Обнаженная модель - Страница 102

— Расул Гаджиевич, снимите джинсы, а то простудитесь, — предложил Иван, — я их положу на горячую торпеду у лобового стекла, и они успеют просохнуть, ехать еще порядочно.

Из-за дождя лобовое стекло машины покрылось мелкими капельками, стало почти ничего не видно, и Иван включил дворники.

— Расул, — поторопил я его, — пока машина едет, сними кадры через лобовое стекло.

— Я мокрый, без штанов сижу, а ты все снимай да снимай, может, хватит на сегодня! И машину трясет, потом выбросишь в корзину этот материал. Нам нужны курорты Абхазии, а не стадо коров и мокрое лобовое стекло, да еще бегающий дворник, огрызнулся Расул, беря в руки камеру.

— Нагаев, даю тебе честное слово, что все эти альпийские кадры обязательно войдут в картину, — успокоил я его.

— Ладно, — махнул рукой Расул, и начал снимать.

Вскоре мы подъехали к огромному деревянному строению. Иван заглушил мотор и сказал:

— Вот и приехали.

Навстречу нам вышли улыбающийся Гарик и высокий, худощавый молодой мужчина, совершенно не похожий на городского интеллигентного Гарика. Он был сдержан и молчалив. Пожав нам руки, пригласил в дом.

Оставалось два съемочных дня. Чтобы снять панораму пицундского мыса со стороны моря, я решил использовать скоростной катер, двигаясь на нем с большой скоростью вдоль побережья. Это явилось бы продолжением отснятого накануне из окна мчащегося автомобиля вида набережной Гагры: мелькание городской зелени и домов заканчиваясь романтической «Каравеллой» с ее высокими мачтами и форштевнем, устремленным в морскую даль. «Корабль» словно отрывал нас от берега и уносил в неведомые просторы. Эти два проезда — вид города с набережной и панорама Пицундского мыса с моря — должны были слиться в единую беспрерывную композицию, показывающую красоту Абхазского побережья.

Мы обратились к Хагушу:

— Гарик, выручай, нам нужен катер, желательно быстроходный глиссер.

— Попробую вам помочь. Позвоню на Пицунду и закажу судно на утро, на рассвете выезжаем, так что будьте готовы. Девочки и Славик поедут с нами?

— Нет, для них съемки закончены. Передай им нашу благодарность. Как только фильм будет готов, пришлем нашим дорогим актерам по кассете каждому.

— Все, договорились. До завтра.

Вернувшись в гостиницу, мы с Расулом решили перекусить в знаменитой «Каравелле». Это огромное деревянное судно цвета мореного дуба с высокими мачтами, реями и полным такелажным снаряжением имело внушительную задранную корму. Форштевень в носовой части условного корабля был обращен к морю. Ресторан крепко стоял на берегу, и только при хорошем воображении можно было представить себя матросом флотилии Христофора Колумба.

— Чтобы поверить, что мы идем по океану открывать Америку, надо принять приличную дозу на грудь, — наливая из графинчика водку, мечтательно произнес Расул.

— Да, уж, мне как бывшему моряку трудновато убедить себя, что я на настоящем корабле, но запечатлеть это фантастическое сооружение надо, на всю Абхазию — это единственный корабль ресторан, на котором уйти в море нельзя, а напиться очень даже можно.

— Так за это и выпьем, — Расул опрокинул стопку и прямо с шампура сдернул зубами кусок шашлыка.

— Ты уже вошел в роль морского волка, мясо рвешь зубами, — съязвил я.

Дожевав, он сказал:

— А «Каравеллу» обязательно обсосу объективом, и даже с разных точек, но только потом.

Ближе к вечеру мы решили искупаться на гагринском пляже.

— На всякий случай возьми камеру, у меня мелькнула мысль снять заходящее в море солнце, и если получится интересно, это и станет финальными кадрами нашей картины.

— Годится, хорошо придумал, но для этого придется взять с собой штатив, без него не получится, нужна абсолютная статика, это почти комбинированные съемки и малейшее дрожание исключается полностью. Конечно, я попробую, но за результат ручаться не могу.

— Ты возьми камеру, а я захвачу штатив.

Расул взял камеру. Мы прошли опустевшим рынком, пересекли набережную и оказались на безлюдном пляже. Лежа на топчанах, загорали две девушки.

