Обманутые скитальцы. Книга странствий и приключений - Страница 48

А сколько можно было бы назвать спасенных музеев, библиотек, заповедных уголков древних городов, жемчужин зодчества… А восстановление доброго имени многих людей, деятелей культуры и науки, впавших в незаслуженное забвение, в опалу при жизни или после смерти! — и все это делалось человеком, не занимавшим никаких высоких постов, просто писателем, не обладавшим никакими «полномочиями — да еще и в те времена, когда любой подобный почин мог обернуться самыми тяжкими последствиями для того, кто его проявлял. Сергей Марков был по натуре своей государственным мужем, державным человеком, мыслившим категориями столетий. «Живем столетьем — не одним мгновеньем», — сказано им в стихах. «Следопыт веков и тысячелетий — так назвал его А. Югов, писатель-патриот и историк. Но это было «следопытство» особого рода:

Его поиск в глубинах истории был прежде всего исканиями высшей человеческой духовности, мужества, доброты, жажды созидания, любви. Это был поиск не книжного затворника, не беспристрастного академического исследователя, а — поэта.

…Устроение земли. Землеустроение. Созидание мира — во всех смыслах этого древнего и многозначного славянского слова… Думается, сказанного мною (не говоря уже о самой книге) достаточно для того, чтобы читатели захотели узнать о том, как сложился жизненный путь Сергея Маркова, каковы реальные истоки и корни его творчества. Как говорится, «откуда он пошел» и как он пришел к созданию и «Обманутых скитальцев», и других увлекательных и ярких повествований о судьбах россиян былых времен, об их борениях, об их стремлении обустроить этот — до сих пор несовершенный — мир, эту землю.

Раскрывая страницы жизни писателя, я должен прежде всего сказать, что слово «землеустроение» было одним из первых, услышанных им в самые ранние годы, — не потому ли и стало одним из самых путеводных в его многотрудном бытии. Он родился 12 сентября 1906 года на костромской земле, в древнем посаде Парфентьев — в семье землеустроителя, землемера… Вот несколько строк из воспоминаний писателя об отце и о детстве:

«Он межевал земли Северных Увалов, пространства между Унжей и Неей в Кологривском уезде. Высокий, светлоусый, голубоглазый, он почти все лето проводил в поле. («Поле — термин геологов и геодезистов — именно в этом значении он вошел в сознание С. Маркова — будущего рудознатца. — С. З.) Осенью и зимой отец занимался составлением чертежей и планов. В его кабинете тихо пела горелка калильной лампы, и ее сквозной колпачок излучал ровный голубоватый свет. Детское сознание мое не скоро озарилось мыслью, что красивые разноцветные знаки на отцовских чертежах неоспоримо связаны с приметами живой природы.

Отец, изучая чертежи старых землевладений, знал удивительные парфентьевские истории. К примеру: на наших землях в XVII веке испоместили выходцев из Шкотской земли — Лерманта да Рылента. Жили они на наших грибах и толокне, приняли русские обычаи, и этих выходцев могли бы и забыть, да ан нет! Странствующие шотландцы основали у нас дома Лермонтовых и Рылеевых…»

Так началась для юного Сергея Маркова История, так началась для него Россия — в самом раннем детстве, на той глубинной и заповедной земле, о которой А. Мельников-Печерский писал: «Там Русь сысстари на чистоте стоит»… Почти классическое, идиллическое начало жизни русского дворянина-интеллигента былых времен: родовой семейный очаг, любящие родители, богатейшая отцовская библиотека, природа, старинный глухой край, мужицкая, лесная и торговая Русь вокруг…

Затем будущий писатель вместе с отцом, которого «повышали в должности» как опытного землеустроителя, вместе с другими старшими (каждый из которых дал ту или иную черту героям его грядущих книг) живет в Вологде. Бабушка, коренная вологжанка, «родившаяся при Батюшкове» (и этот дивный и печальный гений тоже войдет в стихи Маркова), ведет маленького внука в «синематограф», где показывают одну из первых отечественных кинокартин — о гибели Ермака. И начинается пока еще наивное, но жаркое увлечение мальчика стариной. Писатель вспоминал об этом так:

