Обаятельный деспот - Страница 12

– Извините меня, пожалуйста, – пробормотала Клер, смущенно поглядывая на Эдварда. – Кажется, я немного погорячилась… – Она осеклась под пронзительным взглядом сапфировых глаз, которые вдруг резко взметнулись к ее лицу.

– Вы действительно верите в то, что сейчас наговорили мне? – спросил Эдвард, медленно приближаясь к Клер. – Прошу вас, ответьте честно, это очень важно для меня!

– Нет. – Она помотала головой для пущей убедительности. – Нет, я не верю, я знаю, что это абсурд! Мне просто… мне просто хотелось вам отомстить…

– За что?!

Вопрос был задан таким резким, громким голосом, что Клер вздрогнула от испуга и невольно попятилась назад.

– В-вы… д-довели меня до слез… – выдохнула она, запинаясь от волнения на каждом слове. – И… мне кажется, что вы действительно испытываете ко мне недобрые чувства! Вы ведь не станете отрицать, что слишком часто говорите мне нелицеприятные вещи? Я провела в вашем обществе меньше двух суток, а вы уже успели несколько раз обидеть меня! Что я должна думать о вашем отношении ко мне?

Эдвард окинул ее долгим, внимательным взглядом и неожиданно улыбнулся: теплой, доброжелательной и немного дразнящей улыбкой, от которой сердце Клер вдруг учащенно забилось. Если бы он всегда улыбался мне так! – внезапно пришло ей на ум, и от этой мысли Клер смутилась. Откуда у нее такие странные, неуместные желания?

Между тем Эдвард подошел к Клер вплотную. Не в силах сдвинуться с места, словно взгляд сапфировых глаз кузена околдовал ее, Клер наблюдала, как медленно приближаются его руки. Вот они коснулись ее растрепавшихся волос, бережно пригладили их… затем легонько прошлись по щекам, отчего те вспыхнули, и легли на плечи.

– По-моему, мы оба вели себя неправильно, с самого начала, – мягким голосом произнес Эдвард, не переставая ласково улыбаться Клер. – Но ведь еще не поздно все исправить! Если, конечно, вы… Клер, вы меня слышите?

– Да-да, – торопливо отозвалась она, с трудом заставляя себя не думать о сильных, нежных руках кузена, лежащих на ее плечах, а также о том, что его мужественное, притягательное лицо находится так близко от ее лица. – Да, Эдвард, я вас слышу, – сказала Клер, прочистив горло. – Вы уверены, что мы с самого начала вели себя неправильно…

– Да, – кивнул он, – и теперь я понимаю, почему так получилось. Вы, Клер, были изначально настроены ко мне враждебно, как к представителю семейства, которое, как вы считали, когда-то отказалось от вас. А я не нашел в себе достаточно терпения и чуткости, чтобы понять вас и не быть слишком требовательным. Вдобавок ко всему у нас обоих не очень уживчивые характеры. Вот и получилось, что за какие-то неполные два дня мы успели несколько раз рассориться и наговорить друг другу кучу гадостей. Мне ужасно жаль, что так произошло, дорогая Клер!

– Мне тоже, – сказала она, с изумлением осознав, что это правда.

– В таком случае, я предлагаю простить друг другу причиненные обиды и попытаться подружиться заново, – сказал Эдвард, внимательно наблюдая за лицом Клер. – Вы согласны, дорогая?

– Не знаю, – честно ответила она. – Вы полагаете, это возможно? После всего, что мы друг другу наговорили, после всех скандалов и оскорблений?

Эдвард ласково рассмеялся.

– Считайте, что это была своеобразная притирка. Конечно, она стоила нам обоим много крови, но что же делать? Ведь назад ничего не вернешь! В любом случае я бы не хотел, чтобы наши отношения прервались или стали отчужденными.

– Наверное, вы правы, – не слишком уверенно отозвалась Клер.

– Значит, вы даете мне шанс?

– Да, – машинально ответила она и спохватилась: – То есть я еще не знаю, я должна подумать!

– Поздно, – безапелляционно заявил Эдвард. – Вы уже согласились, и я не позволю вам сделать обратный ход.

Не давая Клер времени опомниться, он пылко поцеловал ее в щеку, а затем в волосы. Потом схватил за руку и потащил к дверям.

– Пойдем, Клер, пора возвращаться в Хелдман-парк: я обещал матери, что мы проведем ланч вместе с ней!

– Хорошо, – покорно отозвалась Клер.

В эту минуту она была готова согласиться на все, что угодно, так как находилась в шоке от открытия, которое только что сделала: ей необычайно приятно ощущать свою ладонь в крепкой ладони Эдварда.

Следующие три дня прошли абсолютно спокойно. Эдвард держался с Клер так миролюбиво, любезно и предупредительно, что она только диву давалась. Куда подевались его надменность, язвительность, агрессивная напористость? Казалось, рядом с Клер находился совсем другой человек. Такая приятная перемена в поведении кузена очень радовала Клер, но одновременно и тревожила, главным образом потому, что она не могла понять ее причину.

Но еще больше Клер беспокоили перемены внутри нее самой, точнее в ее отношении к Эдварду. Клер больше не испытывала потребности дерзить кузену при каждой удобной возможности, а также скандалить с ним и пытаться задеть его самолюбие. Она вдруг с изумлением обнаружила, что его общество не кажется ей тягостным и неприятным, как было до поездки в Хелдман-хаус. Что-то неуловимо изменилось… но Клер не могла понять, что именно, и эта неразгаданная загадка мешала ей обрести полный душевный покой.

На четвертый день, в воскресенье, Эдвард объявил, что ему пора возвращаться в Лондон. Оказывается, его бизнес находился там, и он проводил в столице гораздо больше времени, чем в своем любимом Хелдман-парке, куда приезжал обычно в пятницу вечером и оставался до вечера воскресенья. Дорога от Хелдман-парка до Лондона занимала где-то полтора часа, и Эдварду было не слишком удобно каждый день проделывать такой путь, да еще и по два раза. Поэтому он купил в столице квартиру: небольшое, чисто холостяцкое жилище, которое обслуживала приходящая прислуга.

При мысли, что она не увидит Эдварда целых пять дней, Клер ощутила внезапный прилив тоски, и это открытие порядком встревожило ее. Совсем недавно она страстно желала, чтобы Эдвард поскорее убрался из Хелдман-парка, оставил их с Джудит вдвоем. А теперь ей не хочется с ним расставаться! Все это наводило Клер на неприятные мысли, которые она старательно гнала от себя. Пожалуй, это даже хорошо, что Эдварду надо уезжать, рассудила она. Несколько дней, проведенных без него, помогут ей привести в порядок мысли и чувства, которые находились в довольно сумбурном состоянии с того момента, как она ступила на британскую землю. К тому же Эдвард собирался заняться в Лондоне не только своими делами, но и делами Клер. А значит, переживать из-за его отсутствия было глупо вдвойне: ведь она, Клер, приехала сюда с конкретной целью, и чем скорее эта цель будет достигнута, тем будет лучше для нее.

Не успел Эдвард уехать, как его мать тотчас завела о нем разговор.

– Кажется, вы все-таки нашли общий язык с моим неуживчивым, властолюбивым отпрыском? – спросила она, посматривая на Клер с откровенным сочувствием.

– Кажется, да, – не слишком уверенно ответила Клер. – Хотя, наверное, правильнее было бы сказать, что это он нашел со мной общий язык. У меня ведь тоже не слишком покладистый характер, если вы заметили.

Джудит рассмеялась.

– Не обижайтесь, дорогая, но, по-моему, вы друг друга стоите. И я думаю, что… это хорошо. Эдвард так привык подавлять окружающих своими тираническими замашками, что общение с человеком, способным дать ему решительный отпор, пойдет ему только на пользу. Однако мой сын вовсе не бесчувственное чудовище, каким может показаться на первый взгляд! На самом деле он достаточно чуткий и отзывчивый человек, просто эти качества оказались задавлены в нем трудными жизненными обстоятельствами. Знаете, когда приходится бороться за выживание, тут уж не до чувствительности.

– Возможно, – улыбнулась Клер, – но я все-таки никак не могу понять, с какими такими трудностями пришлось бороться Эдварду. Разве этот дворец, стоящий целое состояние, и окружающие его земли не перешли к нему по наследству?

– Перешли, – кивнула Джудит, – однако вы даже не представляете, в каком плачевном состоянии находилась усадьба несколько лет назад. Видите ли, дорогая Клер, мой покойный муж Алан, – она сокрушенно вздохнула, – был прекрасным, замечательным человеком, но он не родился борцом. А также не имел ни малейших способностей к коммерции, к бизнесу, у него это просто не получалось, и все. К тому же Алан слишком поздно вступил во владение родовым поместьем, которое его предки старательно разоряли на протяжении последних ста лет. Думаю, мучительное, гнетущее сознание невозможности что-то изменить и привело к тому, что у Алана развилась болезнь, от которой он умер в неполные сорок семь лет.