— Здравствуйте, девочки, — обратился я к ним, — не хотите ли сняться в кино?

— Это что, шутка или способ знакомства? — спросила полногрудая блондинка, вставая с топчана. Она ладонью прикрыла лицо от косых лучей слепящего солнца и начала оценивающе меня рассматривать.

— Сниматься в кино — это не шутка, это серьезно, и познакомиться хотелось бы.

Блондинка протянула руку:

— Меня зовут Р., а мою подругу называйте Т.

— Забавно, у нас все гораздо проще, я — Владимир, а моего друга зовут Расул. Ну что, согласны?

— Увидеть себя на экране — разве от такого отказываются, — вставая с топчана, сказала Т.

— Вот и славно. Давайте разыграем небольшую сценку. Вы, девушки, отдыхаете на топчанах, загораете.

— Как, одни? — игриво спросила меня блондинка.

— Пока одни, — парировал я, глядя на нее, — по моей команде вы, Р. встаете и направляетесь к морю и, проплыв метров шесть, возвращаетесь на берег, красивой походкой идете к подруге. К вам, девочки, убедительная просьба, ни в коем случае не смотрите в объектив камеры, все надо проделать естественно, без напряжения. Когда я скажу: «Начали», — вы сделаете все то, о чем мы с вами договорились. В это время очаровательная Т. продолжает лежать на топчане и перелистывать рекламный журнал.

Расул взял в руки камеру.

— Мотор. Начали, — сказал я.

Когда Р. вернулась к топчану и взяла полотенце, я спросил Расула:

— Второй дубль нужен?

— Нет, все в порядке, осталось только отснять укрупнения.

— Девочки, не расслабляйтесь, сейчас оператор снимет вас крупным планом, это нужно для монтажа.

— А, монтаж! В каком-то кино мы это уже слышали: «Хочу монтаж», — и они дружно засмеялись, — снимайте, мы согласны.

Расул снял несколько средних и крупных планов наших добровольных «актрис» и поблагодарил:

— Все, снято, спасибо девочки.

— Это уже конец фильма? А как же монтаж? — несколько разочаровано спросила блондинка.

— Монтаж будет в Москве. Оператор вас запечатлел и теперь вы навсегда останетесь юными, красивыми и счастливыми. Большое вам спасибо, вы прекрасно поработали, а нам еще надо успеть снять заходящее солнце, — поблагодарил я девушек.

По пляжу одиноко бродил фотограф, обвешенный фотокамерой, штативом и надувными расписными резиновыми игрушками. У кромки воды маленькие дети перебирали гальку и бросали камушки в море. К вечеру Расул установил камеру на штатив. Солнце своим багровым диском начинало опускаться в море, окрасив небо и воду, сверкающую золотыми всполохами, в фиолетово-розовые тона. Эта сказочная красота померкла, как только море поглотило солнце. Все краски потухли, море и небо слились, окрасившись в серо-синий пепельный цвет. Расул выключил камеру.

— Снято, но предупреждаю, за качество не ручаюсь, — сказал он.

Ранним утром следующего дня мы сидели в быстроходном морском катере, за штурвалом которого был сам Гарик. Он ловко управлял глиссером. Белый мощный бурун шлейфом тянулся за кормой. Пейзаж был наполнен голубым воздухом. Над реликтовым сосновым бором стояло солнце, окрашивая его в утренний розовый цвет. Вода, сверкая дрожащими искрами, отражала солнечные лучи.

Расул удобно примостился на корме и снимал панораму Пицунды, небоскребы, многоцветные монументальные мозаики и скульптуры Зураба Церетели. Иногда оператор вставал в рост, и я, подстраховывая, держал его за пояс. Порой он переходил с кормы на переднее сидение, стараясь поймать в кадр улыбающееся лицо Гарика, и при этом не упускал панораму берега. А то неожиданно направлял объектив в морскую даль и, медленно опуская камеру, снимал пену за кормой. И только когда Гарик направил катер к причалу, Расул поднял камеру к небу, чтобы завершить съемки мощными кучевыми облаками. Одним словом, камера в руках оператора была раскованной, и было видно, что это доставляло ему большое наслаждение. Я испытывал удовлетворение от того, что оператор выполнил задачу, поставленную мною перед выходом в море. Когда мы сошли на берег, я обнял его и сказал: