Обитель Варн - Страница 100

— А что с делом Гнездевского делать?

— Раскручивай дальше. Бери всех замешанных…

— Тихо может не получиться.

— Знаю, — поджал губы Виктор Николаевич. — Но постарайся. Шум нам не нужен,

но и оставить это дело нельзя. Еще не хватало, чтоб мы покрывали подонков!

Клим кивнул, отворачиваясь: полковник бесспорно прав, но подобных Гнездевскому

во все времена, в любой системе хватало и хватает. Стоит ли из-за мерзавца свою

голову на плаху возлагать?

— Сеть большая, Виктор Николаевич. В заказчиках могут оказаться не простые люди.

— Копай, — разрешил. — Но не вспугни. Что наберешь, отправишь в мой архив.

Компромат на сильных мира сего всегда пригодится.

— Хорошо. Тогда, что будем делать со Сталеску?

Полковник задумчиво посмотрел перед собой, помолчал минуту, взвешивая все за и

против, и выдал:

— А что делать? Не расстреливать же за то, что комара прихлопнула и нам глаза

открыла? Расследование у нас служебное, она, как агент подлежит лишь нашему суду.

Вот как решим, так и будет.

— Может, шум подняться…

— Да, чхать мне на шум! Правильно Лиса сделала! Убила? Превысила полномочия? Да.

Месяц в дисциплинарном батальоне и пусть домой отправляется. А там посмотрим.

Терять такого агента глупо.

— Вряд ли она пригодится нам, Виктор Николаевич. С нервами у нее плохо и другие

показатели хромают. Не потянет несение службы. Слухи пойдут.

— Что предлагаешь?

— Списать, заменив месяц в дисциплинарных войсках, на два в госпитале. Пусть

психиатры ее обследуют.

— Страхуешься?

— Да.

Полковник вздохнул — жаль девчонку, но Клим прав, и кивнул:

— Подумаю. Что Рицу?

— Сидит, молчит. Претензий не предъявляет. Беспокоит меня его спокойствие,

затишье перед бурей напоминает.

— Ничего. Как поговорю с Лисой, так и с ним решим. Не прост граф.

— Выпускать надо, как бы кирпич из посольства не прилетел.

— Каску одень, — отрезал Горловский. — Все, иди. Документы оставь,

ознакомлюсь с подробностями. Ну, Игнат! Кто б мог подумать.

Алиса открыла глаза и резко села на постели. Хмуро оглядела помещение:

стеклянная стена, герметичные двери, масса аппаратуры у кровати, светлые стены —

ясно, изоляционный бокс.

Да, хоть, регби! — поморщилась. Отвратительно на душе и физическое состояние не

лучше. Словно десятилетие в коме провела. Тело онемевшее, ослабевшее. А в груди

боль. То ли сердце ноет от тоски и обиды на хозяйку, то ли фантомные боли от

пулевых ранений. Не пожалел Гнездевский патронов.

Впрочем, что сейчас? Мир праху упыря. Прошли и забыли.

А вот как с Бэф быть? Встретиться бы, извиниться за незаслуженное оскорбление,

подозрение и обвинение. За что высыпала на его голову? Плохо, что не знаешь, то

ли спасибо ему сказать, что воскресил, то ли попенять — зачем?

Так всегда: сделай добро, получишь зло. А злом заплати, добром окупится.

`Прости, Бэф, поспешила я с выводами', - скрипнули зубы: прав ты, чем дальше от

человека, тем крепче вера в святыни. Не понять этого, как ни старайся. Нонсенс,

а факт.

За стеклом появился пожилой мужчина. Прошел в бокс.

— Проснулись? — спросил с отеческой улыбкой.

Лесс хмуро уставилась на него: профессор?

Тот моргнул: да.

— Как самочувствие?

— У мертвых лучше.

— Ну, к чему такой пессимизм? Показатели у вас отличные. Все органы

функционируют в нормальном режиме. Дисфункций не наблюдается.

`Уже исследовали'? — прищурилась Лесс: `Значит, я здесь, как материал для

изучения? Белая мышь? Ну, да, если не человек, значит и достоин отношения, как к

низшему существу, которое не имеет ни чувств, ни взглядов'.

— Начинайте препарировать, профессор, — разжала зубы.

— Кого? — не понял он.

— Меня. Я же теперь…

— Подследственная. Но как любой человек, — произнес с нажимом, сообразив, что

обеспокоило девушку, — должны сначала прийти в себя, а потом отвечать за

содеянное. Вы помните, что произошло?

— Вы про капитана?

— Да.

— Помню.

— Хорошо. Полковник Горловский хотел бы с вами побеседовать…

— Я готова ответить на любые вопросы.

Адам вздохнул:

— Я позову его. Не желаете позавтракать сначала? Или как ваш друг, граф Рицу,

изволите отказаться от пищи?

— Бэф здесь? — не поверила Лесс. Уставилась с тревогой на Зелинского: неправда!

Скажите, что солгали. И поняла, что надеяться не стоит. Сникла, совершенно

расстроившись — только этого и не хватало! — В каком же качестве и как?

— Взят под стражу…

Дверь бокса распахнулась, на пороге некстати появился Горловский, прерывая

беседу. Оглядел девушку и кивнул профессору: оставьте нас, Адам. Зелинский с

сожалением покосился на пациентку и вышел, плотно прикрыв за собой дверь.

Полковник подвинул табурет к постели Лисы, уселся:

— Здравствуй, лейтенант.

— Здравствуйте, господин полковник.

— Как себя чувствуешь?

— Сносно.

— Что так сухо? Помнишь все? — посмотрел с долей осуждения.

— Помню, — не отвела взгляд. Нечего ей стыдиться.

— Н-да. Огорчила ты меня, ничего не скажешь. Поведаешь суть? А то ведь голову

сломать можно в попытке понять. Всем отделом мучаемся.

— Неправда. Наверняка уже знаете почему, за что.

Мужчина хмыкнул:

— Н-да. Часть, но без твоих показаний картинки полной не складывается. Догадки

мне и суду без надобности. Факты нужны. Поговорим?

Странная мягкость в голосе. И отношение заставляет задуматься.

Лиса, не спуская взгляда с лица полковника, настороженно кивнула.

— Начнем издалека? Гнездевский подал докладную о том, что ты дезертировала три