«Этот случай повлек за собой расспросы о Ермаке, а позже — поиски книг, в которых были описаны его великие подвиги. Так бессознательно я прикоснулся к первому звену волшебной цепи, которая не переставала меня волновать и в зрелом возрасте. Сама собой пришла, захватив все мое существо, могучая народная песня о Ермаке, слова которой написал Кондратий Рылеев — потомок костромского Рылента. Я узнал, что Вологда, Великий Устюг, Тотьма, Сольвычегодск были колыбелью продолжателей дела Ермака, проложивших отсюда путь в Сибирь, на Камчатку, Чукотку и Аляску, а оттуда — в Британскую Колумбию, на Гавайские острова…»

«Волшебная цепь — сущность самой жизни Сергея Николаевича Маркова. Началась она на его северной родине, а продолжалась до конца его дней, и сам он ковал ее звенья, и не было в ней ни одного лишнего звена, и самые дальние из них «перезванивались» друг с другом. (Не чудом ли была встреча ссыльного писателя в 1933 году с «президентом Новой Земли», великим ненецким живописцем Тыко Вылкой: репродукции его картин С. Марков видел в «Ниве» и в других журналах своего детства, и они зажгли в нем интерес к Арктике, интерес, который воплотился во многих страницах его творчества.)

Потом было недолгое пребывание в вологодском городке Грязовце (позже в стихах поэт назовет его Снеговцем), поступление в гимназию… Знакомство с кружевным промыслом, с мастерами резьбы по дереву. «Жил я в детстве — как в какой-то сказке, где вокруг было, сплошное кружево — тканое, деревянное, серебряное», — говорил поэт…

А потом эта северная сказка детства резко оборвалась. Волны революции и гражданской войны подхватили семью Марковых и понесли ее на восток страны. Вначале, в 1917 году, отца перевели в Верхнеуральск, а позже — не всегда вольны тогда были люди выбирать свой путь — вместе с отступавшими белыми частями он был вынужден уходить на юг, в казахские степи… И восходит над судьбой юного Сергея «звезда скитальчества», светившая ему всю жизнь.

1919 год. Степной Акмолинск. Там Сергей Марков осиротел: вначале от тифа умирает отец, потом и мать. Тринадцатилетний подросток становится кормильцем семьи, на его руках остались несколько братьев и сестер. И тут начинают включаться в действие первые «звенья волшебной цепи». Отец Маркова учился в некогда знаменитом Межевом институте (а до того — в Казанском университете), и благодаря ему он соприкоснулся еще в детстве и в отрочестве с людьми из самых противоположных «лагерей». Уникальнейшим образом с самого начала судьба писателя пересекалась и переплеталась во времени и в пространстве с судьбами носителей столь разных взглядов на мир, что представить этих людей рядом можно было только в одной ситуации — в бою друг против друга (как оно часто и случалось на деле), а вот Сергей Николаевич и в юные годы, и в зрелости мог ладить с ними. И причиной тому была вовсе не некая «всеядность» Маркова — о нет, было очень немало и тех, кому он не подавал руки даже тогда, когда это могло спасти его жизненное благополучие, а то и гораздо большее. Конечно, прежде всего он был художник, и художническая любознательность, стремление познать мир во всех его красках и оттенках, а не только черно-белым (или «красно-белым»), нередко подвигало его чуть не в пекло… Но большинство людей, интересных ему, были объединены одним чувством — любовью к России. Да, любовью к своему Отечеству, страстным желанием возвысить его, защитить от разрушения, просветить народ, вложить свой вклад в его славу, усовершенствовать его мироустроение… Иное дело: у каждого из них было свое понимание России, ее путей развития. Точней сказать: у каждого из них была своя Россия. И за это свое многие из них были готовы и на дыбу, и на плаху, и на смертный бой, и на долгий, упорный и кропотливый труд. Так было и с людьми дальних времен, становившимися героями стихов, прозы и научных исследований С. Маркова, так было и с его современниками. Так что есть чему нем, живущим во времена новой смуты, поучиться, читая книги этого подвижника…