Обитель Варн - Страница 96
тобой. Говорю же — только за ней. Но сейчас вижу, ваши отношения… хи-хи…
Короче, ситуация под контролем. Мешать не буду. Ты голоден? У меня есть, что
предложить для уважаемого мной вожака…. А Юэифас чудо, как хорош. Омлет. Как
ты его поймал?
Бэф прищурился на наглеца:
— Он занял удачное для меня положение. Встал под отвесную скалу. Я удовлетворил
твое любопытство?
— А?… Да.
— Тогда до свидания.
— Еще один вопрос, если позволишь: как долго планируешь развлекаться? Я к тому,
что место негостеприимное, игрушка, хоть и занимательная, но неподходящая.
Девочка — солдатик, а пистолетики у нее всамделишные.
— Тебе ответить или сам ответ придумаешь? — предостерегающе прошипел вожак.
— Сам, — тут же все понял Урва и выставил ладони, успокаивая Бэф. — Не смею
тебя больше задерживать. Уже исчез, — взлетев, растворился в ночи.
`Хитрец и проныра', - качнул головой Бэф и вернулся к Лесс.
Два дня, что они провели вместе в замкнутом пространстве, по милости непогоды,
настолько сблизили их, что Бэф больше не сомневался в правильности своего
решения остаться с Лесс до конца пути.
Девушка заинтриговала его. Ее оптимизм и вера в то, что все будет хорошо, при
том, что это самое `все' на данный момент хуже некуда, поражала и заражала.
Нежная забота, рождала еще большую нежность. Остроумные шутки и смех, ответное
веселье. Кто кого развлекал и отвлекал от плохих мыслей, Бэф не понял, но
проникся. И принял Лесс безоговорочно, доверял, как, пожалуй, не доверял и
сородичам. Легкомысленность? Но как приятно чувствовать себя безрассудным,
пылким любовником, а не обремененным властью и долгом вожаком. Не кормить ложью,
не вкушать ее в ответ. Быть откровенным, открытым и получить в дар туже
откровенность и доверие.
- `Мне нравится, что вы больны не мной, мне нравится, что я больна не вами, что
никогда тяжелый шар земной не уплывет под нашими ногами. Мне нравиться, что
можно быть смешной, распущенной и не играть словами, и не краснеть удушливой
волной, слегка соприкоснувшись рукавами', - продекламировала Лесс утром
третьего дня, собираясь в путь. Она натягивала ботинки, шепча себе под нос
строчки стихотворения, а Бэф внимательно слушал, придерживая девушку за плечи.
Она повернулась, и с легкой печалью, глядя в глаза мужчины, закончила. — `Спасибо
вам и сердцем, и душой за то, что вы меня — не зная сами — так любите, за мой
ночной покой, за редкость встреч закатными часами, за наши не гулянья под луной,
за солнце не у нас над головами. За то, что вы, увы, больны не мной, за то, что
я, увы, больна не вами… Пойдем? Пара дней и будем дома.
— Надоел тебе?
— Нет. Но нужно двигаться. Организм не железный. Ему топливо требуется,
прозаическое. Любовь на завтрак и ужин…
— Утомила?
— Больного. Которому можно поставить памятник за геройский подвиг, но
желательно, при жизни.
Девушка встала, расстегнула ремень, перекинула через плечо бинокль и подняла
куртку:
— Одевайся, Бэфросиаст. Буран кончился, но магнолии еще не цветут.
Спорить граф не стал, накинул куртку на плечи и под видом тяжелобольного припал
к девушке, укутывая ее своей рукой и курткой. Хитрости Лесс не заметила.
Они с затаенным сожалением, одним на двоих, покинули пристанище и двинулись в
путь. Дорога через снежные заносы и каменные уступы была нелегкой, и ближе к
обеду Бэф понял, что переоценил свои силы и недооценил мужество маленькой
женщины.
Варн сел на занесенный снегом камень, припав спиной к валуну:
— Извините, Лесс, мне нужно минут десять, если вас не затруднит.
— Конечно, отдыхайте. Спешить некуда. Мы в любом случае успеваем, — села рядом,
заботливо укутывая его курткой. Было видно, что и она не прочь отдохнуть.
— Вы совершенно выбились из сил. Просто невероятно, как вы смогли прошагать
столько километров и тащить такого здоровяка, как я.
— Не такая я хрупкая, как вам кажется. Тем более, что сейчас-то вспоминать?
Самое трудное позади, теперь ты на ногах. И если не трудно, перестань выкать,
напрягает.
— Трудно, но постараюсь.
— Воспитание.
— Нет, уважение.
— Польщена, — с непонятным сарказмом заметила Лесс. — Осталось добавить, что
ты будешь помнить меня всю жизнь, и благодарность твоя не будет иметь границ.
Разумных, конечно. Цену назовешь, да? Повесишь два кило лапши о тех светлых
часах, что мы провели вместе в райских кущах снежного бурана…
— Что на тебя нашло? — спросил тихо Бэф, притягивая девушку к себе. — Ты чем-то
огорчена?
Он еще спрашивает! Да. Да! — хотелось крикнуть ему в лицо. А смысл? Бэф ни в чем
ни виноват. Это она недооценила свое сердце и третий раз наступила на грабли.
Игорь — детство. Игнат — скорее увлечение. Этих двух просто забыть, потому что
легко возненавидеть. Бэф же другой и словно не от мира сего. С ним Лесс
чувствовала себя свободной, действительно любимой. С ним она общалась как сама с
собой, без оглядки открывая каждый уголок своей души. Глупость? Недальновидность?
Да. Но такая приятная, что сил нет противиться. Давно она не чувствовала себя
просто женщиной, человеком. Не марионеткой, не средством, не оружием — живым
человеком, со своими пусть тривиальными страхами, желаниями, мнениями. И он
понимал ее, принимал, какой есть, и казалось, привязался к ней, нуждался не как
в сиделке, а как в любимой. И так хотелось верить вопреки всем доводам и
запретам в бесконечность этих отношений и даже мечтать о совместном будущем, в
котором оба не мыслят и дня друг без друга.
Очередная иллюзия? Пусть. Но именно ее Лесс особенно жаль.
— Извини, расклеилась я что-то.
— Устала.
— Да, — вздохнула тяжело. — В детство вернулась, где веры — море, а угол
реального взгляда на жизнь — нулевой.
— Лесс, ты можешь выйти из игры?
— В смысле?
— Уйти совсем, сейчас, со мной.
Девушка внимательно посмотрела на мужчину и невесело хмыкнув, отвернулась, пряча
горечь, появившуюся в глазах:
— Спасибо, конечно… Огромное спасибо, Бэф, но `я живу, как кукушка в часах,
заведут, и кукую, знаешь, долю такую, и врагу, пожелать не могу'.
— Знаю. Вырваться трудно…
— Почти невозможно.
— Я могу помочь. Серьезно, Лесс.
Лиса покосилась на него: