, иногда встречая прибывавших в аэропорт московских актеров, чтобы привезти их в военный городок.
Единственный автобус ПАЗ, который мы зафрахтовали на киностудии, нередко простаивал из-за отсутствия бензина. Возникали большие трудности при строительстве декораций на натуре, так как объекты были разбросаны по разным ущельям. Наша бортовая машина, доставлявшая строительный материал для декораций, с трудом пробиралась по горным дорогам и нередко застревала в горных ручьях, и тогда стройматериалы приходилось переносить на руках к местам будущих съемок. Главной проблемой было отсутствие профессиональных монтировщиков. Набирали молодых безработных парней из Гек-Тепе, которые не имели представления о том, что такое декорации, и как их строить. Они были рады немного заработать на хлеб. Обещанных профессиональных монтировщиков и бригадира-декоратора я так и не дождался. Пришлось самому руководить постройкой объектов, заниматься ликбезом с моими дилетантами. Я разрывался между съемочной площадкой и строительством декораций, зачастую тратя целый день, чтобы добраться с одного объекта на другой, и возвращался в наш генеральский особняк уже в конец измотанным. Там меня ждали оператор Юра Уланов и сорежиссер Юрий Музыка. Они также работали допоздна и возвращались со съемочной площадки усталые. Но на этом наш рабочий день не заканчивался, нам надо было еще обговорить съемки на завтра. Мы садились за стол, и наши посиделки затягивались далеко за полночь. Моим частым отсутствием на съемочной площадке был недоволен оператор.
— Володя, — в запале говорил Юра, — я понимаю, что в этом бардаке, в который мы все попали, тебе необходимо быть и на строительстве декораций, и со мной у камеры. Но я без тебя не хочу ставить кадр. Толя Котинёв каждый раз спрашивает, будешь ты или нет. Так что давай, старик, появляйся чаще. Мы ждем тебя.
— Юр, — отвечал я, — есть же и еще один режиссер, с которым ты можешь также работать и общаться, как и со мной. Ты пойми, если мы в срок не закончим строительство декораций, то съемка вообще остановится. А мне приходится работать с совершенно непрофессиональными людьми, буквально с азов разжевывая, как и что надо делать.
— Я прекрасно все понимаю, но, пожалуйста, я тебя прошу, по возможности будь с нами, я чувствую себя спокойно, когда ты, Володя, рядом со мной и мы вместе ставим кадр, — умолял Уланов.
Музыка напомнил:
— Время позднее, у нас завтра сложная съемка. Мы снимаем с самолета движение конной и пешей колонны душманов по ущелью, обстрел самолета душманами и ответный огонь с воздуха по ним. Пиротехники уже подготовили ленты с холостыми патронами и взрывпакеты. Я буду работать с массовкой на земле, а ты, Володя, с оператором будешь с самолета снимать пролет и обстрел душманов. Если у тебя есть желание остаться на земле, тогда я буду в самолете с оператором.
— Нет, нет, — категорично отрезал Уланов, — я с Володей буду в самолете.
— Хорошо, — соглашаясь, махнул рукой я, — буду с оператором в самолете, а на декорацию пошлю нашего администратора, чтобы он проследил за ребятами, иначе они разбегутся по своим аулам.
Музыка посмотрел на меня, вздохнул и сказал:
— Понимаю, тебе тяжело без профессионального декоратора и ассистента. Приходиться разрываться на два фронта. Другого выхода, к сожалению, у нас нет. Завтра надо обязательно отснять этот сложный объект с душманами, потому что самолет мы больше не получим, да и дорого обходится воздушная техника.
Говоря это, Музыка покрутил пальцем в воздухе. Мы все посмотрели на потолок, словно прощались с самолетом, после чего я сказал:
— С утра мы снимем прыжок с парашютом спортсмена, дублирующего нашего Толю Котинёва. Дублер просит скорее отснять и отпустить его, потому что у него начинаются соревнования. Только после этого будем снимать бой с душманами, и если все пройдет, как задумано, тогда отпустим самолет. Главное, чтобы мы не залетели на крупную сумму, задерживая самолет. Нам этого Додик не простит.
Юра Уланов искоса посмотрел на меня, пальцем погладил свои седые усы и сказал:
— Да, деньги тают как снежные вершины Копетдага, высыхают как ручьи Каракумов. Если так будет продолжаться и дальше, мы не только самолет не сможем оплатить, но даже рассчитаться с массовкой и актерами.
— А впереди еще съемки с вертолетов. А это выльется в кругленькую сумму, — напомнил я.
— Да, — грустно сказал Музыка, — если Додик в своем кожаном портфеле не привезет деньги из Москвы, то не только зарплату артистам, но и всю группу оставим без суточных, не говоря уже о вертолетах.
— Чувствую, катастрофа приближается! — ответил я, — без денег нас и из городка попросят. Ну, да ладно, а сейчас давайте займемся делом, пока еще есть силы, засядем за экспликацию эпизодов на завтра.
Началась наша обычная застольная работа. Обговаривался каждый кадр, и я тут же его зарисовывал на бумаге фломастером, рисовал что-то в своем альбомчике и Музыка. Обсуждая план на завтра, каждый вносил свои предложения и поправки. Наши споры, порой, срывались на ругань, но к счастью все заканчивалось благополучно, без жертв.
Как-то Анатолий Котинёв, в один из свободных от киносъемок дней пригласил меня в свою комнату.
— Володя, — несколько смущаясь, сказал Анатолий, — я иногда пишу этюды и натюрморты, это, как говорится, мое хобби. Одним словом я люблю живопись, и в свободное время пишу маслом.