Обитель Варн - Страница 107

— Закрыть дело за невменяемостью совершившего преступление. Отправить Лису на

принудительное лечение в госпиталь. Чтобы через три-четыре месяца ее можно было

списать и отпустить домой.

— С клеймом шизофреника? Удобно. Одним взмахом три точки: на агенте, на

свидетеле преступления офицера, на неприятностях. Хотите лишить Лесс голоса? И

забыть про дела Гнездевского.

— Есть еще два варианта: расстрел за содеянное или долгая, долгая служба в

дисбате где-нибудь в песках и прериях, где из живности, кроме Лисы, сотня

отмороженных головорезов, — и добавил, видя, как закаменело лицо Рицу. — Мне

лично первый вариант больше понравился. Именно потому, что делишки Гнездевского

я без внимания оставлять не собираюсь. Мне и как человеку противно, и как

офицеру, тем более. Мундиром подлости прикрывать, черня своих товарищей, честных

ребят, я никому не дам.

Бэф недоверчиво посверлил полковника взглядом, подумал и рискнул:

— Три месяца, полковник. Только три.

— Трудно, но… хорошо.

— Документы по Гнездевскому будут у вас через час, как Лесс окажется на свободе.

И учтите…

— Знаю, знаю: вы умеете защищать своих женщин. Я не Гнездевский, уважаемый граф.

Хотя, хочу заметить, вы своими действиями наживаете весьма серьезных врагов. К

чему вам неприятности получать, лезть в дебри из-за женщин? Мало их,

беспроблемных, что ли? Не молоды ведь вы уже. Авантюры подобного рода больше

юнцам под стать, живучим да прыгучим, а нам, старикам, покой полезен. Тишь,

гладь, размеренность и юная чаровница под боком.

— Я не привык обсуждать свои пристрастия, привычки и планы с кем бы то ни было.

— Конечно. Это так, философское размышление. А нельзя получить документы раньше?

Мы в принципе уже немало знаем и работаем, но дознание шло бы быстрее при вашей

помощи. Не хочется мне упускать сообщников Гнездевского. Боюсь некоторых к

ответу не призвать.

— Хорошо, чем смогу, помогу, но лишь в случае убедительных доказательств о

терпимости по отношению к Лесс.

— Ее сегодня же переведут в полковой госпиталь, в тридцати километрах отсюда.

Ущелье Карапас. Сможете забрать ее через три месяца.

— Я не знаю, что будет через три месяца, как и вы. Но прослежу обязательно.

Разумно — кивнул полковник:

— Что ж, будем считать, договорились? — протянул ладонь для пожатия. Бэф не

без колебания пожал:

— Будем.

— Приятно иметь с вами дело, граф. Через час вас доставят, куда скажете.

— Надеюсь, больше не увидимся.

— Кто знает, граф, кто знает? При вашем-то темпераменте и любви к приключениям

зарекаться от свидания? — вставая, заметил Горловский. Улыбнулся Рицу по

отечески тепло. — И все-таки примите совет: держитесь подальше от сомнительных

связей. Тогда мы точно не встретимся.

Глава 22

Лесс лежала на кровати в одноместной, вполне комфортабельной палате, если б не

ее стеклянные стены. Удобно лишь служащему составу — десять палат — один пост, с

которого видно каждого пациента.

Алиса чувствовала себя мышкой, попавшей в аквариум. Осталось наглотаться воды —

лекарств, что заставляют пить по четыре раза в день под бдительным присмотром

медсестры и дежурного бойца, и пойти на дно — вглубь собственного сознания. Во

тьму мыслей, воспоминаний. А ей совсем не хочется туда. Потому что там горько,

холодно и больно. Там грязь пройденных лет, ошибок, убитые за пустую банкноту

люди, амбиции капитана, разбитые надежды, пепел, оставшийся от веры в свет и

добро. Там мама и Бэф, весь клан ставших ей братьями и сестрами свободных и

вечно пьяных от этой свободы Варн. Иных существ и все же более близких и

понятных, чем любой человек. А еще там живет сожаление о том, что сделано и что

не сделано. И никак ей не понять, о чем жалеет больше.

Месяц, два барахтается она в трясине собственной памяти и бродит кругами от

первого звонка в лицее до последнего трупа в доме `Ромео'. Ее напичкали

транквилизаторами, просканировали, простерилизовали мозг, до полной апатии свели

все физические ощущения. А память, как самое вредное, назойливое насекомое,

живет и здравствует, ширит свои директории, захватывая, словно прожорливый вирус,

не только нервные клетки, но и всю плоскость бытия.

И Лесс знала причину данных метаморфоз, понимала, что нужно сделать, чтоб

избавиться от угнетающего чувства тоски — убить причину дискомфорта, постоянного

третирования любой плоскости ее личности — любовь к Бэф. Но легко подумать, а

как сделать? Ее из сердца, она — в душу, ее из души гонишь, она проникает в мозг

свербит и ноет плачем глупой идеалистки. Давишь ее огромным списком аргументов,

а она на все выдает один контраргумент, перечеркивая разом реестр объективных

фактов субъективным, обиженно-возмущенным — плевать!

Шаг за шагом из угла в угол палаты бродит печаль и считывает тени прожитых лет,

разъедает, растворяет тело Алисы, сжигает душу и стирает озорной блеск в глазах.

Осунувшееся лицо, тяжелый взгляд, угрюмая замкнутость сжатых губ, скудость фраз

и лениво-заторможенные движения — такой Сталеску предстала перед врачебной

комиссией. Получила документы о демобилизации в связи с тяжелым психическим

заболеванием, предписные листы, подъемные и корочки инвалида — лейтенанта запаса.

Ее отвели в раздевалку и кинули пакет с вещами.

Сталеску долго рассматривала сложенную амуницию: брюки, рубашку, армейские

ботинки, личный жетон на цепочке. Медленно оделась, сунула в нагрудный карман

документы, сложила свое нехитрое имущество в вещмешок, попросила сигаретку у

дежурного и вышла на крыльцо.

Зима белыми пятнами снега расписалась на территории военного городка. Серые

стены — ограда периметра, седые вершины гор в окружности, куда ни кинь взгляд. И

солнце, словно в насмешку мрачному настроению, слепящее, яркое.

— Куртку забыла, — вырос за спиной девушки лейтенант, протянул с каменной

физиономией. Лесс взяла.

— Я буду сопровождать тебя на аэродром, на чартер до дома.

Девушка опять кивнула, не поворачиваясь к мужчине.

— Пойдем? Машина ждет.

Лесс кинула куртку на ступени, тяжело опустилась на нее и, неумело закурив,

бросила:

— Покурю и поедем.

Лейтенант не стал перечить. Молча застыл за спиной демобилизованной, зорко

оглядывая окрестности.

Почти весь клан собрался на крыше высотного здания, с которого прекрасно

просматривалась местность. Высокий забор, низкие строения госпитальных корпусов,

КП, ворота, лента дороги, ведущая прочь из низины меж скалами. Пропустить Лесс