Обман (СИ) - Страница 1

У всего в жизни бывает предел.

Это я поняла на втором курсе юридического, когда узнала, что за моими в легкую сдавшимися экзаменами у самого строго препода, стоит… мой папа. Пока придирчивый старикашка чихвостил в хвост и гриву всю группу, мне «милостиво» разрешили сказать ровно три предложения на первый из трех вопросов, и со словами: «Все бы так учились!» отпустили на все четыре стороны. Нет, я, конечно, была еще той заучкой и никогда не прогуливала лекции, но проблема в том, что нас таких заучек на потоке было достаточно, а суровая чаша обошла только меня.

Помню, пришла домой, устроила родителям грандиозный скандал и со словами: «Я буду жить самостоятельно!» выпорхнула из отчего гнезда. Налегке. В самый снежный и морозный январь за последние пятьдесят лет.

— Вера, мы с папой ждем тебя на юбилей, — говорит мама в трубку, пока я предаюсь внезапному приступу ностальгии. — Придут Семеновы. С сыном. И Волковы.

— Тоже с сыном? — не пытаюсь скрыть иронию. — Ма, а ты знаешь, как устраивались браки в средние века? Заказывали придворного художника, он рисовал портрет, и потенциальные супруги обменивались рукотворными фотками.

— Я совершенно не понимаю, куда ты клонишь, — степенно говорит мама. Сказывается прошлое пианистки: она даже в ванну входит как-то по-особенному, а уж у плиты точно как у рояля. — Это наши старые друзья, а Толик… Толик, Толик… Что за Толик?

Я пытаюсь вспомнить сына Семеновых, но он у них, кажется, то ли Саша, то ли Сеня. В общем, точно не Толик. Значит, Толик у Волковых. Господи боже, это тот самый Толик, который в тридцать отрастил живот, словно в анекдоте про арбуз и сухой хвостик? Мое громкое «хмммм!» привлекает внимание прогуливающейся рядом женщины с коляской, и ответное мамино:

— Толик очень над собой работает.

— У него фигура как у качка?

— Что? — переспрашивает мама, хоть мы обе знаем, что она достаточно придвинутая, чтобы понимать, о чем я.

Но все же не могу отказать себе в удовольствии и поддернуть ее острой шуткой.

— Ну, качка. Стал таким, как один из тех парней, на которых ты подписана в инстаграмм.

Если так, то я, пожалуй, дам Толику шанс. Правда, кажется, у него еще были проблемы с кожей, и желтые зубы…

— Он сейчас очень хорошо зарабатывает и вот-вот займет кресло своего отца.

— Я тоже сейчас неплохо зарабатываю, — не без удовольствия отвечаю я.

Нет, конечно, точно не так же, как Толик — его отец владеет долей в каком-то прибыльном бизнесе — но зато мне хватает на съемную «однушку» в хорошем районе, на нормальную одежду и косметику, и даже остается, чтобы откладывать на машину. С последней, правда, ждать еще года три, но терпения у меня всегда было в избытке. Хотя, и не в деньгах самое главное. Работая на Клеймана я получаю что-то гораздо большее — бесценный опыт. Год-другой — и займусь своей практикой, как взрослая. Жаль, что к тому времени родители точно заочно выдадут меня замуж. За кого-то вроде Толика. Бррррр!

— Я приду на юбилей, — взяв себя в руки, доброжелательно отвечаю я. В конце концов, я личная помощница Антона Клеймана, и за годы работы с ним у меня теперь железные нервы и стальное терпение. — Передай папе, что я его очень люблю.

Мама оттаивает, щебет на прощанье какую-то сентиментальную ерунду и когда ее голос начинает дребезжать, я быстро прощаюсь и разрываю связь.

Нет, я очень люблю своих родителей, потому что кроме них у меня больше никого нет, и потому что, хоть они и одержимы желанием превратить меня в мужнюю почтенную домохозяйку с выводком детишек, именно мои родители сделали меня той, кто я есть: целеустремленной карьеристкой с несгибаемым характером. Если и есть что-то в этом мире, способное пошатнуть мою уверенность в себе, так это мамины слезы. Поэтому я принимаю их дозировано, чтобы не заржаветь и не сломаться внутри.

В офисе сегодня тихо — редкое явление. Я ставлю на стол стаканчик с крепким кофе для начальника, проверяю ежедневник, делаю несколько звонков — напоминаю клиентам о встречах и еще раз согласовываю время. Делаю свою повседневную работу. До новогодних праздников еще две недели, но я больше всего люблю именно это время: людям перед праздниками даже разводиться неохота. Хотя, конечно, экземпляры попадаются всякие.

Через полчаса я уже жалею о том, что позволила себе расслабиться. Начальник появляется в офисе злой, как черт и, наученная горьким опытом, я тихонько отсиживаюсь за своим рабочим столом, делая вид, что снова зубрю базу законов. На самом деле, у меня все от зубов отскакивает, и Антон это точно знает, как и то, что я никогда не буду валять дурака, если не переделала всю работу до последней бумажки.

— В три у нас будет посетительница, — говорит Антон, накидывая пиджак, чтобы выйти покурить. — Особенная.

Это что-то вроде кодового обозначения для особо нервных клиенток, с которыми нужно держаться максимально корректно и сухо, выдерживая самый деловой тон. Не люблю таких: обычно с ними больше всего проблем. Но кто я такая, чтобы давать советы Большому Б[1]?

Но эта клиентка превосходит даже мои самые «смелые» ожидания. Она врывается в офис в густом аромате корвалола и швыряет в меня соболиной шубой, которая весит столько, что я с трудом держусь на ногах. От шубы несет табачным дымом. Что у людей в голове?

Портить шикарный мех такой дрянью.

Она торчит в офисе почти до шести — без малого четыре часа, два из которых очень театрально, со всей атрибутикой в виде заломленных рук и слез пересказывая историю своего брака. На чем свет стоит поносит мужа-кобеля, уверенная, что она — единственная женщина с такой тяжелой судьбой. Даже Клейман начинает краснеть, когда она снова и снова перебивает его попытки перевести разговор в деловое русло, и, кажется, по третьему кругу начинает пересказывать сцену, когда застукала своего мужа с любовницей в их «семейном ложе». Забавно, что каждый раз в истории появляется целая куча противоречащих друг другу подробностей.

В конце концов, Антон все-таки справляется с ней, они даже обговаривают основные моменты и детали, на которые можно надавить, чтобы отсудить о нерадивого мужа побольше «морального ущерба». Потом Большой Б уходит, потому что срочно понадобился жене, а я остаюсь, чтобы закончить с формальностями и навести порядки: после Рогоносицы в офисе остался не только дым столбом, но еще и куча чашек с крепким кофе. Она поглощала его в таких количествах, что я просто не успевала мыть.

О том, что у папы сегодня юбилей и я пообещала быть, вспоминаю только в семь, да и то после настойчивой вибрации телефона: уже десяток пропущенных от мамы и я просто не рискую брать трубку чтобы не нарваться на поток упреков. Она — хорошая мама, но иногда просто не понимает, что у карьеристов вроде меня работа всегда будет на первом месте. И это никак не связано с тем, что я не люблю свою семью.

Приходиться написать сообщение, что я застряла на работе, как всегда, сослаться на тирана-начальника, и пообещать приехать даже если продеться добираться вплавь через Северный Ледовитый.

И я почти успеваю собраться за десять минут, когда на пороге офиса появляется лучший друг Большого Б. На этот раз даже без компании стрекоз, колибри и прочих разноцветных пташек, что само по себе странно.

Черт, как же я его не люблю.

Снова придется корчить тихоню, пускать фальшивые слезы и закрываться в туалете, лишь бы поскорее отстал, пока я не вышла из образа обиженного Синего Чулка и не наговорила того, что приличным девушкам лучше держать при себе.

— Привет, Молька! — широко улыбается Марик, и успевает перегородить выход рукой.

Черт, что же ты такой огромный? — Куда спрятала своего начальника?

«В клатч, конечно же, два часа трамбовала!» — мысленно язвлю я, но вовремя вспоминаю о маскировке. Втягиваю голову в плечи, опускаю взгляд и делаю три шага назад. Марик тут же пользуется моим бегством, заходит в офис и осматривается по сторонам. Когда Антон на месте — вешалка всегда занята его верхней одежде, и чтобы понять, что друга нет, достаточно одного взгляда. Мистер Бабник как раз туда и смотрит, значит, через пару секунд сделает выводы и уйдет.